Значит, прежде чем разбираться с «Ямыслю», прежде чем выстраивать что-то вроде кантовской теории познания, т. е. теории отношений между сознающим субъектом и сознаваемым объектом, надо спросить об этом самом «субъекте», который раскрывается в- и через /dans et par/ «Я» из «Я мыслю». Нужно спросить, когда, почему и как получилось, что однажды человек сказал: «Я…».

v Для Самосознания требуется — загодя — Сознание. Иначе говоря, требуется раскрытие Бытия /l'Etre/ Словом /parole/, хотя бы одним коротким словом Sein, Бы- тйр; ~ раскрытие того самого Бытия /d'un Etre/, которое поток назовут «объективным, внешним, нечеловеческим бытием», «Миром», «Природой» и т. д., но которое до поры до времени остается нейтральным, поскольку еще нет Самосознания и, значит, нет оппозиции субъекта и объекта, Я и не-Я, оппозиции человеческого и природного.

Самая элементарная форма Сознания, познания Бытия и его раскрытия Словом рассмотрена Гегелем в главе I под именем «Чувственная достоверность» (sinnliche Gewi(3heit). Я не буду повторять того, о чем там сказано. Сейчас нам важно только то, что от этого Сознания и этого познания к Самосознанию не прийти. Чтобы прийти к Самосознанию, надо начинать с чего-то другого, не с созерцательного познания Бытия, не с его пассивного раскрытия, которое оставляет его таким, как оно есть в себе, независимо от раскрывающего его сознания.

В самом деле, все мы знаем, что человек, который сосредоточенно созерцает что-либо, который хочет увидеть вещь такой, как она есть, ничего в ней не меняя, как говорится, «поглощен» своим созерцанием, т. е. этой вещью. Он забывает себя и думает только о созерцаемой вещи, он не думает о своем созерцании и еще менее о себе самом, о своем «Я», о Selbst. Он тем менее сознает себя, чем более сознает вещь. Он, пожалуй, заговорит о вещи, но никогда о себе самом: он не скажет «Я».

Чтобы слово это появилось, нужно что-то еще, кроме чисто пассивного созерцания, которое всего лишь раскрывает Бытие. Этим другим, по Гегелю, будет Вожделение /1е Desir/, Begierde, о котором он говорит в начале главы IV.

Действительно, когда человек испытывает какое-то желание /ип d^sir/, когда, к примеру, голоден, хочет есть и когда осознает это свое желание, он обязательно осознает себя. Желание всегда раскрывается как мое желание, и чтобы раскрыть желание, нужно сказать «Я». Как бы ни был человек «поглощен» созерцанием вещи, в тот миг, когда он начинает желать ее, он тотчас же «приходит в себя». Внезапно он замечает, что есть не только вещь, но и его созерцание вещи, есть он сам, и что он не есть эта вещь. И вещь предстает перед ним как «предмет» (Gegen-stand), как внешняя реальность, которая не в нем, которая — не он, как какое-то не-Я.

Стало быть, в основе Самосознания, т. е. собственно человеческого существования (и значит, в конечном счете существования философского), лежит не чисто познавательное и пассивное созерцание, но Желание. (Вот почему, заметим кстати, человеческое существование возможно только там, где есть то, что называют Leben, биологическая, животная жизнь. Без Жизни неоткуда взяться Желанию).

Но что такое Желание — пусть это будет желание, называемое «голодом», — как не желание преобразовать с помощью действия созерцаемую вещь, упразднить ее как не имеющую отношения ко мне, как не зависящую от меня, подвергнуть отрицанию в этой ее независимости и ассимилировать, усвоить, сделать моей, поглотить в моем Я и моим Я /dans et par/? Значит, для того чтобы было Самосознание, и следовательно философия, Человеку нужно не только положительное пассивное созерцание, которое всего лишь раскрывает сущее, но и отрицающее Вожделение, и значит, Действие, которое преобразует все просто наличное-данное. Нужно, чтобы человеческое Я было Я Вожделения, т. е. Я деятельным, отрицающим, таким Я, которое преобразует Сущее, разрушает налично-данное и созидает из него что-то новое.

И что такое это Я Вожделения, к примеру, Я голодного человека, как не пустота, алчущая наполниться, стать полнотой, опустошая то, что было полным, и наполнившись, занять его место, заполнить собственной наполненностью пустоту, образовавшуюся там, где была уничтожена наполненность, которая не была ее собственной? Итак, обобщим сказанное: если подлинная (абсолютная) философия представляет собой, в отличие от кантовской и до-кантовской, философию не Сознания, но Самосознания, которая сознает самое себя, подотчетна себе, себя оправдывает, знает о том, что она абсолютна, и сама себе таковой раскрывается, то необходимо, чтобы в самой основе своего существа Философ, Человек, был не только пассивным положительным созерцанием,, но также действенным отрицающим Вожделением. Но быть таковым — значит не быть неким Сущим /un Etre/, которое просто есть, сущим, от века себетождественным и самодостаточным. Человек должен быть пустотой, ничем, но не чистым ничто, reines Nichts, а чем-то таким, что есть в той мере, в которой оно уничтожает Сущее /l'Etre/, дабы осуществиться за его счет и ничтожествовать внутри бытия. Человек — это отрицающее Действование, преобразующее

наличное Бытие и само преобразующееся в ходе этого преобразования. Человек есть то, что он есть, лишь постольку, поскольку он собой становится; его подлинное Бытие (Sein) — это его Становление (Werden), Время, История; и он становится и он есть История только внутри и посредством Действования, отрицающего все просто данное, того действования, что зовется Борьбой и Трудом. Этот Труд, в конце концов, произведет тот самый стол, за которым Гегель пишет свою «Феноменологию духа», и эта Борьба, в конце концов, окажется Йенской битвой, шум которой доносится до Гегеля, пишущего свою «Феноменологию духа». Вот почему, отвечая на вопрос «Что такое Я?», Гегель должен был принять во внимание и этот стол, и этот шум.

Не бывает человеческого существования без Сознания и без Самосознания, т. е. без раскрытия /relation/ Бытия Словом и без Желания, сотворяющего и выявляющего /r^v&ateur/ мое Я. И потому внутри «Феноменологии духа», т. е. внутри феноменологической антропологии, элементарная возможность раскрывать наличное Бытие Словом (заключенная в «чувственной Достоверности»), с одной стороны, и Действование (оно рождается из Желания и Желанием), которое разрушает и отрицает наличное Бытие, с другой, составляют две последние, ни к чему не сводимые данности, полагаемые в «Феноменологии» в качестве ее предпосылок. Но этих предпосылок недостаточно.