Подножия дубов и пней изломы.

Печали нет — ни грусти, ни веселья

В бессмертии минутном неземном.

* * *

Все в печали и в тумане,

Смыты краски, стерты грани;

На поляне снег, забытый

Ускользающей зимой —

Точно оспою изрытый;

Прочернели там и тут

Островки земли болотной;

Пес глодает влажный прут;

Да на ветках оголенных,

Как тяжелые плоды,

Отощавшие вороны;

Небо сонно, сонны дали —

Все в тумане, все в вуали,

* * *

Какая тишина, безлюдье и покой!

Дома сроднились с лесом и садами,

Те к небу льнут, чья пепельная серость

Рождает белый, легче пуха прах...

Ах, лечь бы под сосной — забыться сном!

Чтобы весной на этом самом месте,

Лишь солнце сгонит снег,

Как солнышко, как песня,

Затрепетал адонис золотой.

* * *

В последнем уборе зимы

Пробуждается лес ото сна.

Он девственен, светел и свеж.

Стройные станы берёз

Белее и чище, чем снег.

Заострились верхушки у сосен

И к лазурному тянутся небу.

Слышится лёгкий шорох —

Будто белка порхает по веткам.

То не белка:

Последние белые хлопья,

С верхних слетая ветвей,

Падают на нижние и шепчут:

«Пробуждайтесь, пробуждайтесь, уж время...»

Лес потягивается, отряхивается, вздыхает.

На лужайку, где больше солнца,

Высыпали кустики черники

И жмурятся, поблескивая влагой.

Они уже не помнят, как мокли

В холодных осенних ливнях.

И бесчинства злобного ветра,

И долгие месяцы мрака —

Они уж обо всём этом забыли

И живут счастливым мгновеньем.

МОДЕСТ МУСОРГСКИЙ

КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ

«Искусство есть средство для

беседы с людьми, а не цель.» /Мусоргский/

Вот, пожалуйста, еще одна загадочная русская душа: пугающе гениальная, но изначально несущая в себе зерно саморазрушения. Как могло случиться, что этот светский, хорошо воспитанный человек, душа общества, любимец детей, которых сам любил нежно и искренне, оказался уже к 30 годам в плену у столь распространенной на Руси неизлечимой болезни? — не той роковой «болезни любви», но самого прискорбного алкоголизма. Никто не знает (о личной жизни Мусоргского вообще не так уж много известно), что послужило причиной этой погибельной страсти — перенесенное в молодости нервно-психическое расстройство, неудовлетворенность собой или жизнью, наследственность, но так или иначе уже на 42-ом году жизни он пришел к тому горестному состоянию, которое запечатлено на одном из самых потрясающих портретов всего 19 века его великим другом Ильей Репиным, всего за несколько дней до смерти композитора (16 марта 1881 г.).