Управляющий бека Джалал был грозой для батраков: кто провинится — бил, кто ослушается — наказывал. Теперь его времена прошли, но нет ни рабочих, ни машины: она ржавеет в сарае.

В конце усадьбы протекал арык, в водах которого купали свои длинные ветви ивы; в их тени я иногда отдыхал, когда пас бекских коров и буйволиц. Бедная мама беспокоилась, что я могу простудиться, и набрасывала на мои плечи одеяло.

Иногда буйволицы ложились в арык, перегораживая поток. Вода переливалась через края арыка и заливала все вокруг. Мирза Алыш тотчас поднимал истошный крик. Тогда я забирался в арык и, стоя по колено в воде, выгонял буйволиц. Случалось, мама ранним утром набирала воду из арыка для стирки, а потом говорила мне: «Хоть и прозрачная вода в нем, но не по душе мне — я видела в ней лягушек!»

Да, некогда огромной была усадьба Вели-бека, и шумела жизнь в ее дворах и садах. Когда-то всю усадьбу обнесли забором. Возводили его беженцы из Магавыза, их называли курдами, хотя курдского языка они не знали. Они батрачили на бека за жалкую мзду.

Гнев заполнял мою душу, когда я слышал, как Мирза Алыш ругает курдов: «Ваш скот такой же нахальный, как и вы сами! Делайте ограду на совесть, чтобы ее не могли свалить коровы и буйволы!» Он боялся, что скот затопчет посевы хлопчатника.

Батраки жили в шатрах за оградой, боялись и ненавидели Мирзу Алыша и Джалала.

Некогда цветущий бекский сад, в котором любила отдыхать вместе с детьми ханум, тоже пришел в запустение. Деревья вырублены, кое-где стоят сложенные поленницы дров.

Когда мы впервые приехали сюда и я забрел в бекский сад, мне показалось, что я попал в лес. Некогда из страха перед Джалалом никто не смел ступить ногой в сад. Но как только Вели-бек покинул усадьбу, крестьяне в поисках дров для отопления повалили ограду, а потом ринулись с топорами в сад.

Мирза Алыш и Джалал занимались грабежом в бекском доме, и им было на руку самоуправство крестьян.

Думал ли обо всем этом Вели-бек, оглядывая обширные своя владения?

Весь хлеб, который шел на господский стол и которым кормили и слуг, пекли тут же в доме. Мне казалось, что сейчас моя мама выйдет из комнаты и, засучив рукава и повязав волосы платком, возьмется за чугунный щит, на котором пекли чуреки и лаваш, очистит от золы печь под ним, наложит в нее дров, принесенных и нарубленных отцом. А отец непременно спросит: «Принести еще или достаточно, Нэнэгыз?» Потом мать разведет в печи огонь…

Со слов Абдула я узнал, что и моя сестра Яхши, когда они пришли в Учгардаш, тоже нанялась печь хлеб в бекский дом. И пекла его на том же самом чугунном листе…

Я помнил, как в специальном загоне два раза в году Вели-беку показывали коров или лошадей, привезенных на продажу. Когда бек хотел увидеть скаковые качества покупаемого коня, Бахшали, считавшийся хорошим наездником, вскакивал на неоседланного коня, пытаясь обуздать его, а конь норовил сбросить всадника.

По вечерам Джалал самолично пересчитывал весь скот и лошадей на скотном дворе и в хлеву. Вели-бек строго следил за порядком в хозяйстве. Он тщательно осматривал, в каком Состоянии находятся хлев и сараи, конюшни и овчарни. Особенным его вниманием пользовались только что рожденные жеребята и телята, и он наказывал батракам ухаживать за ними и не спускать с них глаз.

Бек часто посылал мою мать на птичник, где содержалось множество кур. Она собирала яйца и приносила на кухню, не смея взять себе хоть одно.

Неподалеку от высокой шелковицы разводили костры, разогревали металлические бруски, которыми клеймили бекский скот. На брусках было всего две буквы — «В» и «Н» — Вели-бек Назаров.

Коровы и буйволицы мычали, кони ржали и вырывались, бараны и овцы зализывали свои раны. Я вспомнил, как кто-то сказал: «Если бы люди не ссорились, не было бы нужды клеймить животных».

Дом Назаровых в Учгардаше был покрыт красной черепицей; тогда мне казалось, что железная крыша на доме Агаяр-бека богаче.

Как говорили, Вели-бек и госпожа не любили дом в Учгардаше. В Шуше у них был большой дом и прекрасная усадьба с огромным садом. Еще один дом находился в Союкбулаге, рядом с домом родной сестры Вели-бека. Думал ли Вели-бек о том, что больше ему не владеть всем этим богатством, я не знал. Жалел ли он о том, что его мечтам никогда не сбыться? Наверно.

Не находил себе покоя и Мирза Алыш, от которого бек и ханум теперь отвернулись. Как он жаждал служить и нравиться своим хозяевам! Он снова хотел бы исполнять все их желания и слышать слова благодарности. И всему — крах.

Мирза Алыш слег.

В Учгардаше жила двоюродная сестра Мирзы Алыша, некрасивая, с темными пятнами на лице, которые ей никак не удавалось вывести, с чуть косящими глазами. Сколько белил и румян перевела несчастная женщина, но не делалась от этого красивее. Наоборот, только виднее становился кривой нос да толстые синие губы. К тому же она еще и курила, и оттого голос у нее был хриплым и грубым.

Когда-то их родители заключили между своими детьми брак у моллы, совершенный по всем законам шариата. Но нелюбовь к уродливой двоюродной сестре выгнала Мирзу Алыша из дома в два этажа. Он переселился в бекский дом и с тех пор служил верой и правдой семье Вели-бека. Когда знакомые, советовали Мирзе Алышу жениться снова, он с притворным ужасом говорил: «Не приведи аллах встретить такую же, как Гюльсум! — Так звали двоюродную сестру Мирзы Алыша, с которой у него был брачный договор. — Уж лучше сразу сесть писать завещание!»