Полуторачасовая цветная постановка ”Луны и гроша” потребовала огромных затрат — один только Оливье должен был получить свыше 90 тысяч долларов. Найти организатора такой дорогой программы оказалось непросто, и в результате спектакль появился на телеэкранах только через десять месяцев после окончания съемок. В телевизионной роли, на этот раз бесспорно импонировавшей широкой публике, Оливье получил такие хвалебные отзывы, какие едва ли выпадали прежде даже на его долю. ”Ньй-Йорк Таймс” провозгласила постановку ”грандиозным свершением”; критик ”Нью-Йорк Геральд Трибюн” назвал ее ”самым близким к совершенству драматическим произведением из когда-либо сделанных на телевидении… не хватает эпитетов, чтобы описать незабываемую прелесть этого спектакля, и особенно сэра Лоренса Оливье: выдающийся мастер, он играет своего списанного с Гогена героя с блеском и притягательной силой, не имеющими себе равных в анналах телевидения”. За эту работу он получил несколько наград, в том числе ”Эмми” — телевизионный аналог ”Оскара” — за лучшую роль года в односерийной постановке.

Это был лестный успех для актера, не имеющего опыта работы на телевидении. К сожалению, в конце 1958 года оставалось еще много времени до появления всех этих вдохновляющих рецензий и премий, а сняв первую пробу, он не почувствовал к телевидению ровно никакого аппетита. Между тем противоядием от острого чувства разочарования, связанного с Макбетом”, служило для него состояние предельной занятости. В результате последовал мощный взрыв активности, которая, если не считать роли в английском телевизионном спектакле и обещания сыграть в новом году в Стратфорде, носила откровенно коммерческий характер. Он принял предложение Керка Дугласа играть второстепенную роль в “Спартаке” — помпезном фильме о восстании гладиаторов в 73-71 годах до н.э. Он согласился воспроизвести в кино своего Арчи Райса. И по чистой случайности они с Вивьен получали неожиданно большие доходы от своих вложений в спектакль “Реветь по-голубиному”, который давал полные сборы в Вест-Энде уже второй год подряд, несмотря на резко отрицательные отзывы критики.

В ноябре 1958 года, ко дню рождения Вивьен, которой исполнялось сорок пять лет, они вполне могли купить “роллс-ройс” за 7 тысяч фунтов, а два дня спустя закатить в Мейфэрл роскошный прием на сто персон в честь Лорен Баколл. В это время мисс Ли пользовалась большим успехом в роли Паолы в “Битве ангелов" — обработке пьесы “Для Лукреции” Жана Жироду, осуществленной Кристофером Фраем. Она мечтала сыграть леди Макбет в кино, но желание это не осуществилось, и в ее кинематографической деятельности наступил перерыв: с “Глубокого синего моря” (1955) и до “Римской весны миссис Стоун” (1961) она не снялась ни в одной картине. Эта блистательная звезда экрана, актриса, способная более, чем кто-либо другой, доставить истинное наслаждение в амплуа неотразимой субретки, по-прежнему жаждала более возвышенных театральных ролей. “Я предпочла бы славу Эдит Эванс, а не Греты Гарбо”, — говорила она. Подавляющее большинство из легиона ее поклонников охотно согласились бы видеть ее такой, какой она была на самом деле — элегантной, веселой и бесконечно женственной.

Впервые в жизни Вивьен и сэра Лоренса, которым всегда удавалось координировать свои ангажементы, настал момент, когда их рабочие графики влекли за собой длительные разлуки. Пока он находился в Америке, она была занята в вест-эндском спектакле. Когда его ждал Стратфорд, ей пора было возвращаться на лондонскую сцену в “Присматривай за Лулу” — пьесу Ноэля Коуарда по мотивам знаменитого французского фарса “Займись Амелией” Жоржа Фейдо. Ко времени его возвращения в Лондон она должна была уехать на гастроли за границу. Для них начался мучительный период — год, в течение которого оба пытались приспособиться к странному состоянию полуреального, ущербного брака без партнера.

Фильм “Спартак”, а скорее, обещанный гонорар (250 тысяч долларов), впервые со времен “Керри”, снятой восемь с половиной лет назад, привлек Оливье в Голливуд на продолжительный срок. Он провел там почти шесть месяцев, и, если бы не соседств нескольких старых друзей, таких, как Макс Адриан и Роджер Ферс с женой, ощущение одиночества могло стать почти невыносимым. Иногда его приглашали на приемы, а на вечере в честь возвращения в Голливуд Ингрид Бергман, собравшем всех звезд, Оливье так лихо отплясывал с Анитой Луис, что Джон Уэйн вознамерился пригласить ”сэра Ларри” на главную роль в своей картине ”История Фреда Астера”. Но такой беззаботный отдых был редким исключением.

На следующий день после приема в честь Бергман состоялась очередная церемония вручения “Оскаров”, и можно было простить ироническую улыбку, появившуюся на лице сэра Лоренса, когда его закадычный приятель Дэвид Нивен бросился (да так стремительно, что споткнулся и упал) получать награду Академии киноискусства лучшему актеру года — первую за двадцать пять лет своей работы в кино. Однажды на аналогичной церемонии сэр Лоренс саркастически заметил репортерам: ”Вообще-то я не одобряю все эти призы актерам, если только не получаю их сам”. Но в данном случае он искренне радовался за Нивена, невзирая на то, что последний завоевал “Оскара” в роли, первоначально предназначавшейся Рэттиганом самому Оливье.

Между тем английскому актеру, которого называли величайшим на всем земном шаре, “Оскара” не присуждали со времен “Гамлета” (1948), и сейчас он был обречен на какое-то второстепенное место в голливудском зрелищном фильме. Некоторые критики находили просто смехотворным то, что скромную роль римского военачальника Марка Красса играет выдающийся титулованный актер. А когда Ричарда Бартона, бывшего кумира юных зрительниц “Олд Вика”, спросили, какой главный урок он извлек из своего опыта работы в кино, он ответил: “Вот какой. Если собираешься сниматься в ерундовом фильме, будь в нем номером первым. Я все время твержу об этом Ларри Оливье. Нельзя играть маленькую роль в “гиганте” вроде “Спартака”, как он только что сделал. Во время съемок у Ларри была гримерная вдвое меньше, чем у Тони Кертиса. И денег он получил почти вдвое меньше, чем Кертис. Так вот, это смешно. В Голливуде надо проявлять чванство. Отправляясь туда, я требую два “кадиллака” и лучшую гримерную. Конечно, я этого не заслуживаю, но там это производит впечатление”.

Участие Оливье в съемках “Спартака” граничило с мазохизмом. Он не сумел добыть полутора миллионов долларов на “Макбета”, а теперь снимался в гигантской исторической киноэпопее сомнительных достоинств; в фильме было занято 8 тысяч человек, он стоил более 10 миллионов долларов и требовал непомерных затрат времени. По поводу графика съемок, которым не видно было конца, Джин Симмонс заметила: «Над “Спартаком” работали столько, что этого могло хватить на всю жизнь. Знаете, после того, как мы снимали уже год, Керк Дуглас прислал мне бутылку шампанского с короткой записочкой: “Надеюсь, второй год будет для нас таким же счастливым, как и первый”.