В тот же вечер я перенес свою постель к Гедеку и впервые за все время выспался. Утром на пастбище я отправился с удовольствием.

Да, рассказ о Кериме — друге на всю жизнь…

Мне отчетливо запомнились события того утра, когда я встретил Керима. Он был пастухом в соседнем бекском имении, у Айриджа-бека. Года на два младше меня (зато выше ростом). Как все постоянно недоедавшие люди, он был очень худ. Я удивился, увидев, в какое тряпье он одет. Все было заношенное, рваное. Я сразу же подумал, что у Керима нет матери. Как позже он сам мне сказал, я не ошибся: мать умерла два года назад, а отец женился вторично. Две старшие сестры Керима тоже жили с ними.

Вся их семья нанялась к богатому беку Айридже. Керим пас скот, а отец рыл колодцы, он был большим мастером в этом трудном деле.

Да, в тот памятный день мы и не предполагали, что дружба сведет нас так тесно, на долгие-долгие годы, но в тот день мы быстро подружились. Сближению способствовало, очевидно, и то, что обе наши семьи были в этом краю чужаками. Мы бежали из Зангезура от зверства дашнаков, а семья Керима — от голода в Южном Азербайджане, что на иранской стороне Аракса.

Керим уже больше года жил в этих местах и обещал научить всему тому, что узнал сам.

Так и проходила теперь моя жизнь. Днем — общение с Керимом, а по вечерам — горестные сетования отца. И Гедек в последнее время до ночи делился со мной своими переживаниями. Сначала он часто вздыхал, ворочался, на мои вопросы не реагировал, но однажды разговорился. Сначала поведал мне о сложных взаимоотношениях в семье беков. Алимардан-бек вовсе не так богат, как это может показаться. У него большие долги, и он бы не прочь взять вторую жену — вдову покойного старшего брата, чтобы прибрать к рукам ее хозяйство: Сама же Бике-ханум не помышляет связать свою жизнь с Алимардан-беком. Ей больше по душе младший брат — Гасан-бек. Но тот, кажется, намерен выбрать себе в жены другую — родную сестру жены Гусейн-бека. Обе сестры из рода сеидов, прямых потомков пророка.

Больше всего слов было сказано о Бике-ханум, что она и красивая, и веселая, и умная. Но одиночество ей не по душе…

Гедек снова вздыхал и охал, а потом добавил, что знает человека, который любит Бике-ханум, но она его не замечает.

— Так кто же этот человек, дядюшка Гедек? — не выдержал я.

И только тут Гедек признался, что без памяти любит Бике-ханум. Он говорил, что однажды признается ей во всем и попросит согласиться на освященный мусульманскими законами брак с ним.

Я подумал, что мечтам Гедека не осуществиться. Она — красавица, владелица имения, и никогда не полюбит такого бедного и некрасивого, как Гедек. Но не стал огорчать его.

Потом я узнал, что у служанки Бике-ханум, Мехри, свои думы-надежды: она молилась днем и ночью, чтобы аллах образумил Гедека и чтобы он женился на ней, Мехри. Тогда и она заживет как барыня, и не будет слушать попреков ханум.

А Гедек — что ночь — мечтает о госпоже своего сердца.

— Как плохо аллах устроил этот мир, — сетовал на судьбу Гедек. — Каждый думает о своей выгоде. Каждый стремится причинить зло слабому. Почему? — Скажет, подождет, а я молчу: пусть выговорится, авось полегчает. — Ну, почему бедный человек не может полюбить богатую? Разве он не сумеет сделать ее счастливой?..

Что я мог ему ответить? Чем помочь его горю?

Через несколько дней, пригнав скот с пастбища, я только сел отдохнуть, как во дворе раздался голос Алимардан-бека. Он звал меня. Я сразу поднялся на второй этаж, остановился у порога и молча поклонился.

В комнате были Алимардан-бек и Сурейя-ханум, они сидели рядом.

— Садись, Будаг, — Сурейя-ханум показала мне на коврик, расстеленный против нее.

Впервые в жизни я сел в присутствии бека и его жены. Подо мной был красивый коврик, под которым лежал тонкий матрасик, но набит он не хлопковой ватой, а промытой бараньей шерстью, которая не сваливается в твердые комки. За спиной у меня, как у бека и Сурейи-ханум, — продолговатая мутака в красном бархатном чехле с кистями из золотого шнура. Сидеть было очень удобно. «Наверно, так себя чувствуют праведники в раю», — подумал я.

Под испытующим взглядом Алимардан-бека я робел, а Сурейя-ханум улыбалась мне.

— Хочешь остаться у нас навсегда? — спросил бек, как только я уселся.

Я удивленно посмотрел на него: чего-чего, а этого вопроса я никак не ожидал. Не говорить же ему, что отец собирается при первой возможности покинуть эти места? «Лучше промолчать», — решил я.

— Так что же ты молчишь, Будаг? — спросил бек.

А я никак не привыкну к новому обращению бека: впервые он не назвал меня «сыном курда», а вспомнил мое имя. Значит, для чего-то им я понадобился. Но для чего?

И тут на помощь беку пришла его жена:

— Мы хотим, чтобы ты остался у нас навсегда, Будаг. — Голос ханум звучал вкрадчиво. — Ну, если не всегда, то года на два, на три. Это пойдет тебе на пользу и в будущем. Алимардан-бек знает всех… Он сможет тебе помочь. Мы многим помогали, многих поставили на ноги… Подумай, посоветуйся со своими, а завтра вечером скажешь свое решение.

Я встал и уже у самой двери нерешительно сказал:

— Лучше спросить об этом у моего отца…

— Если ждать, что скажет твой отец, то у верблюда за это время хвост вырастет, — зло бросил бек. — Передай отцу, чтобы не забывал, где он живет и чей хлеб ест! Батрак не должен препираться с хозяином!