Шрифт:
— Пап, послушай. Давай съездим к твоей Дуне. Вдруг что-нибудь случилось!
— А что могло случиться?
— Ну, несчастный случай. Или заболела и теперь лежит без сознания у телефона, не в состоянии поднять трубку. А может, передумала.
— Что значит — передумала?
— Не хочет выходить за тебя — может же такое быть.
Потрясенный Тео уставился на дочь. Он все еще надеялся, что в любую минуту может появиться Дуня. Но она не появлялась. Было уже шесть часов вечера, а она хотела приехать к обеду. На Дуню всегда можно было положиться, она была пунктуальным человеком.
Да, случилось что-то ужасное! Она даже не включила автоответчик.
— Если она передумала выходить за меня замуж, то могла бы мне об этом и сообщить.
— Когда она это сделала впервые, — колко заметила Амелия, — она передала тебе письмо через Хели. И ты получил его, когда она была уже далеко. Сам рассказывал об этом.
Профессор взглянул на Хабердитцеля. Тот поднял обе руки, как бы сдаваясь.
— Я ничего не знаю, — защищался Хели. Он привык становиться козлом отпущения и прежде всего тогда, когда Тео попадал в безвыходные ситуации. — Да и откуда?
— Давай съездим к ней, папа.
Хабердитцель разозлился. Ему не понравилось, что бразды правления Амелия взяла в свои руки. Это было его право! Тео не умел водить машину. Он относился к той категории людей, что не имеют водительских прав, но при этом чувствуют себя не менее счастливыми. Если ему хотелось куда-нибудь поехать, то только с Хабердитцелем, так ведь?
— Если тебе так уж необходимо, — включился в разговор Хели, — то я отвезу тебя в Людвигсбург, Тео.
Однако Тео хотел ехать с Амелией. Только с ней, без Хели и Максима. Итак, дома остались оба оскорбленных, а Тео вместе с дочерью отправился в путь.
Амелия вела машину по долине Ремса с богатым историческим прошлым, где когда-то крестьяне выступали против своего врага герцога Ульриха. А теперь здесь проходила скоростная трасса. Многие обгоняли друг друга, а кое-кто тащился еле-еле. На немецких скоростных трассах, как бы в оправдание названия, ездили быстро, а тут австрийский рыдван едва тащился, будто задумчиво любовался окружающей природой.
— Подсказывай дорогу, папа. — Амелия впервые ехала в Людвигсбург. — Быстрее ехать я не могу, этот «челн» не позволяет.
«Челн» означал автомобиль. Не то чтобы он был старым, просто несколько маломощным, с дребезжащим капотом. «Челн», то есть что-то напоминавшее дряхлую лодку. Так любовно-снисходительно называла Амелия свой автомобиль.
Мать предлагала купить ей новую машину, однако Амелия была с характером. Платить будет только она сама! Это было ее девизом. Поэтому-то и не воспользовалась престижным автомобилем Максима, а поехала на своем челне. И ему пришлось ей подчиниться.
— Не спеши, — заметил Тео. — Главное — добраться живыми.
Он совсем не чувствовал себя таким спокойным, каким казался. Его тревожили мысли о Дуне. Определенно что-то страшное ожидало его: она была тяжело ранена, больна, мертва — не могла сообщить ему о себе!
Амелия искоса посмотрела на отца. Тот сидел рядом с ней, глубоко задумавшись.
— Пап, ты такой бледный. Не бойся, все образуется.
Он не ответил. Сердце его трепетало. Чувство, доселе никогда не испытываемое им. И все же — сердце трепетало! Если Дуня покинет его, если она скажет: «Прости, не хочу причинять тебе боль, может, это и подло, но я не могу выйти за тебя замуж!» — это будет конец. Навсегда. Тогда ему останется только работа — и Хабердитцель. Но у Хели была возлюбленная. Однажды он женится и тогда — тогда…
— Поезжай, — проговорил он тихо. — Я абсолютно спокоен, хотя и выгляжу плохо. И все же… post nubila Phoebus.
Этим он успокаивал самого себя: после дождя выглядывает солнце.
Дуня жила на Моцартштрассе. Маленький домик выглядел приветливо. Цветы под и за незашторенными окнами. Вдоль фасада сплошное стекло — ее ателье. Здесь она, делала наброски, разрисовывала свой фарфор.
Тео выскочил из машины совсем не по-профессорски. Он промчался по маленькому садику, споткнувшись о гитару, валявшуюся около входной двери, и яростно нажал на звонок.
— Ха, — послышался чей-то голос. — Не трезвоньте! Дамы все равно нет дома.
Под раскидистой яблоней в праздной позе возлежал молодой человек. Он зевнул, потянулся, но даже не потрудился подняться.
Тогда подошла Амелия и взглянула на дремлющего парня.
— Вы кто, садовник?
— Племянник. Лусиан Вольперт.
Наконец-то он поднялся и развернулся к ним. Боже, как он выглядел! С конским хвостиком на затылке, трехдневной щетиной и в кожаном блузоне. Голос хриплый. Возможно, из-за простуды.