Да, точно. Завхоз. Ему надо на склад, пополнить запасы стирального порошка, мыла и еще каких-то важных и нужных вещей для комфортного функционирования нашей базы в лесу. Значит, можно попробовать упасть к нему на хвост. А обратно…

Ладно, подумаю об этом потом. В конце концов, попрошу Романа решить эту проблему. В конце концов, я для него стараюсь. Иначе не стал бы вообще общаться с мутными личностями вроде Феди и его бабули.

На мою удачу завхоз поехал в Соловец не сам, а отправил вместо себя Тимоху. Нашего разнорабочего и на все руки мастера. И рубаху-парня. И тот без проблем согласился добросить меня до Соловца. И сказал, что если я управлюсь со своими делами до девяти, то может еще и обратно меня забрать. Потому как, раз уж выпала такая удача, то он собирается ей воспользоваться на всю катушку.

— Если ты понимаешь, о чем я толкую! — заговорщически сказал он и подмигнул.

Разгадывать логическую загадку не пришлось, потому что он всю дорогу только и трещал о своей зазнобе Иришке, с которой ему из-за работы приходится видеться от случая к случаю. Пытался убедить ее устроиться к нам на кухню — отказывается. Мол, медведей боится. А какие у нас медведи? Так, пару раз месяц к забору топтыгины выходят, конечно, но на территории же их нет, так ведь?

Я слушал всю дорогу его треп, поддакивал и кивал.

Он высадил меня на повороте к объездной, рядом с внушительным памятником, изображающим выходящую из гранита подводную лодку. Неплохо, кстати, сделано. Даже где-то стильно. С одной стороны — неровная каменная скала, суровая и северная. С другой — тупорылый нос незнакомой модели подлодки. Явно старой. На полированных гранитных боках — латунные заклепки. Из объяснений, к чему все это, только год — тысяча девятьсот шестьдесят третий. Что-то это должно значить, наверное.

Я бы постоял полюбовался подольше, было что поразглядывать, работа и впрямь симпатичная. Но погода как-то не располагала к созерцанию. Если на базе было сравнительно безветренно, то здесь в Соловце промозглый и довольно сильный ветер швырял в лицо то брызги, то крохотные острые ледышки. Хотелось укутаться поглубже в капюшон и как можно быстрее оказаться в том месте, где чай и печево.

Так что я оставил в покое гранитную подводную лодку, сориентировался и потопал в сторону дома Тадны Тойвовны.

Я сидел в продавленном кресле в самом дальнем углу и переводил взгляд то на одного участника «чаепития», то на другого. Всего дома у саамской шаманки собралось восемь человек. Вместе с ней и Федей. Не считая меня.

Запоминать их имена мне было лень, так что я просто дал им мысленные клички.

Усатого я уже видел, так что особо к нему не присматривался. Но успел заметить, что тот переоделся. На базу он заезжал в штанах и куртке типичного шофера или вообще грузчика, а сейчас на нем был пиджак, белая отглаженная рубашка и брюки с идеальными стрелками. Кудрявые волосы уложены на косой пробор. Вместе с усами-бровями и выражением лица, к его образу напрашивалась розочка в кармане и баян.

Еще был длиннобородый дед. По комплекции он мог бы играть Деда Мороза, если просто поменяет вязаный свитер на красную шубу. Но вот выражение лица у него было такое злющее, что любой ребенок от него под стол бы спрятался. Мне, во всяком случае, захотелось. Так что я мысленно назвал его «Карачун-бабай».

Третий мужик был толстенький, с туповатым лицом «сладкой маминой булочки», в клетчатой рубашке, коричневых штанах и подтяжках. Подтяжки вместо ремня он выбрал явно потому, что на его обширной талии ремень с задачей удерживать штаны, не справился бы. В меру упитанный юноша уже весьма неюных лет получил от меня кличку «Карлсон».

Остальные трое выглядели ничем не примечательно. Да и на собрании особо ничего не говорили.

Через первые полчаса их сборища я вообще перестал понимать, для чего меня позвали. Потому что происходящее напоминало скорее семейные посиделки. Компашка лопала карельские калитки и жареную рыбу, гоняла чаи и обсуждала какие-то совершенно отвлеченные вопросы. Карачун жалился, что у него покосился лодочный сарай и пытался разными хитрыми намеками склонить то Федю, то усатого, чтобы те помогли ему в починке надворной постройки. Потом стали обсуждать невесту усатого, которой он как раз сегодня сделал предложение. Коллегиально сошлись на том, что он с ней еще намучается, потому что она та еще выдерга. Потом вообще скатились к обсуждению личной жизни совершенно незнакомых людей.

Я заскучал и начал поглядывать на часы. Когда стрелки показывали без пятнадцати восемь, Тадна Тойвовна встала, подошла к серванту, отодвинул стеклянную дверцу и извлекла с полочки три круглых камня. Составила их на столе друг на друга и со значением осмотрела собравшихся.

— Пора переходить к серьезным вопросам, — сказала она, со значением глянув в мою сторону.

Я встрепенулся, тряхнул головой, отгоняя сонную дремоту. После вчерашней ночи в кутузке, мне откровенно хотелось спать уже. Да еще и речи эти усыпляющие…

— А этому точно можно доверять? — сварливо спросил Карачун.

— Раз я говорю, значит можно, — отрезала хозяйка.

— Что-то не нравится он мне… — Карачун зыркнул в мою сторону так, что если бы он обладал магией, то я наверняка должен был бы превратиться в глыбу льда.

— Тебе, Анатолий Фомич, никто не нравится, — усатый пошевелил усами.

— Ежели бы вы меня слушали, то в тот раз обошлось бы меньшей кровью, — седые брови сошлись на переносице.

— В тот раз — это в две тысячи двенадцатом? — уточнил усатый.