— Однажды лисице сказали, что она будет пасти кур. Лисица горько заплакала. «О чем ты плачешь, лисица?» — спросили ее, а она и говорит: «Боюсь, как бы обещание не оказалось ложью!»

Я промолчал. Чем я мог возразить?

А тем временем в доме готовились к отъезду: запаковывали посуду, ковры, книги. Длинный ряд заколоченных ящиков выстроился на балконе. Был назначен день отъезда. А накануне вечером меня вызвали к воротам. Там стоял Бахшали.

— Из Агдама прибыл ответ на наше письмо, — сказал он. — В посылке прислали девочкам хорошие вещи. Зайди утром за ними.

— Утром я с господами уезжаю в Союкбулаг. Скажу Абдулу, чтобы он сам зашел к тебе за вещами. Очень тебя прошу, дядя Бахшали, не забывай о девочках, пока меня здесь нет!

— Будь спокоен, — заверил он меня.

Но утром наш отъезд был отменен: ночью бандиты напали на паровую мельницу, принадлежавшую Вели-беку, убили мельника и его помощника, вывезли четыре арбы муки и зерна. Они собирались погрузить мешки с зерном еще в несколько телег, но в этот момент на дороге показались два милиционера верхом. Милиционеры так бы и проехали мимо, если бы сами бандиты не начали стрельбу. На помощь к милиционерам прибежали вооруженные крестьяне из близлежащей деревни, завязалась перестрелка, есть убитые и раненые.

Бахшали связался с Агдамом, и оттуда сообщили, что в Учгардаш выехал конный отряд по борьбе с бандитизмом.

Бандиты, занявшие мельницу, поняли, что в осаде им не удержаться против хорошо вооруженного отряда, подожгли мельницу и под прикрытием пламени и дыма скрылись в неизвестном направлении. Отряд принял участие в тушении пожара. То, что не смогли увезти, уничтожил пожар.

Два дня, что длилась осада мельницы и шла перестрелка, Вели-бек не промолвил и слова. Когда пожар потушили, к Вели-беку собрались все Назаровы. Беки выражали своему аксакалу соболезнования.

— Дело не в убытках, — прервал их Вели-бек. — Этот поджог — сигнал для нас, предупреждение: мол, как свергнута трехсотлетняя династия Романовых, так и карабахское бекство обречено на гибель, ищите возможность спастись! И вот кое-кому из вас мой совет: пусть нэп не сбивает вас с толку, это явление временное. Я завтра уезжаю в Союкбулаг. С помощью аллаха, если будем живы, через месяц поднимусь в Шушу. Может быть, останусь там навсегда.

— Не все ли равно — Учгардаш, Союкбулаг или Шуша, — вставил Агаяр-бек, шурин Вели-бека. — Всюду эти большевики, от которых нам проходу нет!

— Пока такие, как Бахшали, у власти, нам не останется ничего, кроме смерти, — мрачно заявил Гани-бек.

— Если бы вместо Бахшали был кто другой, — отозвался Вели-бек, — молла уже читал бы на наших могилах заупокойную молитву.

— Помнишь, Вели-бек, мы как-то говорили с тобой, что настало время мужчинам сменить папаху на женский платок. Мне начинает казаться, что в первую очередь это относится к тебе. Ты так испугался Бахшали, что сдался ему без борьбы!

— Мужчине не подобает зря трепать языком! — вспылил Вели-бек. — Бахшали слишком мелкая сошка, чтобы решать нашу судьбу. Если бы дело было в Бахшали!

— Здесь Советская власть — он! — не унимался Гани-бек.

— Но у Бахшали есть голова на плечах, и он человек чести. На сегодняшний день он никого из нас не тронул, и тебя, между прочим, тоже.

— Дайте мне рубашку Бахшали, я на ней совершу намаз! — съязвил Гани-бек.

— Полить бы твой колючий язык змеиным ядом, — зло отрезал Вели-бек. — Вынь вату из ушей, Гани-бек! Если до конца года ты продержишься в беках — горы рассыплются! Помяни мои слова: твоя власть над слугами скоро кончится!

— Чем сто дней быть курицей, — упрямо гнул свое Гани-бек, — и прятаться в сарай при каждом шорохе, лучше один день быть петухом, хлопать крыльями и во весь голос кукарекать!

— Не показывай лишний раз свое невежество, Гани-бек. И не уподобляйся петуху. Сейчас не время для подобных шуток. Я не советую вам сидеть здесь и попусту ворошить прошлое. Завтра я уезжаю, и вот вам мой совет: поменьше болтайте, особенно это относится к Гани-беку. Бекство сейчас подобно снегу, лежащему на солнечной стороне горы. Он растает если не сегодня, так завтра. В нынешние времена окажется умным тот, кто сумеет невредимым исчезнуть, спасая хоть часть своего имущества.

Все подошли к Вели-беку и его жене прощаться.

Признание Вели-бека придало мне силы. Но я понял и то, что Вели-беку теперь не до моих племянниц и что Абдул как в воду глядел, когда говорил: у бека свои печали и слезы, а у нас — свои.

Этим вечером господа даже забыли про чай. Ханум спешила к матери и сестре, жившим в доме ее брата — Агаяр-бека. Она хотела взять с собой в Союкбулаг, а потом и в Шушу старшую дочь сестры — Гюльджахан. Сама Мелек-ханум с матерью и братом пока оставались в Учгардаше.