При поступлении на факультет кинематографии необходимо показать либо свой короткометражный фильм, либо другое произведение искусства. У меня не было ни того ни другого, но мой средний балл составлял 3,82, и меня не просто приняли, но и включили в программу повышенной подготовки.

Однако же в моей новой карьере, в отличие от юриспруденции, средний балл ничего не значил. Ни голливудских продюсеров, ни режиссеров не интересуют мои школьные отметки. Им надо увидеть то, что заслуживает внимания. Мне надо было что-то сделать – снять фильм, исполнить роль. Короче, мне нужна была работа.

Я зарегистрировался в местном актерском агентстве Донны Адамс и устроился интерном в рекламную компанию, где работал четыре дня в неделю, в свободное от занятий время. Обзавелся пейджером и без колебаний пропускал занятия, чтобы съездить в Сан-Антонио или в Даллас, на пробы актеров для музыкальных клипов или рекламы пива. Накопил массу отказов.

Первый оплачиваемый заказ я получил как «модель рук». При первой встрече Донна Адамс сказала, что у меня красивые руки, и посулила мне большое будущее, если я перестану грызть ногти. Она оказалась права. С тех самых пор ногти я не грызу.

Да, красотой сыт не будешь, но она открывает двери, и я был твердо намерен проскользнуть в любую. Я ставил черно-белые короткометражки и снимал их на 16-миллиметровую пленку камерой «Болекс», я монтировал фильмы, был помощником режиссера в фильмах однокурсников, делал постановочные фотографии, писал сценарии и играл роли. И регулярно пропускал занятия из-за поездок в Сан-Антонио и в Даллас.

Однажды декан вызвал меня к себе.

– Мэттью, посещение занятий обязательно, особенно для тех, кто учится по программе повышенной подготовки. Если ты и дальше будешь прогуливать или уходить с лекций, я не смогу поставить тебе зачет.

Я посмотрел ему в глаза:

– Мы же с вами знаем, что директорам голливудских и нью-йоркских студий абсолютно безразлично, есть у меня профильный диплом или нет. Для тех, кто снимает кино, дипломы ничего не значат. Их интересует готовый продукт: фильм или сыгранная роль. Я прогуливаю занятия по одной-единственной причине – чтобы создать то, что они захотят приобрести. А в университетских стенах меня учат стремиться к тому, к чему я и сам стремлюсь вне университетских стен. – Тут мне в голову пришла замечательная мысль, и я выпалил: – Давайте так: я прихожу на все экзамены без исключения, а вы выставляете мне «удовлетворительно» по всем предметам программы.

Он промолчал.

А я упрямо придерживался предложенного мной плана: продолжал прогуливать занятия, но на все экзамены являлся, подготовившись как можно лучше.

В конце семестра я получил удовлетворительные отметки по всем предметам университетской программы, однако накопил гораздо больше практических знаний, чем если бы учился исключительно на «отлично».

В компанию сокурсников я не вписывался. Из всех студентов факультета кинематографии только я был членом студенческого братства. Ходил в сапогах и в отглаженных рубашках, застегнутых на все пуговицы и заправленных в брюки. Загорелый. Учтивый. Не нервный.

Все остальные носили черное, отличались нездоровой бледностью, предпочитали готские прикиды и жались по углам.

Один из наших преподавателей заставлял нас каждые выходные ходить в кино, а в понедельник обсуждать просмотренные фильмы на семинарах. Я отправлялся в «Метроплекс», смотрел какой-нибудь блокбастер, а в понедельник как ни в чем не бывало заявлял что-нибудь типа: «Я тут посмотрел „Крепкий орешек“ и…» Мои однокурсники, не дослушав, отмахивались: «Да ну, фигня». Они на выходных посещали, скажем, ретроспективу Эйзенштейна.

Меня начали терзать сомнения. «Ты должен делать то, что подобает творческому человеку, Макконахи. Смотреть артхаусные фильмы в артхаусных кинотеатрах, а не блокбастеры в „Метроплексе“. Тебе недостает независимости. Нужно быть более эксцентричным и менее дружелюбным». Я решил носить рубашку навыпуск.

И продолжал смотреть блокбастеры. В очередной понедельник я рассказал о просмотренном фильме, и мои сокурсники начали недовольно бормотать: «Большие студии выпускают всякую дрянь… продажная корпоративная Америка…»

– Погодите-ка, – возразил я. – Объясните мне, пожалуйста, почему эти фильмы – дрянь. Что в них плохого? Что вам в них не понравилось?

Все замолкли и стали переглядываться. Наконец один из них ответил:

– Вообще-то… мы их не видели. Просто знаем, что это дрянь.

– Да пошли вы все! – не выдержал я. – Вы заранее считаете дрянью все то, что пользуется популярностью.

И после этого я перестал стыдиться того, что был и членом студенческого братства, и студентом кинематографического факультета.