В начале урока учитель шутливо сказал:

— Пусть сын высоких гор расскажет нам о событиях, происходивших в Кербеле.

Я рассказал о том, что младший брат имама Гасана — имам Гусейн, живший при Муавии в изгнании в Медине, откликнулся на зов сторонников своей семьи. Покинув Медину, он двинулся к Куфе, чтобы соединиться с ними. Имама Гусейна преследовали омейядские всадники, которые окружили преследуемого у Кербелы. Десять дней Гусейн, сопровождаемый небольшим, плохо вооруженным отрядом своих сторонников, надеялся, что случай выручит его. Командующий халифским войском хотел вынудить отряд Гусейна сдаться без боя. Но они упорствовали. Завязался бой четырехтысячного войска халифа с маленьким отрядом Гусейна. Весь отряд во главе со своим предводителем был разбит наголову.

Гюльмали Джуварлинский поблагодарил меня и сказал, обращаясь ко всем:

— Не стану что-либо добавлять к рассказу Будага. Подумайте сами над тем, что услышали, а ты, Будаг, — над тем, что прочел.

Когда же я хотел вернуть учителю книгу, он сказал, что дарит ее мне.

В школе постоянно ощущался недостаток продуктов. Муслим Алиев очень рассчитывал на то, что бакинские товарищи не оставят нас в беде, и поехал в Баку просить о помощи.

Эта поездка коренным образом изменила положение дел в школе. Увеличилась норма хлеба для слушателей, наладили снабжение мясом и маслом. Кроме того, школе выделили пятьдесят овец. Руководство школы решило, что лучше всего нанять чабана, который бы неотлучно был при отаре. И знали бы вы, кто пришел наниматься на работу к нам! Мой старый друг Керим, с которым мы подружились еще в Эйвазханбейли, а потом пасли вместе скот и в Учгардаше!..

Не было предела нашей радости. Мы обнялись и расцеловались, как братья. Керим рад был за меня, но ему тоже не терпелось начать учиться. Я сказал об этом Гюльмали Джуварлинскому.

— Послушай, Керим, если ты будешь хорошим чабаном для нашей небольшой отары и овцы доживут до весны, то я засчитаю тебе это за вступительный экзамен в нашу школу, — пошутил он.

Керим серьезно отнесся к словам учителя. Днем он пас овец на тех склонах гор, где еще сохранилась трава; ночью же загонял их во двор соседнего дома, разрушенного во время распрей между армянами и мусульманами.

В комнатах брошенного дома Керим устроил нечто вроде загона для овец, а в одной из комнат занимался сам, готовясь к поступлению в нашу школу. Когда выпадала свободная минута, я забегал к Кериму, чтобы помочь ему.

И в партийной школе дела пошли на лад. Из Баку Муслим Алиев привез любопытную новость: успешно окончившие шушинскую партийную школу будут направлены в Баку, в Центральную тюркскую партийно-советскую школу. Я не сомневался, что окончу школу одним из лучших. Мечты о том времени, когда поеду в Баку учиться, не давали мне покоя! Скорей бы!

Начало 1923 года в Шуше ознаменовалось сильными морозами и снегопадами. Три дня подряд валил снег. Замело все дороги в округе. Казалось, что нас отрезало от остального мира. Даже до овчарни, устроенной Керимом в соседнем доме, не так-то просто было добраться. Несколько часов подряд, выйдя с лопатами на улицу, мы прокладывали путь в нижнюю часть города, чтобы привезти оттуда хлеб. Вот когда мы добрым словом вспомнили бакинских товарищей, которые выделили для нас полсотни овец. Если бы не овцы, нам пришлось бы затянуть потуже ремни. А так через день повар резал одну овцу и готовил нам вкусные, сытные обеды.

Ежедневно-дежурные расчищали дорогу в центральную часть города. Несмотря на сильные морозы и недостаток топлива, занятия в школе шли своим чередом. Программа занятий была очень насыщенной, многим не хватало подготовки, поэтому мы занимались с утра и до вечера, боясь потерять хоть час драгоценного времени.

Особенные трудности у многих вызывала подготовка к урокам по теории марксизма. После этих занятий мы сами понимали, что наш кругозор расширяется день ото дня. Среди нас не было ленивых, каждый понимал необходимость того, чем мы занимаемся, каждый стремился узнать побольше.

Уже к концу февраля руководство уездного комитета партии и директор школы решили, что мы вполне готовы к чтению лекций среди населения. Меня направили в женский городской клуб, заранее оговорив, что я буду касаться вопросов женского равноправия, а также положения женщины в семье. Говоря честно, я не очень представлял себе, о чем конкретно буду вести речь. Но приближался Международный женский день, и выступление мое было не за горами.

Женский клуб помещался в одном из зданий, расположенных в центре города. Меня встретил полнеющий мужчина с холеным лицом, на котором читалось самодовольство. Он пригласил меня в переполненный зал. Множество женских лиц было открыто, но были и такие, кто прятал лицо под чадрой.

Директор клуба спросил, кто я такой и о чем буду говорить. У меня похолодело внутри, но делать было нечего — я шагнул к трибуне и посмотрел а зал. На меня глядело множество глаз. Как они смотрели! В них можно было увидеть и боль, и удивление, что вот, осмелились прийти сюда, и интерес к необычности происходящего, и приветливость, вообще свойственная женщине, если, конечно, она не такая, как Джевдана-ханум. Некоторые глаза сверкали из-под чадры, надвинутой по самые брови и прикрывающей рот и подбородок.