«Мне необходимо домой! Боль становится невыносимой, а таблетки я не взял». Приступы давно не мучили его, но, видно, от волнения, от нахлынувших воспоминаний детства (а в основном из-за лишнего алкоголя) снова пошли волны – предвестники недуга. Все вокруг виделось вспышками, слышалось отрывками и повторами.

«Мое тело принадлежит мне, мои мысли ровны и спокойны, я не обижаюсь на свое детство!» – эти фразы он придумал сам, когда видения из прошлого мешали жить.

У ворот не было ни желтого «ягуара», ни синей «шкоды». «Уехали! Макс – предатель!» Мысли путались, сознание входило в темный туннель пограничного состояния. Заметив в зарослях шиповника потрепанную малиновую «девятку», он, не думая о последствиях, дернул за ручку. Дверца открылась и пустила его в убогую, пропахшую чужими вещами душную кабину. «Я ее брошу на трассе, лишь бы выбраться», – мозг, готовый взорваться в любую секунду, смело решил судьбу автомобиля. Отчаянно заурчав, мечта бандитов из девяностых довольно резво сдвинулась с места. Виктор как в тумане видел, что на поляне возле бассейна рабочие устанавливают, словно огромное рыхлое облако, белоснежный свадебный шатер. Следующий фрагмент вспышкой показал «газель» с логотипом телевизионной башни.

Однако вспышки не помешали ему благополучно доехать до трассы, заглушить и оставить свою спасительницу одну возле обочины.

Он не помнил, как оказался в своей квартире. В тот роковой час в комнате было тихо: диван с шифоньером не спорили. Голова не болела. Часы показывали, что уже наступила ночь. По комнате летала муха. Очнувшись от зимней спячки, она нагло жужжала и металась из угла в угол. Окно было открыто, но ей, не по-весеннему упитанной, не хотелось покидать жилище человека. «Жирная муха – к покойнику», – всплыла старинная примета в его отдохнувшем мозгу.

Он попытался пробиться к Рите. «Набранный вами номер не существует», – металлическим голосом занудно всякий раз отвечал робот. Телефон друга тоже молчал, но пока Виктора это не тревожило и не удивляло, даже был рад отдохнуть от назойливой невесты. Сварил кофе. Благородный аромат вмиг преобразил неказистую действительность, и Виктор растянулся на диване. Ему стало тревожно только после того, как непрошеная гостья надумала приземлиться на край его любимой чашки. Маленькая, хрупкая, она вмиг полетела в раковину – изящная фарфоровая посудина взвизгнула и раскололась на две равные половинки.

Тоска и беспомощность, медленно подбираясь, окутывали мысли и обездвиживали конечности. Вялый и надломленный, Виктор бессмысленно переключал телевизор. Почему той ночью «пузатый» как взбесился и показывал только башкирские новости, пестрившие всякой белибердой. Диктор одного из местных каналов с легким акцентом вещала: из неврологического интерната пропали бабушки; на кладбище оскверняют и воруют памятники; известный питерский журналист Рольф Вигман своими разгромными статьями «Детская площадка для чиновника», «Война дворов», «Убийственное место для парковки» наводит порядок в столице Башкортостана. Дикторы, рассказывая совсем неинтересные, неактуальные новости, почему-то обязательно были картавыми, словно был для них, дикторов, какой-то специальный отборочный тур под названием «Кто лучше всех не выговаривает буквы».

На одном из каналов светской хроники мелькнуло лицо Риты. Виктор не удивился. Невеста любила участвовать в разных тупых шоу «Давай разведемся» или «Давай заведем собачку», где обсуждалась чушь маразматического характера. Любительнице блистать таланта Бог не дал, и передачи такого типа были для нее, девицы с финансовыми возможностями, спасением. Телевизор показал дом, где он еще вчера принимал гостей, точнее, имея статус жениха, вместе с невестой выпроваживал чванливое семейство. «Так-так, значит, все ж таки были репортеры», – обрадовался он, принимая гордую позу. Маргуша, весело щебеча, демонстрировала поляну с шатром. Виктор задумался: «Зачем так рано устанавливать этот нелепый чум, если церемония через месяц?» И вдруг с экрана, взятый крупным планом, на него посмотрел какой-то хлюст в смокинге и бабочке. Обнимая и целуя Риту, он вещал на всю страну как стрелы Амура вонзились в его сердце. А еще этот ублюдок сказал, что их неземная любовь скрепится узами Гименея в это воскресенье.

Виктор в злобе захотел вывернуть шифоньеру скрипучие створки, но перестал чувствовать свое ватное тело, надумал закричать, но спазм сдавил горло. Мысли, опережая друг друга, рисовали коварные картины предательства.

Гулким эхом разлетелся по дому звук хлопнувшей двери. Лихорадочно бьющееся сердце все же вытолкнуло его из душной квартиры. Придя в себя, понял: «Опять длинный продырявил штанину и выскочил». «Длинным» он называл ключ, который частенько терял. Лишь разряженный телефон остался в потных от напряжения ладонях. Во дворе, как назло, никого не было. Темную улицу освещал одинокий тусклый фонарь. Неожиданно ночную тишину нарушил рокот мотоцикла. Молоденький парнишка, бросив свою модную игрушку на асфальт, кинулся в кусты. «Ну что ж, машину я уже угнал!» – подумал Виктор, решительно садясь в седло резвой «лошадки». Сначала слегка повело в сторону, но он вырулил и, оставив за собой клуб едкого дыма, помчался по мрачной улице Черниковки.

Он гнал и чувствовал, что холодный ветер грубо треплет густую шевелюру и безжалостно расплющивает красивое лицо.

– Открой, урод, ты дома! – Виктор неистово долбил по двери. За ней, за тонкой преградой, был его друг, единственный верный друг, который, зная всю историю его жизни, не мог, не имел права быть предателем! И вот, когда Виктор уже отчаялся, дверь сжалилась и распахнулась.

Макс, огромный, надежный, втянул его в узкий коридор и прижал к ледяной стене. Быстро, не давая опомниться, начал говорить то, что так боялся услышать расчетливый Виктор.

– Я тебе ничего не скажу.

На кухне очередная девица пыталась покорить любовника кулинарными шедеврами – смесь едких канцерогенов, сливаясь с дешевым парфюмом, отравляла воздух маленькой хрущевки. Доносились женская нецензурная брань и звуки пустых падающих бутылок.

– Мне предложили деньги! Хорошие деньги! Все, выметайся! – Максим был краток. Открыв дверь, он выставил друга в подъезд.

– Этого не может быть. Это сон, дурной сон. Я проснусь, и все будет как прежде, – твердил Виктор.