Общество, придававшее такое значение формулам и жестам и дрожавшее перед невидимым, нуждалось в ритуалах, чтобы отогнать страх и установить связь со сверхъестественными силами: ему нужны были таинства, а значит, и священники. Несомненно, еще более необходимыми были молитвы — непрерывное пение вместе с дымом ладана поднималось к престолу Бога как вечная жертва, хвала и моление о милости. Обществу были нужны монахи.

Первой задачей монахов было молиться за общество. В то время один человек не представлял никакой ценности, терялся в толпе; индивидуальная деятельность также растворялась в совместных действиях и общей ответственности. Подобно тому как кровная месть распространялась на весь род и настигала не только преступника, но и всех его родственников, так же и христианский народ чувствовал солидарность как перед лицом зла, так и перед Богом, запятнанный преступлением одних и очищенный воздержанием других своих членов. Большинство считали себя слишком слабыми или невежественными, чтобы спастись своими силами. Они ожидали прощения своих грехов взамен жертвы, принесенной другими, жертвы, которая должна была послужить благу всего сообщества и распространялась на всех. Посредниками в деле коллективного спасения были монахи. Монастырь выступал как орган духовного уравновешивания общества. Он вымаливал у Бога прощение и распределял его между остальными. Монахи, конечно, первыми пожинали плоды своих трудов. Прежде всего они зарабатывали невидимый фьеф, который должны были получить на небе за свою службу. Другим также удавалось получить часть от этих милостей, и немалую, поскольку монастырская община считала их своими ближними. Прежде всего, монахи трудились ради спасения своих кровных родственников — вот почему в знатных семействах был так распространен обычай жертвовать младшими детьми, которых отдавали в какое-нибудь аббатство, где они всю жизнь молились за старших, оставшихся в миру. Кроме того, монахи спасали братьев по духу — многие миряне ради этого соединяли свою жизнь с каким-либо монастырем, принося в дар свое тело, клянясь в вассальной верности или вступая в одно из молитвенных братств, сеть которых была развита при каждом святилище. Наконец, монахи радели о своих благодетелях — и в их руки текли пожертвования. Вот причины, благодаря которым повсеместно умножалось число монастырей (обители были преимущественно мужскими: немного было женских монастырей в мире мужской культуры, которая все еще решала вопрос, есть ли у женщины душа), вот источник их процветания. Главенствующее положение, занимаемое монастырями, объясняет также, почему значительная часть их доходов тратилась на украшение обителей. Бога славят не только молитвой, Ему приносят в дар прекрасные произведения, декор и архитектурную гармонию зданий, которая становилась лучшим выражением могущества Предвечного. В результате упадка королевской власти и изменений, происходивших в обществе, на аббатства легла задача предстоятельствовать перед Богом за народ, издревле считавшаяся компетенцией монархов, а также всё, что касалось управления художественным творчеством. Служение Богу за весь народ, совершаемое монахами, вызвало в XI веке расцвет церковного искусства.

Помимо этого, монастыри стали хранилищами святынь. Ни один мирянин не осмелился бы объявить своей собственностью мощи святых — обладающие чудотворными свойствами останки, через которые таинственные силы действовали в этом мире. Лишь король или люди, отличавшиеся чистотой жизни, могли владеть ими. На смену братствам священников, которые из поколения в поколение были хранителями святынь, но поддались искушениям века, постепенно пришли монашеские общины. Каждый монастырь оставался собственностью какого-либо святого, который пресекал любые посягательства на нее и обращал огонь гнева Божия на голову того, кто покушался на его права. Монастырь был резиденцией святого, который телесно присутствовал там в предметах, окружавших его в земной жизни. Оказывать почитание святому, испрашивать его помощи в испытаниях, борьбе с болезнью, которую он был властен прекратить, или в ожидании приближающейся кончины следовало там, где хранились его мощи. Большинство аббатств строилось на гробнице мученика или проповедника христианства, героя битвы с силами зла и тьмы. На могиле. На могилах. В городе Осер «в маленькой церкви [аббатства Сен-Жермен] насчитывалось двадцать два алтаря», а Рауль Глабер, систематизировавший эпитафии на могилах святых, «украсил подобными надписями гробницы некоторых набожных мирян». Монахи, жрецы культа святынь, процветавшего вокруг рак с мощами, были незаменимыми посредниками между подземным миром мертвых и земной жизнью. Такова была еще одна их функция, главная задача, которая нашла глубокое отражение в художественных формах. Действительно, было необходимо, чтобы окружение святынь соответствовало их значению. Монастырская церковь сама превратилась теперь в некое подобие раки и потому сияла великолепием. Декор тех мест, где хранились останки святых, незаметно приблизился к образцам погребального искусства.

Внимание, которое христианский мир XI века уделял смерти, означало победу глубинных народных верований, укрепившихся с победами феодализма, навязанных духовенству и поднявшихся на верхние этажи культуры, где они вновь нашли мощное выражение. Легенды, легшие в основу жест — песен о героических деяниях, зародились близ некрополей, на кладбище Алискан в Арле, в Везеле на могиле Жерара Руссильонского [68] , в тот момент, когда менялся христианский погребальный обряд. Прежде бренные останки грешника просто вверяли милосердию Господа. Теперь же рыцари требовали вмешательства священников, которые должны были освятить труп. Именно тогда в погребальной церемонии появились ритуалы каждения, формулы отпущения, в которых духовенство заявляло о своем праве отпускать грехи. Считалось, что для спасения души умершего лучше всего, если его могила находилась вблизи святилища, рядом с хорами церкви, откуда молитвы денно и нощно возносились к Богу-Судии. Сильные мира сего удостаивались чести быть похороненными внутри монастырской церкви. Вокруг простирались огромные кладбища, самые лучшие и дорогие места находились у стен храма. На эти могилы монастырская община распространяла милость заупокойной службы, занимавшей все больше места в дневном круге богослужений. День за днем в поминальных молитвах повторяли всё удлинявшийся список имен тех, по ком совершалась панихида. Наконец, монастырь принимал умиравших. В XI веке среди рыцарей Западной Европы распространился обычай «обращаться», менять на смертном одре образ жизни, облачаться в одежды святого Бенедикта. В смертный час рыцари становились членами большой монастырской семьи, духовного рода, который никогда не должен был прерваться и который, как и любой род, заботился о спасении своих мертвецов и молился за них во веки веков. В день Страшного суда воскресшему из мертвых, стоящему в ряду братьев монахов, быть может, удастся скрыть от взгляда Предвечного, что его хитон не так бел, как одежды других. Аббатства создавались как братские могилы, их воспринимали как промежуточный этап между мраком земной жизни и великолепием небес, поэтому их украшали всеми сокровищами этого мира.

Реликварии, некрополи, источники отпущений — монастыри — были столь необходимы, что они возникали без счета. Однако для того, чтобы их деятельность приносила пользу, они должны были отличаться исключительной чистотой. Институт монашества был сильно подорван волнениями IX и X веков. Монастыри первыми пострадали от опустошительных нашествий: банды норманнов, сарацин и венгров разграбили и сожгли плохо защищенные, полные сокровищ аббатства и обратили монахов в беспорядочное бегство. Выйдя против своей воли за ограду обители, они оказались ввергнутыми в пучину зла, остались один на один с искушениями века. Большинство воссоединялось в краях, где удавалось найти убежище от наступавших язычников. После долгих странствий монашеская община города Нуармутье, отступая все дальше под натиском викингов, в конце концов перенесла мощи своего покровителя, святого Филиберта, в Турню, на берега Соны. В этом тихом месте община наконец смогла построить одно из самых прекрасных зданий нового искусства.

В то же время монастыри сгибались под другим игом — под гнетом феодализма. Короли, встарь покровительствовавшие аббатствам, теперь выпустили их из своих рук. В 1000 году в епархии города Нуайон, расположенной вблизи резиденции Капетингов, под юрисдикцией короля Франции из семи монастырей остался лишь один; все остальные перешли во владение феодальных сеньоров, которые и выполняли в частном порядке функции правосудия. С другой стороны, в то время множество представителей благородных родов — от государей до владельцев небольших замков — основывали обители, чтобы получать взамен молитвы, определять туда своих сыновей и хоронить своих мертвецов. Каждый феодал считал дом Божий своим личным имуществом, и судьба монахов, приравненных к крестьянам, арендующим землю, или домашним рабам, вскоре определилась — они стали частью семейного достояния господина. Монахи находились в подчинении у хозяина, который временами притеснял их и нещадно эксплуатировал. Ему же принадлежали поклонение верующих и дары, сыпавшиеся на алтари святилищ. Нередко случалось, что феодал расхищал церковное имущество, тратя его на женщин и содержание своих шаек, обрекая тем самым монастырскую братию на нищенское существование. В лучшем случае монахи были обязаны уступить в качестве фьефа рыцарям своего патрона значительную часть собственных владений. Каким бы независимым ни был аббат или приор монастыря, ему приходилось вести тяжбы с окрестной знатью, оспаривавшей права святых. Ему приходилось воевать. Такое положение вещей, усугубленное феодальными смутами, порождало беспорядки и неопределенность. Как следовать уставу и заставить уважать неприкосновенность монастырских стен, как удержать монахов от пролития крови в сражениях, оградить их от золота и плотских искушений? Как сохранить их знания?

Как только Запад избавился от грабежей и раздоров, его учителя стали отдавать все силы делу первостепенной важности — восстановлению мест, где совершалась общая молитва. Инициаторами становились крупные феодалы. Старея и задумываясь о приобретении союзников на небесах, они старались вернуть прежний порядок в монастыри, которые их предки основали или вырвали из-под королевского покровительства. Это реформаторское движение началось очень рано — в первые годы X века. К 980 году оно развернулось во всю мощь, а к 1130 году, достигнув цели, завершилось. Тот факт, что важнейшую роль в этот период христианской истории играли именно монашеские общины, объясняет, почему реформаторский дух проник прежде всего в аббатства. Церковь, действовавшая в миру, вплоть до начала XII века оставалась погруженной в земные заботы, поэтому аббаты затмевали епископов и монахи повсюду одерживали победу. Это происходило потому, что они отличались большей святостью, потому, что их служение было значительно более угодно Богу. До 1130 года самыми крупными культурными центрами Западной Европы, колыбелью нового искусства были не соборы, а монастыри. Обители, возникшие в сельской местности, на земле, дававшей силы непрекращавшемуся развитию земледелия, наиболее соответствовали требованиям и структурам общества, которое было преимущественно деревенским. Своим главенствующим положением монастыри были обязаны тому, что институты монашества значительно раньше были обновлены и очищены от разлагавшей их скверны. На западе Европы в Средневековье аббаты достигли святости прежде епископов, прежде них провели реорганизацию школы и прекратили проматывать всё более щедрые пожертвования, непрерывным потоком стекавшиеся в обители. Отныне эти средства тратились на то, чтобы, к вящей славе Господней, перестроить и украсить монастырский храм.

Как правило, реформой монастырских учреждений занимался человек, обладавший необходимыми для этого способностями, известный строгостью нравов и энергичностью, которого государи-феодалы, желавшие быть уверенными, что имеют дело с истинным монахом, приглашали для того, чтобы укрепить в каком-нибудь монастыре расшатавшуюся дисциплину. Занимаясь исправлением пороков, этот человек постоянно был в пути. Однако, желая, чтобы его деятельность приносила реальные плоды, он, как правило, старался удержать в своих руках управление множеством обновленных обителей. Таким образом монастыри объединялись в некое целое, во главе которого стоял такой человек. Самим фактом своего объединения монастыри были лучше защищены от нового натиска разрушительных сил, в частности от вмешательства светской власти. Реформа стихийно породила конгрегацию, структуру, в определенной степени повлиявшую на церковное искусство. Некогда искусствоведы делали попытки определить границы областей, где развивалось романское искусство; говорили о пуатевинской или провансальской школах. Надо сказать, что сходство, характерное для памятников XI века, объясняется не столько географической близостью обеих провинций, сколько духовными связями, которые во всем христианском мире объединяли монастыри, очищенные одним и тем же реформатором и поэтому находившиеся в тесном родстве. Настоятели этих обителей, желая продемонстрировать духовное единство, строили церкви одного типа, в декоре которых было мало различий.

Конгрегаций было множество. Упомянем ту, что возникла в Лотарингии в результате деятельности Ришара Сен-Ваннского, или же средиземноморское объединение, в котором под эгидой монастыря Святого Виктора Марсельского собралось множество каталонских, сардинских и тосканских монастырей. В 1001 году герцог Нормандский призвал Гийома де Вольпиано, настоятеля церкви Сен-Бенин в Дижоне, чтобы наставить на путь истинный монахов из Фекана; в 1033 году Гийом основал Фруттуарию в Ломбардии. Своим успехом этот учитель был обязан исключительной строгости; его считали требовательным super regula, сверх устава. Он заставлял братьев монахов соблюдать строжайший аскетизм — «умерщвлять плоть, помнить о скверне человеческого тела, носить убогие одежды, питаться скудной пищей» — это поможет им сохранить совершенную чистоту. Вдоль линии, обозначившейся между Северной Италией и берегами Ла-Манша, зацвели первые всходы: от стен Фекана реформа докатилась до Сент-Уана в Руане, Бернэ, Жюмьежа, монастыря Святого Михаила над морской пучиной [69] , (Роланд вспоминает о нем в свой смертный час — этот монастырь посвящен архангелу, который взвешивает души на Божием суде) [70] . Реформа проникла в аббатства, где Вильгельм Завоеватель и Ланфранк после 1066 года искали для Англии хороших епископов и где учились самые крупные ученые 1100 года, одним из которых был святой Ансельм. Свет, сиявший из Дижона, озарил Бэз, Сетфонтэн, Сен-Мишель-де-Тоннер, Сен-Жермен-дез-Осер, монахом которого был Рауль Глабер; Фруттуария влияла на монастыри Сант-Амброджо в Милане и Сант-Аполлинаре в Равенне. К моменту своей смерти в 1033 году Гийом де Вольпиано был настоятелем сорока монастырей, где молились более тысячи двухсот монахов.