— Хорошо, — не отрываясь от чтения, ответила Бардо.

Всю дорогу Мари оставалась неразговорчивой. Она проводила свои дни на носу корабля за какой-то книгой, Руп даже не знал, где она взяла её. Вечерами Бардо регулярно чистила и полировала свою шпагу, держа осторожно, словно ребёнка. Не забывала она и наведываться в корабельный бар.

Руперт же завёл много знакомств, пока общался с матросами и попутчиками. К своему удивлению, он также узнал, что «Вестница радости» могла вместить почти тысячу тон угля, а в случае экстренной ситуации вместо ремонта пробоины и откачки воды команда просто затопит противоположный отсек. Но больше всего Руп полюбил сидеть у бортов. Он наслаждался пейзажами и глядя на каждый новый кусочек берега хотел взяться за холст и краски. Он бы размашистыми мазками изобразил открывшийся перед ним простор, круговыми движениями распушил облака и малой кистью уточнил детали. Но с собой у Рупа имелся лишь дневник брата и один карандаш. Он сделал несколько набросков, но увлекаться не стал, вместо этого, он решил наслаждаться видом, чтобы прочувствовать увиденное и по возвращении написать широкое полотно.

Мощный низкий гул прошёлся вибрацией по костям Руперта и унёсся вдаль, на целые километры. До порта оставалось совсем немного, и пассажиры уже начали выходить на верхнюю палубу со своими чемоданами. Свивер подготовил свои вещи, но не нашёл Мари. Руп направился в бар и не ошибся: Бардо сидела перед стойкой, опустошая бутылку креплёного вина.

— Ты когда успела? — удивился Руперт. — Недавно ведь в носу сидела. Пойдём, надо собрать вещи, скоро уже причалим.

Мари подняла на Свивера свои красные влажные глаза.

— Ладно, пошли.

— Ты не в первый раз такая, причина та же, что и у меня во дворе?

— Руперт… — выдавила Бардо. — Сваринно не соврал насчёт племянницы.

Шмыгнув носом, она оставила на стойке деньги и направилась к себе.

На причале собралась толпа: одни сидели на своих чемоданах и ждали, когда «Вестница» отправится в обратный путь, другие готовились разгружать трюм, но первыми на борт поднялись пограничники. Люди в форме опросили каждого пассажира и досмотрели багаж. Идея с костюмами сработала, клинки даже не стали расчехлять.

Когда Свивер наконец ступил на причал, из толпы послышался знакомый голос с болунтурским акцентом:

— Рупэ-э-эрт! — среди ожидающих показалась смуглая рука. — Ас-саляму алейкум!

— Салам-алейкум, Басбек, — улыбнулся Руп.

К путешественникам подошёл смуглый мужчина — невысокий, с густой чёрной бородой и красно-белой клетчатой куфией на голове.

— «Ва-аляйкуму с-салям» надо отвэчать, сколько тэбе объяснять? — Басбек заметил пошатывавшуюся Мари. — Это хто, твая жена?

— Не стал бы я жениться на такой грубиянке и пьянице. Это Мари, она археолог.

— Эх, белая-белая, как смэрть. — Басбек вскинул палец. — Или как Свэт! У вас ведь Смэрть чорный.

— Как сам? — спросил Руп, направившись прочь от толпы. — Как жена?

— Которая? У мэня их тэперь тры, — ухмыльнулся Басбек. — Тэби давно нэ было Рупэрт.

— Они здесь? — Свивер держал чемодан перед собой, расчищая путь сквозь толпу.

— Нэ-э-эт, оставил дома, в Бакшулыде. И так мнэ всю голову исклевали, нэзачем их с собою таскать.

— А как твоя лавка знахаря?

— Эх, Рупэрт… — махнул рукой Басбек. — Я хочу больницу открыть. И я нэ буду работать одын, у мени есть ученики, они сэйчас за лавкой присматривают. Только прэдставь: хорощая, настоящая больница посрэди этой пустыни! Я даже женился в трэтий раз из-за этого. Её отэц — большой человэк, он бы помог мени… но здесь дрэмучий народ, Рупэрт! Почти никто из них даже ныкогда нэ был в нормальной больнице! — По ходу рассказа знахарь широко жестикулировал, едва не задевая руками прохожих. — Вот взять моего соседа. Помэр в прошлом году от горячки. Когда я пропъсал ему диету и лэчил его травами да настоями, он был доволэн. Но этого было мало! Я прэдложил ему уколы… Так этот дурак испухался, запэрся и велел жене нэ впускать мени. Упрямэц помэр четырэ мэсяца назад. Вот как тут лечить людэй?!

— Просто они не готовы, — вклинилась в разговор Мари. — Они никогда этого не видели. Им нужно постепенно показать, что это работает.

— Точно! Начни сперва просто работать в больничном халате, а таблетки давай в толчёном виде. Да хоть вперемешку с травами, — подхватил Руп. — Главное не торопиться: годик-другой, и люди привыкнут.

— А это мысль… — призадумался знахарь.

— И люди тебе доверятся, и больницу откроешь.

— И карманы мои будут звэнэть! — вскинул палец Басбек.

Руперт познакомился с болунтурским медиком ещё в Иккаселе. Басбек приехал учиться на врача и ради сдачи экзамена по анатомии записался к Свиверу на уроки карандашного рисунка. Они сдружились и навещали друг друга уже после отъезда Басбека.

Троица наконец покинула порт и направилась вглубь шумного города. Знахарь вёл их узкими улочками, не больше метра в ширину. Приходилось прислоняться к стенам, чтобы разойтись с другими прохожими, тут и там Руп видел ослов и велосипедистов, а вот машин в Гаю-Карас не было из-за слишком плотной застройки. Кругом слышались голоса зазывал и уличных торговцев, ругалась пожилая пара, бегали и смеялись дети. На пути троицы встретились двое ездоков на ишаках, что кричали друг на друга, достав кинжалы. Однако никто и не думал их разнимать. Свивер уже видел столь эмоциональный метод общения и значения не придавал. Народ Болунтура обладал горячим нравом, но в то же время оставался мирен.