Глен смотрит в сторону соседнего стола с надменностью в холодном взгляде голубых глаз, намекая на свою власть и безоговорочную победу. Только Тина видит в этом скорее обреченность, нежели уверенность, ибо практически всё складывается против Глена: начиная от фактов, заканчивая родным племянником. Просто Глен не умеет признавать поражение, для него это в новинку.

— Ноа, могли бы вы повторить всё то, что рассказали офицеру Фьюрингу после проведения процедуры возврата воспоминаний его дочери? — адвокат подходит ближе к стойке, положив одну руку на перекладину. — Начиная с того момента, как вы увидели воспоминания, прикрепившиеся к пациенту после контакта с оборотнем.

— Я видел не так уж и много, основную информацию мне уже рассказал Глен, после… — он делает небольшую паузу, — после тщательных уговоров.

— После физически примененной силы? — уточняет Уиттмор, поглядывая на смотрителя, следящего за ритмом сердца.

— Именно. После нескольких ударов в челюсть, — спокойно отвечает Ноа, а в зале слышится усмешка Глена. — Он подлил в духи Дженнифер Блейк волчьи феромоны. Я бы в любом случае не смог распознать их влияние, но на это и был расчет. Подвести меня к измене, просчитав реакцию Тины, и ждать, когда она придет на процедуру закрытия воспоминаний. Ему нужно было нас разлучить, якобы спасая свой вымирающий род, но, на самом деле, он делал это из-за страха.

— И какого же страха? — уточняет адвокат.

— Из-за страха, что наша компания достанется его внебрачной дочери, Мэл.

— То есть, мистеру Васкесу нужны были прямые наследники внутри семьи?

— Всё верно.

— А как же его собственное потомство?

— Глен не может иметь детей после недавнего отравления аконитовой сывороткой.

— И свою внебрачную дочь признавать тоже не собирается, верно?

— Верно. Он решил подложить под меня мою же секретаршу, потом уговорил рассказать это Тине, зная, что она не простит, и для эффективности лишил её воспоминаний.

— Но мисс Фьюринг пришла на процедуру добровольно, не так ли? — уточняет адвокат.

— Добровольно, и в этом нет ничего удивительного — Тина вспыльчивая, Глену это известно, — Ноа переводит взгляд с адвоката на Тину, та смотрит с удивлением и страхом. — Она пострадала только лишь потому, что я влюбился в неё и не собирался ничего менять в своей жизни. Мне жаль.

Свет выключается повсеместно, потому что Тина закрывает глаза и пытается не встречаться мысленно с панической атакой. Картина из воспоминаний всплывает, как по заказу: Глен с флаконом в руках, ехидная ухмылка, коварный план. Ноа изменил не по своей воле.

О, Господи, остановите планеты, пока они не взорвались внутри и не убили ударной волной всех находящихся в зале.

Дыхание рваное, сердечный ритм летит ко всем чертям, губы дрожат, как и пальцы. Холодно. Тина почему-то чувствует холод, будто её окатили ледяной водой.

Ей срочно нужен воздух, и обогреватель, и дефибриллятор…

— Тина, ты как? — взволнованно спрашивает отец, сидящий рядом. — Дочка?

— Я в норме, сейчас вернусь, — отвечает Тина, постепенно уплывая в объятия паники.

Она подскакивает на ноги, расстегивая на ходу верхние пуговицы на блузке, слишком сильно отодвигает стул, ударяя его о деревянное ограждение, а затем неровными шагами направляется к дверям, придерживаясь за перила.

Боже, как же ей нужен воздух. Кто забрал весь кислород из легких?

— Мистер Васкес! Вернитесь на свое место! — слышится крик за спиной, но Тина не может реагировать адекватно, краем сознания улавливая мысль, что Ноа последовал за ней. — Мистер Васкес?

— Десятиминутный перерыв, — еле слышное наставление судьи, когда Тина уже почти выходит из зала суда.

Коридоры кажутся невероятно узкими, устрашающими, сковывающими. Тина делает несколько шагов, упираясь, наконец, руками в подоконник с множеством цветочных горшков на нем. Она старается дышать ровно, сражается с атакой своими силами, и у неё получается, хоть и медленно. Позади слышатся осторожные шаги, но оборачиваться нет смысла — догадаться о том, кто стоит неподалеку, совершенно несложно.

— Ничего не изменится, Ноа, — Тина пытается говорить уверенно, постепенно выравнивая дыхание. Надо же, она справляется с панической атакой самостоятельно, без чьей-либо помощи, что не может не радовать. — Думаешь, это нормально? Трахнуть меня, зная, что я нихрена не помню? Даже подстроенная измена не оправдывает твой поступок.

— Нет, это не нормально. Очевидно, я как был мудаком, так им и остался. Но, знаешь что? Я ни о чем не жалею, — отвечает Ноа.

Тина усмехается и смотрит на него через плечо. Если Ноа пытается наладить их отношения, то он выбрал неправильную тактику.

— Поверить не могу… — Тина отворачивается обратно, покачивая головой.

— Я просто не знаю, как иначе, — доносится сломленный голос Ноа, режущий по старым шрамам. — Я виноват, но не способен поступать иначе, когда ты рядом. Да, это свинство, да я не прав, но это сильнее. И если можно сказать коротко о том, что я сделал в ту ночь, то я просто любил тебя, Тина.