Молодой господин через посвященную передал Ямагами просьбу исцелить слугу, однако тот согласился неохотно.

– Но это нам не поможет. Нужна сила не чудовища, но божества Ямагами.

– А какие отношения у посвященной с Ямагами?

– Я сам толком не понимаю.

Молодой господин озадаченно посмотрел на вершину горы.

– После возвращения она ведет себя с ним как мать с сыном. И что самое странное, Ямагами, с которым она обращается как с ребенком, действительно словно превратился в малое дитя.

Надзукихико говорил будто сам с собой.

– Когда я увидел его впервые, он был похож на обезьянку-оборотня. Я как-то слышал, что нечеловеческими сущностями нас делают не наши способности, а наше осознание себя таковыми.

– Что?!

Масухо-но-сусуки не понимала, о чем говорит ее господин, но уловила, что сущность того пугающего чудовища проявляется по-разному.

– Выходит, самое главное – воля Ямагами. Поэтому мы должны так попросить его, чтобы он поверил, что нужен нам. Искренне, от всей души. Думаю, ты лучше меня подходишь для этого. Пойдешь с нами?

Она кивнула, еще не успев дослушать.

– Пойду.

– Судя по его поведению, сейчас тебе не грозит никакая опасность.

– Не стоит меня недооценивать. Я все равно пойду, даже если это будет опасно.

Молодой господин хотел было что-то сказать, но Масухо-но-сусуки продолжила:

– Даже если со мной что-то случится, я сама приняла это решение. Как и Сумио, как другие Ямаути-сю, как и вы, я иду туда, полностью осознавая все возможные последствия.

Молодой господин удивленно взглянул на нее, но потом широко улыбнулся – она давно не видела его таким довольным.

– Как можно недооценивать тебя? Что ж, рассчитываю на твою помощь.

– Надеюсь быть полезной.

И пусть это было не ко времени, они улыбнулись друг другу.

У нее вдруг мелькнула мысль: а ведь они могли бы стать хорошими супругами. Когда-то она всем сердцем стремилась занять место жены наследника и не сомневалась, что все так и случится, но именно теперь ей показалось, что у них все сложилось бы. Какая ирония.

И все же… нет, ничего не будет. Молодой господин не предложил ей стать его наложницей, и она сама тоже об этом не заговаривала. Она не знала, что думает Надзукихико, однако ей казалось, что он придерживается того же мнения.

Возможно, наследник и не осознавал этого, а все-таки он любил Хамаю всем сердцем, и Масухо-но-сусуки испытывала к ней те же чувства. Поэтому ей было ужасно грустно вспоминать так и не открывшуюся дверь.

На следующий день Масухо-но-сусуки направилась к Кин-мон, сопровождая Сумио, которого несли на татами. Их провожал Акэру. Он хотел пойти вместе с ними, но получил приказ оставаться в Ямаути.

– Сестрица, прошу вас, умоляю, будьте осторожны.

– Конечно. Я все понимаю.

Акэру выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Он взглянул на Тихаю, который собирался идти вместе с Масухо-но-сусуки на священную землю.

– Тихая, ты ведь тоже понимаешь.

Тот молча поднял в ответ руку.

– Идемте, – приказал молодой господин, и Ямаути-сю подхватили татами.

Масухо-но-сусуки прошла вместе со всеми мимо обломков заграждения, которое так и не починили, и впервые шагнула за окаменевшие ворота Кин-мон. В ту же секунду девушка почувствовала, как изменился воздух. Стало прохладно, однако вместе с тем дышать было трудно и казалось, будто воздух здесь плотнее, чем в Ямаути.

В полукруглом помещении, похожем на огромный зал, их ждала девочка. На вид ей было лет пятнадцать, не больше, а за ее спиной, словно пытаясь спрятаться, стоял ребенок. Тут Масухо-но-сусуки поняла, зачем Надзукихико решил привести ее сюда.

Если она не ошиблась, то ударил молнией по гвардейцам и наложил проклятие этот самый малыш. Она слышала, что Ямагами – морщинистое чудовище, похожее на обезьяну, но, к ее удивлению, он оказался обычным мальчиком, которому нет еще и десяти лет.

Глаза темные, и все же он необычно красив. Пухлые щечки нежно-розового цвета сакуры, шейка тоненькая, хрупкая, еще совсем не мужская. Однако черты лица хоть и казались детскими, но не выглядели женственно. Брови и глаза говорили о силе характера, по плечам рассыпались серебристые волосы, словно сотканные из лунного света.

Было очевидно, что он со страхом смотрел на Сумио, которого сам же чуть не убил. Съежившись, он цеплялся за посвященную. Та, напротив, не обращала на это внимания и выглядела совершенно спокойно. Не особо красивая, но и не уродина. Наверняка улыбка сделала бы ее личико милым, и все равно это была самая обыкновенная девочка, каких встретишь где угодно.

В то же время ее окутывала совсем не обычная атмосфера. Раздумывая над тем, что не так, Масухо-но-сусуки поняла: у посвященной особенный взгляд. Увидев Сумио, она не рассердилась, а, кажется, чуть не плакала – и плакала не так, словно смущалась при виде тяжелораненого, а как мать смотрит на то, что натворил ее ребенок, и винит себя, бледнея перед масштабом проступка. Она очень молода, а глаза у нее не девочки, но матери.