Совпадение? Судьба? Скорее всего, параллели, которые стремятся к пересечению, вопреки установленным правилам и законам. Параллели, которым лучше бы не пересекаться.

На полу в новой квартире на Лейтон Стрит рассыпаны фотографии: старые, новые, личные и сделанные для заказчиков. Возле окна двухместный диван с бордовым покрывалом в мелкую клеточку, телевизор молчит, чьи — то шаги за дверью неумолимо приближаются. Шаг, еще шаг, следующий. Надо бы встать с колен, надо бы отвести взгляд от фотоснимка, что намертво прилип к рукам, но Тина не может — не хватает сил. Глянцевая бумага будто прикипела к рукам, заставляя всматриваться в это лицо. Снова и снова.

Тина проводит большим пальцем по уже знакомым чертам: зеленые глаза, в которых нет боли, как в их последнюю встречу; светлая улыбка на тонких губах, острые скулы, едва растрепанная прическа. Энергетику между двумя людьми можно заметить невооруженным взглядом, даже без видимых объятий и прикосновений. Они просто стоят рядом, позади них — Большой Каньон, а Тина делает селфи, заполняя пространство неподдельной радостью. В горле пересыхает, сердце начинает биться чаще, потому что есть в этом снимке что — то знакомое, что — то незримое, преследующее в тревожных снах.

«Тина расположилась на пирсе небольшого озера в Центральном Парке и держит на прицеле в видоискатель один из объектов съемки: мальчишка лет трех обнимает свою маму и утыкается лбом в ее шею. Заказ на социальную рекламу для “Гарден Пост” практически завершен, осталось еще несколько фотографий и можно со спокойной душой отправляться домой. Она чувствует, как солнце припекает кожу, слышит, как плещется вода и смеются люди. Она чувствует спокойствие и умиротворение, потому что занимается любимым делом. В следующее мгновение призрачное счастье неожиданно прерывается, и от легкого толчка в спину Тина летит в озеро вместе с камерой в руках. Мутная жидкость просачивается в нос, в горло, норовит заполнить легкие, а страх сковывает сознание. Инстинкт выживания требует начать движения, и Тина подчиняется: разрезает руками воду и всплывает на поверхность, тут же ощущая чужую ладонь на воротнике футболки. Её вытаскивают на дощатый пирс и встревоженно хлопают по щекам, задавая еле слышные вопросы. Незнакомец смотрит в упор, загораживая слепящее солнце, но внешность расплывчата. Тина прищуривается, хочет рассмотреть внимательнее, желает понять, кто же виноват в этом дежавю. Не получается. Видна лишь улыбка и черные волосы, остальное — размыто акварелью. Тина его знает. Вне сна, в реальности. Определенно знает, видела или встречала однажды, но не в силах вспомнить. Зато она знакома с теплотой, что растекается внутри: медленно, словно густая смола. Моментальная влюбленность, эмоциональное перегорание и ничего, кроме восхищения в душе. Тина кого — то любит в своем подсознании. Вот только кого…»

Сновидение начинает обретать смысл только сейчас, когда перед глазами чужая и в то же время родная улыбка, а пальцы подрагивают от странного предчувствия. Несколько важных ниточек наконец — то выпутываются из бесконечного клубка, забирая следом парочку несостыковок. Первое: человек на снимке — Ноа Васкес. Тот самый, что выпал из воспоминаний после аварии; тот самый, о котором она слышала уже минимум дважды и даже успела встретиться лично, пусть и мимолетно. Второе: Тина связана с ним одним прошлым на двоих, а вот каким именно, придется выяснить в ближайшее время. Существует еще один негласный пункт этого списка: Ноа и есть тот незнакомец из сна. Уверенность в догадках такая прочная, что не разорвешь сомнениями. Теперь она просто обязана докопаться до истины. Почему забыла именно его? Почему не Финна, например?

— Ты кирпичи с собой перевозишь, что ли? — Мэттью заходит в комнату, отвлекая Тину от томительных рассуждений, и небрежно роняет картонную коробку на кресло.

— Эй, осторожней! Там моя аппаратура, ты вместе с ней сломаешь всю мою жизнь, — Тина подскакивает на ноги, откидывает в сторону фотографию и подходит к своему драгоценному имуществу, проверяя на целостность. — Тебе крупно повезло, Мэттью, сегодня твоя мохнатая тушка будет жить. Если вызвался добровольцем, это еще не значит, что можно филонить на важном стратегическом задании. Здесь же маленькое состояние!

— Я, между прочим, перетаскал все твои вещи, пока ты тут… кстати, а чем ты тут вообще занимаешься? — Мэттью внимательно изучает взглядом разбросанные фото и резко замирает.

Что — то привлекает его внимание, и Тина прослеживает этот взгляд, заметно настораживаясь.

— Это ведь Ноа Васкес, я права? — интересуется она. Вопрос выводит Мэттью из своеобразного ступора, тот поворачивается к ней лицом, а в глазах — самая настоящая растерянность. — Судя по словам Финна, я должна его помнить. Расскажи, что меня с ним связывало? Или связывает до сих пор?

Мэттью, пытаясь что — то сказать, открывает рот, но смыкает челюсть, так не проронив и слова. Если бы Тина умела читать мысли, то была бы удивлена тому паническому вороху слов, что крутятся у Мэттью в голове. Если бы только Тина позаботилась о распечатанных фото также, как её отец — о сохраненных в ноутбуке, то всё уже совершённое не держалось бы на волоске от гибели. От неминуемого провала, потому что сначала зачистка, а потом — амнезия. Никак не наоборот. Всё может запросто полететь к чертям только из — за одного фото, где они оба счастливы.

— Это наш тренер по лакроссу из старшей школы, — не думая, выпаливает Мэттью и поджимает губы. — Ты не должна его вспоминать… то есть, я не это хотел сказать. Короче, он был таким мудаком, Тина, твоя память сделала тебе одолжение.

— Что тренер по лакроссу делает со мной возле Большого Каньона? — Тина прищуривается и скрещивает руки на груди. — Вдобавок, через пять лет после окончания школы?

— У нас недавно был общий сбор старой команды, ты и этого не помнишь? — робко интересуется Мэттью. — Мы ездили туда на четыре дня, Ноа тоже присоединился, вот вы и сфотографировались. Просто на память. Ты его очень долго уговаривала, он тебя даже пару раз нахрен послал.