— Я не хочу ничего слышать! Это наша последняя встреча, и я больше не смогу тебе помешать или помочь, — она направила ладонь на Персефону, — но и оставлять часть дарованных тебе сил не желаю, если ты собираешься к нему. Последний раз спрашиваю, Персефона, ты готова пожертвовать всем ради того, кто, в конце концов, погубит тебя, или отказаться от него и выжить?

Амфитеус наделся, что Персефона достаточно умна, чтобы солгать снова, но она сказала честно и открыто — я выбираю его — обрушивая на себя гнев матери.

— Нет, — прошептал Амфитеус, когда тело Персефоны вздрогнуло и вспыхнуло светом, который стал втягиваться в ладонь Деметры. Амфитеус понимал, что веками формировавшаяся в зерне души божественная энергия матери, уже давно неотделима от Персефоны: такое извлечение если и не убьёт её, то ослабит так, что ей останется только умереть. — Нет! — повторил он громче, разрушая последние путы. Золотая лента, связывающая его с Персефоной, стала распадаться, и Амфитеус, позабыв обо всём, что делал и думал прежде, схватился за неё, дёрнул на себя и воскликнул так громко, как мог. — Отпусти её!

Лента рассыпалась и исчезла, но не раньше, чем Амфитеус поймал Персефону за руку. Деметра склонила голову, с любопытством осмотрела свою ладонь и резко обернулась. Нет! Это была вовсе не Деметра, а лишь их общий кошмар, обернувшийся чудовищем.

— Защищаешь её?! — ледяные когти впились в шею Амфитеуса, омуты чёрных глаз притягивали и усыпляли бдительность. — Думаешь, она примет тебя как брата? Думаешь, можешь убивать по приказу, а потом начать жизнь праведную и светлую? Нежеланный ребёнок богини, ненужный своему отцу, отвергнутый и обманутый наставником... Почему ты решил, что существует кто-то, кому ты нужен? Она бросит тебя так же, как бросила меня, ведь семья для неё ничто!

Рука Персефоны дрогнула в руке Амфитеуса и выскользнула. Связь окончательно распалась. Пальцы на шее сжались крепче... Ещё недавно Амфитеус мечтал убить сестру, сгорал от ненависти к ней, затем проявил интерес, и вот, в момент, когда, казалось бы, следует спасать свою жизнь, он спас её... Амфитеус прикрыл глаза, ожидая справедливых последствий принятых решений, но вместо них пришло освобождение.

...Яркая вспышка, словно клинок, рассекающий путы, вернула их обратно на пустынное поле, ветер поднялся сильнее прежнего, дышать стало легче, только глаза заслезились, и сразу открыть их не получилось. Рядом был кто-то ещё. За несколько секунд Амфитеус успел придумать самых кошмарных врагов от охотников Ареса до самого Ареса, а затем открыл глаза. Персефона стояла на коленях, тяжело дыша — разметавшиеся по плечам волосы, опущенная голова, пальцы, впивающиеся в землю, и божественная энергия, утекающая из груди.

Амфитеус выругался и, не позволив себе начать сомневаться, ринулся к ней, но не сделал и двух шагов, как врезался в плотную стену воздуха. Стена пошла серебристо-золотой рябью, проявляя в месте удара древние надписи. Амфитеус выругался снова. За ними пришли не враги, не охотники и даже не Арес, а союзники Персефоны, те, кто почувствовал угрозу её жизни и посчитал нужным помочь. Впрочем, одного было очень легко узнать. Никто не ставил столь искусный защитный барьер, ограничивающий уровень сил врага, никто не мог так незаметно и так прозрачно намекнуть незваному гостю о неуместности его появления, кроме Эвра — Восточного ветра, одного из Анемов.

— Тебе здесь не рады, — шептали травы, — убирайся, пока жив, — вторил бледный свет луны, — уходи, — добавлял лес, угрожающе качая ветвями.

Амфитеус посмотрел на Персефону и вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Она с трудом оторвала руку от земли и почти потянулась к нему, когда внутрь защитного купола просочился другой божественный свет и сформировал богиню. Амфитеус её не знал. Худенькая, сероволосая, почти прозрачная, она приникла к Персефоне, обняла её со спины и отчётливо сказала.

— Я задолжала тебе, Лин, прости меня.

— Лана, — голос Персефоны сорвался, — постой...

Но та не услышала её и рассеялась белым светом, который окутал Персефону и исчез в ней. Раны Персефоны мгновенно затянулись, энергия перестала утекать из груди, и она смогла самостоятельно подняться на ноги. Амфитеус едва заметно улыбнулся и сделал шаг назад. Он больше не мог оставаться здесь. Отчего-то ему показалось крайне важным уйти прямо сейчас, сбежать подальше и разобраться в причинах случившегося, в своих поступках и в себе. Он прикрыл глаза, вздохнул и переместился наугад, зная, что прямо сейчас Персефона снова взглянула на то место, где его уже не было.

***

Гермес поднялся вслед за Афиной в мастерскую и устроился у стены, подальше от остальных, где выражение его глаз скрывал полумрак. Шутить не хотелось, и он был уверен, что не сможет — без неё не могло быть радости, без неё не получалось ничего. Геката ушла, и оказалось, что свет, который он нёс в себе всё это время и считал своим, был светом её любви.

В мастерской стояла тишина, которую не нарушали тихие разговоры. Амфитрита и Афина что-то полушёпотом объясняли Гере, Гефест давал наставления Максу и Клесс, Гестия водила пальцем по карте, созданной божественной силой, разложив её на столе, Эос и Астрей тоже о чём-то шептались. Гермес скрестил руки на груди как раз в тот момент, когда у входа возник Посейдон, по обыкновению стряхнул воду с рыжих волос и прошёл к столу.