Второй курс подходил к концу, надвигались экзамены, и я не высыпался. Не потому, что кровать была неудобная, а потому, что мысли не давали покоя. Что-то не складывалось. Четыре года обучения, и после выпуска мне будет двадцать три. Потом еще три года на юридическом факультете – получается, что на работу я устроюсь в двадцать шесть и лишь к тридцати чего-нибудь добьюсь. Мне очень не хотелось тратить десять лет на подготовку к дальнейшей жизни.

Я сочинял рассказы, записывал их в дневник и показал парочку своему другу Роббу Биндлеру, который учился на факультете кинематографии в Нью-Йоркском университете. Робб назвал их достойными и оригинальными. «А ты не думал о факультете кинематографии? – спросил он. – Ты ведь очень хороший рассказчик». Факультет кинематографии? Звучало лестно и как-то загранично, по-европейски. Радикально, легкомысленно, разгульно. Вычурно. У меня отсутствовали слова, чтобы сформулировать такую мысль даже в мечтах, не говоря уже о том, чтобы рационально стремиться к этому поприщу. Нет, это не для меня.

За несколько часов до экзамена по психологии я заглянул в свой студенческий клуб «Дельта Тау Дельта», захватил что-то перекусить и ушел к одноклубникам, которые всю ночь готовились к экзаменам, а сейчас отсыпались. Я уселся на диван, раскрыл учебники и начал повторять материал. Я был прилежным студентом, каждую свободную минуту посвящал подготовке к экзаменам и гордился тем, что на экзамен приходил спокойно, выучив все необходимое. По большей части у меня были отличные оценки.

Но в этот день, когда до экзамена оставались считаные часы, я непонятно почему сказал себе: «Не трусь, Макконахи, ты все знаешь», сложил учебники и конспекты в рюкзак и включил телевизор на спортивный канал И-эс-пи-эн. Вообще-то, я люблю спорт и готов смотреть все подряд, даже «Самый сильный человек планеты», если больше ничего интересного не показывают. Транслировали бейсбольный матч. Великолепно. Однако через пять минут я выключил телевизор. Мне было неинтересно.

Я огляделся. На полу слева от меня лежала стопка журналов. «Плейбой», «Хастлер». Я люблю женщин и люблю разглядывать обнаженных женщин. Но сегодня, непонятно почему, мне было неинтересно. Я рассеянно перебирал журналы и вдруг наткнулся на тоненькую книжицу. Белая обложка, название выписано красным курсивом.

«Величайший торговец в мире»

«Интересно, это про кого?» – подумал я, раскрыл книгу и начал читать.

Спустя два с половиной часа я дошел до первого «свитка». Только что выяснилось, что «величайший торговец» в названии – это читатель книги, то есть в данном случае я, и теперь мне следует на протяжении месяца трижды в день перечитывать этот свиток, прежде чем приступать к следующему. Я посмотрел на часы. До экзамена оставалось двадцать минут.

Я растолкал спящего приятеля и спросил:

– Брэдон, можно я возьму ее почитать?

– Да бери насовсем, – ответил он.

Я схватил книгу и отправился на экзамен.

Я был очень взволнован. Мне казалось, что и книга, и ее название, и ее содержание, и тайна десяти свитков – все это нечто особенное, предназначенное только для меня. Как будто книга меня нашла.

Я сдал экзамен. Меня больше не интересовала ни психология, ни экзаменационная оценка – больше всего мне хотелось прочитать свиток. Я каким-то образом осознал, что в книге содержится нечто большее, чем в университетской аудитории.

Свиток первый

«Я приобрету благие привычки и стану их рабом».

Меня осенило, что лгать себе самому – дурная привычка. Карьера юриста не для меня. Я хотел сочинять и рассказывать истории. Я метался по своей комнате в общежитии, пытаясь сообразить, когда лучше всего позвонить отцу и сказать ему, что я передумал и не хочу учиться на юридическом факультете, а хочу пойти на факультет кинематографии. В половине восьмого, думал я, он как раз поужинает, нальет себе чего-нибудь горячительного и усядется на диван смотреть с мамой телевизор. Вот в половине восьмого и надо позвонить.

Отец учил нас добросовестному труду и честной работе от звонка до звонка. В семье «синих воротничков» я должен был стать адвокатом. Факультет кинематографии… Ох.

Обливаясь потом и тяжело дыша, в 07:36 я позвонил домой.

Отец поднял трубку.

– Привет, пап, – сказал я.

– Привет, сынок. Как дела? – спросил он.

Я собрался с духом.

– Да вот, хотел с тобой кое-чем поделиться.

– Ну рассказывай.

Ох.

– Понимаешь, я передумал. Все-таки я не хочу быть адвокатом. Хочу поступить на факультет кинематографии.

Молчание. Секунда, другая, третья. Четвертая. Пять секунд.

А потом раздался голос. Добрый, заинтересованный.

– Ты в этом уверен?

– Да, сэр. Да, папа.

Молчание. Еще пять секунд.

– Что ж… Только смотри не облажайся.

«Смотри не облажайся…» Я совершенно не ожидал от отца ни такой реакции, ни таких слов. А ведь лучше и не скажешь. Этими словами он дал мне не только свое благословение и согласие, но и выразил одобрение. Дело было еще и в том, как он это сказал. Он подтвердил, что я этого достоин, и оказал мне честь, предоставив полную свободу действий. Этими словами он, если можно так выразиться, вывел меня на орбиту. В тот день мы с ним заключили своеобразный договор. Спасибо, папа.