Шрифт:
Керим побежал за врачом, которому объяснил, кто я такой и что со мной происходит. Врач тотчас явился.
И снова меня взяла в плен болезнь. Сколько их уже было в моей жизни! И как в прежние разы, она свалилась на меня в самый неподходящий момент — накануне поездки в Баку!
Задумавшись над тем, отчего это все происходит, я обнаружил странную закономерность: чаще всего я заболевал в конце августа. Начало осени для меня — самый трудный период.
В больнице, куда меня направил врач, внимательно отнеслись к моим суждениям о регулярности повторения болезни, на сломе лета и осени. После осмотра врачи все записали и долго совещались по этому поводу.
Но так или иначе, лишь семнадцатого октября я начал ходить по застекленной веранде больницы.
А жизнь шла своим чередом. Закончились занятия на курсах повышения знаний для учителей сельских школ. Ко мне пришли Ильдрым и его приятели, с которыми мы пировали у Дашалты. Они попрощались со мной и пожелали здоровья. Чем еще они могли помочь мне?
Потом я начал получать письма от Керима из Ханкенди, куда теперь перевели нашу тушинскую партийную школу. С недавнего времени перестал существовать Шушинский уезд, главным городом уезда стал Ханкенди, расположенный в десяти километрах от Шуши, по дороге на Агдам. Раньше в Ханкенди располагался штаб русских войск, квартировавших на Кавказе, а потом штаб Красной Армии. Вскоре Ханкенди (его еще называли Штабом) переименовали в Степанакерт — в честь борца бакинской коммуны Степана Шаумяна; уезд вместе с близлежащими селениями и городками выделили в особую Нагорно-Карабахскую автономную область со столицей в Степанакерте.
«Брат! Пусть твои болезни перейдут к твоим врагам! Ведь ты не должен болеть, потому что ты хороший человек. Пусть болеют плохие люди. Если бы в тот злополучный день ты послушался меня, то и не случилось бы всего этого. Меня приняли в школу! Половина наших учителей — азербайджанцы. Директор — армянин.
Хвала аллаху, что свел мои жизненные пути с тобой. Ты так хорошо подготовил меня, что я занимаюсь не только не хуже, но и лучше многих в нашей школе.
Твой брат Керим».Я радовался за Керима. А что занятия в Центральной тюркской партийно-советской школе идут без меня, наполняло мое сердце тоской и горечью.
«Как будет дальше?» — эта мысль не оставляла меня ни на минуту.
Однажды, когда я уже гулял не только по застекленной веранде, но и в больничном саду, ко мне пришли Имран и Гюльбешекер. Мехмандар-бек, который работал в этой больнице, сказал Дарьякамаллы, что я болею, и она рассказала Гюльбешекер.
Имран заметно постарел. Одежда болталась на нем, взгляд тусклый. Гюльбешекер тоже изменилась, но к лучшему: пополнела, похорошела, движения ее были плавными, медлительными. Она рассказала мне новости: у Дарьякамаллы родился сын, а Гюльджахан ожидает ребенка. О Вели-беке и Джевдане-ханум ничего не рассказывала, а я не спрашивал.
Имран с женой принесли мне небольшой казан, накрытый тарелкой, в котором был плов с цыплятами. В отдельной салфетке завернута зелень, в бумажных кулечках соль и перец. В чистом полотенце — чурек, свежий, горячий, только что из тендыра.
Я очень обрадовался, когда увидел Имрана: столько лет мы были рядом! Да и все, что они принесли, было как нельзя кстати: я выздоравливал, а больничной еды мне не хватало.
Гюльбешекер еще несколько раз навещала меня и каждый раз приносила вкусную, горячую еду: то голубцы, то жареного цыпленка, то еще что-нибудь.
Иногда я задумывался над тем, куда я денусь после больницы. В Шуше мне теперь негде жить, ибо школа переехала, Имран жил в доме Вели-бека… Он, вероятно, приютил бы меня на короткое время, если бы у него была вторая комната… К Гюльджахан или к Дарьякамаллы я не хотел обращаться с просьбой. Как бы обе они хорошо ко мне ни относились, не хотелось идти на поклон в дом купца или бека.
В одном из последних писем Керим прислал мне немного денег. После некоторого раздумья я решил отправиться сразу же в Степанакерт. Расстояние от Шуши до Степанакерта небольшое, в прошлом я не раз одолевал этот путь пешком, но я вынужден был взять фаэтон — за время болезни сильно исхудал и ослаб.
Десять километров по горной извилистой дороге пролетели незаметно. Вот и знаменитый мост, а вскоре фаэтон остановился у здания партийной школы.
Слушатели были на занятиях. Мне пришлось немного подождать, пока не объявят перерыв.
Не передать словами, как мне обрадовался Керим, мы обнялись и расцеловались. Я был счастлив, что вижу его.
— Ты, наверно, хочешь есть? — спросил меня Керим. — Прежде всего давай…
— Нет, Керим, прежде всего надо решить, где я буду сегодня ночевать, а потом уже все остальное.
— Но сначала скажи, что говорили врачи, провожая тебя.
— Знаешь, меня сразу осматривали три врача. Один приободрил меня напоследок: уверил, что со мной все в полном порядке. Другой предупредил, чтобы недели две я оставался в Шуше, а еще велел мне остерегаться чрезмерного перегрева и резкого охлаждения. Третий коротко отрезал: «Тебе нужно оберегать легкие!»
НОВАЯ ПОЕЗДКА
— Теперь, брат, не беспокойся! Главное ты сделал — нашел партийную школу, а в ней меня. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был здоров! — Глаза Керима сияли от доброты и счастья.