Сходив в спальню, Гейб принес черную кожаную плетку из тех, что продают в секс-шопах. Он подошел ко мне, остановился, спокойно оглядел с ног до головы, а потом хлестнул по лицу плеткой — с такой силой, что я бы упал назад, если бы телохранитель меня не придерживал.

Щека у меня вспыхнула от боли, пострадавшая сторона лица задергалась. Потом на месте удара выступила кровь. Я чувствовал, как она течет у меня по щеке.

— Вы не прислушались к моему предупреждению, мой юный друг, — негромко сказал Гейб. — Я вам порекомендовал не лезть в это дело, чтобы не столкнуться с последствиями. Вы меня проигнорировали. Я крайне огорчен.

Он налил себе воды из крана в кухне и поднял стакан на свет, чтобы посмотреть, что там плавает. Придя к выводу, что это не смертельно, он сделал глоток, потом еще один. Потом он изящно вытер губы рукавом розового свитера, все еще завязанного у него на шее.

— Похоже, теперь мало кто боится старого Гэбриела Найта, — сказал он. — Его я тоже предупреждал, а он не обратил внимания.

— Письмо, — сказал я. — Вы послали ему то письмо.

— После всех неприятностей, которые он себе устроил, я был уверен, что угроза подействует. Особенно анонимная. Я ошибся.

Он снова дал какой-то знак своему телохранителю. Дверь у меня за спиной открылась, потом закрылась. Здание задрожало от тяжелых шагов: он спускался к машине. Гейб положил плетку на журнальный столик, сел на тахту и скрестил ноги, стараясь не помять складку на брюках.

— Что вам рассказала Конни?

— Правду.

Он рассмеялся.

— Правду? Мой юный друг, я больше сорока лет в шоу-бизнесе. Если я чему и научился, то прежде всего тому, что правда — это то, что тебе хочется считать правдой. Повторяю вопрос. Что она вам рассказала?

— Про вас двоих.

— Что про нас?

— Про ваш роман. Как Ванда застала вас в постели на дне рождения Санни. И как вы с ним из-за этого подрались.

Что-то промелькнуло у него в глазах.

— Понятно. И она не против, чтобы вы написали об этом в книге?

— Она оставила это на мое усмотрение.

— А вы что решили?

— Хотел вас спросить, что вы на этот счет думаете. — Веревка впивалась мне в кожу, пальцы начинали неметь. — Но я, в общем, уже догадался. Наверное, меня вам тоже придется убить.

Он насмешливо улыбнулся.

— Вы считаете, это я убил Артура.

— А зачем бы еще вы стали мне угрожать, связывать меня, использовать на мне свою игрушку?

— Да, я тут выгляжу очень подозрительно, не так ли? — кивнул он.

— Меня только один момент удивляет.

— Всего один?

— Почему? — спросил я.

— Почему? — повторил он.

— Да, почему. Вы тридцать лет назад переспали с его женой. И что? Больше никто не верит в безупречность политиков. Не могу представить себе, чтобы эта история на вас отразилась.

Гейб задумчиво поскреб подбородок.

— Здесь больше поставлено на карту, чем вам приходит в голову, мой юный друг. Мне нужно защищать свой имидж. Я хороший парень из маленького города. Город очень гордится тем, что я там родился. Там живут мои дети от первого брака, мои внуки. Представьте, как это на них отразится. И подумайте о Конни. Она очень хорошо воспитанная, очень старомодная южная красавица. Времена поменялись, а мы с ней — нет. Публика не хочет, чтобы мы менялись. Люди вроде нас не могут себе позволить делать такие вещи, а потом еще и попадаться на глаза десятилетней девочке, последующие психологические проблемы которой всем известны. Именно поэтому это важно.

— Но не можете же вы верить, что это вопрос жизни и смерти. Это же просто имидж. Это не настоящее.

— Разумеется, настоящее. Возьмите газету, мой юный друг. Посмотрите, кто правит страной [59] . Не говорите мне, что это разные вещи. Нет тут уже никакой разницы. — Он поднялся на ноги и зашагал по комнате, сложив руки за спиной. — Хотел бы я знать, что с вами делать. Я могу целый день вас бить. Могу предлагать вам деньги. Но я не отговорю вас от публикации этой истории про нас с Конни, это я уже вижу. Вы моралист, потрепанный жизнью моралист, который нашел себе повод для крестового похода. Повод так себе, но ничего серьезнее вы в последнее время не встречали. Вас так легко с курса не собьешь, я прав?

— А может, и вообще не собьешь.

— Плюс, я так понимаю, вы с Вандой…

— Что — мы с Вандой?

— Не ершитесь, я имею право спросить. Я, знаете ли, ее крестный отец. Это еще больше осложняет для меня ситуацию. Не хотелось бы ее задеть.

— К вашему сведению, она за то, чтобы открыть правду.

— Да? Это интересно.

Он еще пошагал по комнате, потом резко подошел к двери, открыл ее и вышел наружу. Здание снова затряслось — телохранитель поднялся обратно наверх.