Нет, Энрико, допеть ровно до финала – не для меня. Сегодня я буду рисковать на все деньги. Сегодня мне есть, для кого рисковать.

***

Крещендо шло к финалу. И вот уже смолк оркестр, утих последний звук гобоя. А голос все звучал и звучал. Он словно зажег своим звучанием притушенную под потолком огромную хрустальную люстру – и она озарила невидимым глазу светом все. Как будто на крупный бриллиант направили мощный прожектор – и полетели брызги ослепительного света во все стороны.

Дальше - тишина.

Свет и тишина.

А потом старые стены «Ла Скала» дрогнули от взрывной волны оваций. Спектакль был остановлен на десять минут, но потом все же продолжился.

Финальная овация длилась уже сорок пять минут. Последние двадцать из зала кричали одну и ту же фразу: «Выходи один! Выходи один! Выходи один!». Это кричала клака, которая забыла о своих коварных планах. А за ней скандировал весь зал.

Выходи один! Выходи один! Выходи один!

И он выходил. С солистами. Со всей труппой. С Энрико. С дирижёром. И один.

Триумфатор. Победитель. Фёдор Дягилев.

***

– Мы, итальянцы, такой народ, да! – Ди Мауро пытался перекричать овацию. – Сегодня мы любим, боготворим, а завтра - заметили помарочку - и понеслась нелегкая по кочкам. Но бывает и наоборот. Сегодня Тео заставил настроенную против него клаку аплодировать себе!

А потом он снова порывисто обнял Лолу. Его щеки были мокрые от слез. У Лолы были мокрые ладони. Она слишком сильно сжимала букет роз.

***

– Я тебя умоляю, Гвидо!

– Лола, это совершенно нереально. Ты просишь невозможного!

– Невозможного нет. Пожалуйста! Ты же многих тут знаешь. Мне очень надо его увидеть!

Жизненно необходимо. Она просто умрет, если не увидит его в самые ближайшие минуты. Его телефон не отвечает, но ведь Фёдор же здесь, рядом, между ними всего несколько стен и дверей. А что такое двери и стены? Ерунда. Лоле не привыкать открывать пинком двери и ломать стены.

– Давай заплатим, кому надо, - она хватает Гвидо за руку, пачкая его ладонь своей кровью. – Давай дадим взятку, давай встанем на колени. Давай убьем кого-нибудь, в конце концов!

Ди Мауро посмотрел на нее совершенно безумным взглядом, а потом крепко взял за руку и потащил за собой.

***

– Я не верю, - бормотал Гвидо, пока их вели по коридорам закулисных помещений. – Я не верю, что у нас это получилось.

– У тебя получилось!

– Господи… Неужели я его увижу?!

– Мы увидим.

У двери грим-уборной Дягилева им пришлось пробираться сквозь толпу желающих засвидетельствовать свой восторг. Но никого не пускали. А перед ними, а точнее, перед сопровождавшим их лицом – Лола так и не поняла, кто это был, но кто-то важный в театре - каким-то чудом дверь распахнулась. И они вошли.

***

– Я просил тебя спеть так, чтобы я потерял дар речи, - Кавальери медленно подходил к Фёдору. – А ты что сделал?! Что ты натворил, мерзавец?! Ты заставил меня рыдать!

Под смешными круглыми очками и в самом деле блестели слезы, и узкий рот как-то по-детски кривился. Энрико крепко обнял Фёдора, шепнув на ухо одно слово: «Спасибо!». А потом отступил на шаг, снял очки, оттер слезы и, уже улыбаясь, спросил:

– Ну как хвост, держался? Не отваливался?

Фёдор обернулся назад, словно хотел проверить – на месте ли хвост. И через секунду хвост упал. Вместе с Фёдором.

От удара тяжелого тела о доски дрогнула старая сцена.

***

Снаружи грим-уборной стояла толпа. Но и внутри было тоже немало людей – особенно для такого небольшого помещения. Но среди всех этих людей Лола сразу заметила одного. Это был невысокий, коренастый, с маленькими пухлыми руками, одетый в клетчатую рубашку и серые брюки человек. С виду – совершенно ничем не примечательный. Он стоял, наклонившись вперёд, и в его облике была одна важная деталь, которая сразу привлекала внимание - фонендоскоп на шее. Лола замерла.