Ее голос окреп, и, когда она взглянула на него, ее карие глаза были спокойны.

– Я знаю, это звучит эгоистично для большинства людей, но, по моему мнению, чтобы стать родителем, надо прежде всего обладать умением брать на себя ответственность за других. И такова моя суть.

– А я думаю, - сказал Пэриш, - что первейшим качеством родителей должна быть безоговорочная любовь между ними.

Она покачала головой:

– Моя мать любила Питера Хенли безоговорочно, и посмотри, что вышло. Нельзя доверять только любви, если хочешь провести в жизнь свои принципы. Тем более, если забота требуется детям. Материнство - слишком тяжелая работа, у меня уже есть этот опыт. И я не тороплюсь повторить его снова. Не с любым.

– Понимаю.

Смиренно произнесенное Пэришем слово отозвалось в Джине такой острой болью, какой она еще не знала. Его большая, мозолистая ладонь поднялась и нежно коснулась ее щеки.

– Я люблю тебя, Джина, больше, чем можно себе представить. Когда я обнаружил, что ты еще не уехала, то подумал: "Это твой второй шанс, Данфорд! Убеди ее остаться. Делай что угодно, но задержи ее здесь". Я говорил себе, что надо предаваться с тобой любви до тех пор, пока мысль оставить меня не покажется тебе невероятной.
– Кривая, иронически-грустная улыбка мелькнула на его губах.
– И разве я не мог бы этого сделать?

– Нет, я...
– вскинулась Джина, ее пальцы вцепились в его рубашку. С тяжелым вздохом она закрыла глаза, потом кивнула. Две слезинки покатились по щекам и сползли на подбородок, откуда Пэриш слизнул их языком. Она сразу застонала и воспользовалась его рубашкой, чтобы подтянуться к нему поближе и подставить лицо. В течение одной длинной, блаженной минуты Пэриш позволил себе роскошь отведать вкус ее губ, прежде чем слегка оттолкнуть. Запустив пальцы в ее волосы, он удерживал ее голову, просто дожидаясь, чтобы она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Сегодня вечером я хочу предаться с тобой любви, Джина. Сегодня и каждый вечер, пока ты здесь. Ты нужна мне, я хочу тебя и знаю, что мне никогда не насытиться тобой. Я люблю тебя, Джина, и знаю, что ты любишь меня, но обещаю, что никогда не использую эту любовь, чтобы удержать тебя против твоей воли. Ты вольна уехать в любой момент, когда пожелаешь. Или остаться на столько, на сколько хочешь. Без давления, без пут... и без ответственности.

– Ох, Пэриш, - она печально покачала головой, ее губы улыбались, хотя слезинки еще катились из блестевших глаз и руки теребили его щетину на подбородке, - какого черта ты не мог стать городским брокером по продаже крупного рогатого скота вместо того, чтобы стать рингером в глуши?

Пэриш мог бы сказать ей, что, во-первых, разницы почти нет, а во-вторых... Камнем преткновения для их совместного будущего было не различие в их образе жизни и не ее страх ответственности и даже не ее нежелание обзавестись детьми. Нет, проблема была в том, что Джина до смерти боялась любви. Этот страх она должна была распознать и преодолеть сама. Пэриш ничего не сказал. Вместо этого он просто приблизил губы к ее губам и тихо поклялся любить ее так горячо и так долго, как она ему позволит.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Два дня спустя Джина, удивляясь тому, как быстро пролетели эти дни, вошла в терминал аэропорта Маунт-Айзы.

Едва рассвело, когда Пэриш неохотно прервал ночь самой сладкой любви, какую она когда-либо знала, и затолкал ее в душ. Они должны были вовремя забрать пятерых детей Хар-рингтонов для поездки в больницу Маунт-Айзы. Там дети увидятся с матерью и затем отправятся в Брисбен с одной из теток Линн.

Хотя доктора преуспели в сохранении беременности Линн, они все же потребовали, чтобы в течение следующих десяти недель она не таскала тяжестей, если хочет благополучно выносить младенца полный срок. Поскольку предстояли школьные каникулы, Линн рассчитывала, что в Мелагру приедет тетя и поможет ей. Расти все еще находился в больнице принцессы Александры, и с тетушкиного согласия Пэриш осуществил более удачный план.

Он организовал чартерный рейс, чтобы тетя слетала в Маунт-Айзу повидать Линн, а затем забрала детей к себе в Брисбен. Раз в неделю Линн будет прилетать в Брисбен, чтобы навещать их и Расти.

– Ох, Пэриш, - сказала Линн, утирая слезы, - не знаю, как тебя и благодарить. Мы с Расти... О Господи, мы так благодарны тебе за все, что ты для нас сделал! Как жаль, что это случилось во время ревизии.

– Ладно. Только больше так не делай!

Она засмеялась и закивала головой, потом взглянула на Джину:

– Так вы все-таки улетаете, да? Из того, что говорили дети, я сделала вывод, что вы застрянете здесь подольше.

Джина вспыхнула, когда взгляд Линн скользнул от нее к Пэришу и обратно:

– А, нет. У меня работа и...

– Гардероб Джины не очень подходит для долгого пребывания в наших местах, - пришел ей на помощь Пэриш, - но я сумел пробить еще один ее приезд, после ревизии.

– Хорошо, - улыбнулась Линн, - в таком случае мы наметим крещение так, чтобы оно совпало с вашим приездом. Не может быть крещения без крестной матери, не так ли?