Телохранитель. Мы под запретом

Аннотация

ИСТОРИЯ СВЕТЛАНЫ БЕЛОВОЙ, ДОЧЕРИ РУСТАМА

 

— Моя дочь — самое главное мое богатство, за нее я готов убить, уничтожить. Пока я ищу эту сволочь, я хочу, чтобы рядом с ней был надежный человек.

— Понял, принял, Белый.

— Двадцать четыре на семь ты обязан следовать за ней по пятам, быть ее тенью, охранять так, как ты никого и никогда не охранял…

Она — любимая дочь моего босса, невинная и нежная девочка. А я ее телохранитель. Тот, который должен рисковать всем, чтобы сберечь ее. Вот только я и так готов отдать за нее жизнь. Осталось только не захлебнуться от желания к ней прикоснуться.

ПРОЛОГ Я дрожу как осиновый лист, цепляясь руками за широкие плечи Жени. Мои руки соскальзывают, но я продолжаю цепляться, стоя так близко к мужчине, что слышно запах его парфюма. Как у папы. Это немного успокаивает и не дает вывернуть свои внутренности наизнанку. Он закрывает меня собой и прижимает к стене, слегка поглаживая макушку. Совсем как папа делал в детстве. Каждое прикосновение как удар током, прошивает насквозь и торкает до глубины души. В моих огромных глазах страх прорисовывается четко. В его — непоколебимая уверенность. Она сейчас и окружает нас толстым коконом, мешая мне полностью потеряться в отчаянии. Дрожащие губы периодически прикасаются к коже мужской шеи, слегка покрытой щетиной. Я концентрируюсь на пульсирующей жилке и стараюсь думать о хорошем, вот только пот скатывается по вискам, мешает мне успокоиться. Это ощущение скольжения совсем как крутой вираж на аттракционе. Мутит. Живот скручивает от болезненных спазмов. Сильнее и сильнее. Последние несколько месяцев я все-таки нахожусь в стрессе, а потому такое самочувствие для меня не новость, но каждый раз как в первый раз. —Женя, мне так страшно, — шепчу ему, понимая, что слова выкручиваются в непонятное нечто. Язык заплетается, а губы немеют. Мне кажется, что может схватить инсульт по меньшей мере. Он играет желваками и смотрит на меня сверху вниз, совсем как на несмышленыша. При этом очень старается придать лицу нейтральный вид, вот только в глазах периодически вспыхивает огонь нечитаемых эмоций. Он надежный. Он сильный. Он меня защитит. Папа ему доверяет, значит, все должно быть хорошо. Женя слегка наклоняется. Мой пульс начинает грохотать сильнее, и уши плавно закладываются от нарастающего давления. Бам. Бам. Я облизываю огненную кожу обветренных и потрескавшихся губ. Жилка на шее у мужчины начинает сокращаться сильнее, кадык поднимается вверх и опускается вниз. Женя тихо шепчет у самых губ: —Ничего не бойся. Я рядом. Я его убью, но ему тебя не отдам. Никогда. Последнее слово звучит жестче, захват рук усиливается, мы сталкиваемся грудными клетками до вырывающегося из моего горла полустона. Он стена. Он мой жилет. И страха больше нет. Глава 1 ЖЕНЯ Сижу в кабинете у босса, который сначала ВЫКУРИВАЕТ сигарету, и только потом поднимает на меня взгляд, полный ненависти и презрения. Но все эти адовые чувства направлены не на меня. Что-то нехило его колбасит, раз он впервые за все годы моего с ним знакомства взял в руки никотиновую смерть. Я был в службе охраны его отца, а потом меня перевели к сыну, и таким я Рустама Белова не видел никогда. А у него я уже пять лет тружусь. Смахнув пепел, он усаживается пониже в кожаном кресле и прикрывает опухшие глаза. —Спасибо, что я не ждал тебя долго несмотря на то, что сегодня твой выходной, — утробный голос разрезает пространство. —Белый, я всегда готов, ты ведь это знаешь. Открыв глаза, он пристально смотрит на меня и шепчет: —Знаю. У меня к тебе дело, доверить которое я больше не могу никому, хотя бы просто потому, что ты единственный в моем окружении так долго, и я только тебе могу вверить свою дочь. Дыхание простреливается. Сквозное навылет. Я замираю, запрещая себе прямо сейчас представлять ту, что так настойчиво всплывет в моей голове чаще, чем мне бы того хотелось. Не сейчас. Не тут, где мои эмоции непозволительная роскошь, не перед ее отцом. Не думать о ней, не думать. Светлана Белова — это яд, отравляющий мое тело. Я стараюсь не пересекаться с ней, стараюсь не вдыхать шлейф ее идеальных духов, я запрещаю себе даже выбирать шлюх, похожих на нее, чтобы в голове не всплывал ее образ, чтобы хоть дышать мог нормально. Не так давно она съехала на свою квартиру в центре, потому что ей было бы проще жить рядом с универом, и я с облегчением вздохнул полной грудью. А затем снова прошелся по всем кругам ада, потому что одно дело подсесть на героин, а другое дело не получить очередную дозу и мучиться в конвульсиях. Было бы проще ее ненавидеть, я даже рисовал себе выдуманный образ в голове, накручивал, какая она стерва, но и тут провал. Милее и добрее человека я не видел никогда. Несмотря на горы бабла, что были в семье Беловых, несмотря на дедушку-мэра и влиятельного отца, она оставалась ангелом во плоти. И этот ангел часто представал в моих мыслях в голом виде, распластанной на кровати с широко расставленными ногами. Порой мне казалось, что я могу чувствовать вкус ее кожи, просто проходя мимо улыбающейся и всегда открытой к общению девицы. Она же смотрит на меня своими колдовскими газами и меня ведет. От ее вежливости, от красоты, от умения себя преподнести. Брат у нее отбитый, конечно, но она — эталон, от которого у меня стоит. Воспитанная, нежная, ласковая и одурманивающая своей уникальностью. На нее подсесть — проще простого. Я думал, что таких не бывает, но вот уже пять лет я никак не могу избавиться от наваждения. Как увидел ее тогда в белом сарафане в свой первый рабочий день в этом доме, так и пропал. Любимая дочь своего отца. Всепоглощающая любовь своей матери. Света ее точная копия, только глаза и волосы от отца. Во рту начинает собираться слюна, и я слышу, как Белый грубо возвращает меня в реальность. —Жек, блять, проснись и пой, мать твою. Я тут не для красоты сижу, — саданув по столу, он привлекает мое внимание. —Сорян, голова трещит. —У меня тоже трещит, но вернись в реальность, —обезумевший взгляд Белого начинает напрягать. Если его так вставило, то что же случилось? Он достает телефон, листает что-то, а потом резко толкает смарт по гладкой поверхности стола ко мне. —Моя дочь получает вот такие подарки. Взгляд цепляется за кровавые розы, обернутые в белую бумагу, на которой написано «Или моя, или мертва». Написано будто бы кровью, подтеки довольно красноречивы. Я сглатываю слюну, понимая, что гнев зарождается где-то глубоко внутри, но так быстро, что я контролировать его больше не могу. Угрозы этому ангелу? —Листай. И я листаю, но, черт возьми, как же сложно держать лицо. Вслед за этим на фото виднеется коробка «Хочу тебя в этом и раком», в коробке плеть, прозрачное белье с прорезью для сосков и влагалища. Дальше — скриншот сообщения на телефоне «Я не хочу делать тебе больно, ты ведь такая красивая. Только моя, да?». А дальше фото Светы в непринужденной обстановке: возле ТРЦ, рядом с машиной, возле дома, у подъезда, с друзьями. Фото так много, что это все смахивает на короткометражный фильм. И я листаю, листаю, погружаясь в пучину первородного гнева, он искрит как розетка, в которую воду налили, и вся проводка сейчас нахер спалится. За ней следят. Ее хотят. Ее представляют в разных позах, и судя по всему, ее сейчас хотят напугать, довести до края. Чертов извращенец. У меня не хватает слов, чтобы выразить свою реакцию, когда я вижу идеальное фото в профиль. На нем Света улыбается и смотрит куда-то вдаль, сжимая в руках стаканчик с кофе. Это сто процентов капучино, именно то, что она любит больше всего. Глаза жадно ощупывают каждую линию идеального лица, фотографируют на память. Сжав челюсть, я заставляю себя выровнять сбившееся дыхание. Сейчас я гребанный марафонец, по венам у которого кровь пульсирует в безумном ритме. Подняв взгляд на Белого, я сталкиваюсь с ужасом. Он смотрит на меня в шоке, на фото, на меня. И снова на фото, потом прикрывает глаза и хрипит: —Этот ублюдок уже месяц, оказывается, измывается над моей дочкой. Она молчала, думала, что все шутки, сначала были цветы и конфеты, а потом началось вот это. Ей пишут с незнакомого номера, но она не отвечает. Меняет номер в третий раз, но подонок все равно находит его! Я связываю бурную деятельность с отсутствием отклика. В висках бомбит, меня всего сейчас разворотит изнутри. Я четко понимаю, что Белов скажет дальше. И я, мать вашу, согласен на все. —Моя дочь — самое главное мое богатство, за нее я готов убить, уничтожить. Пока я ищу эту сволочь, я хочу, чтобы рядом с ней был надежный человек. Я киваю, понимая, что за нее я буду убивать ровно так же, как это будет делать Белый. Я уже был свидетелем того, как у Светы появился ухажер, думал меня наизнанку вывернет, когда видел ее горящий взгляд, направленный на форменного ушлепка, таскающего ей подарки. Меня он бесил, адово, но и слова сказать против я не мог. Не имел права, зато поспособствовал тому, что о воздыхателе-латентном наркоше узнал Белый. Красиво он тогда ушел из жизни Светы, еще и за яйца покрутили мелкого знатно, больше вокруг Светы никто не крутился — кишка тонка и очко жим-жим. С такой охраной ни одна сука не проскочит. Я не верил в удачу, я понимал, что Белов уже подыскивает кандидата на сердце своей дочери. И правильно. Она идеально и абы кому достаться не должна, мужем станет только тот, кто пройдет строгий фейсконтроль любимого папы. Не я уж точно. —Понял, принял, Белый. —Двадцать четыре на семь ты обязан следовать за ней по пятам, быть ее тенью, охранять так, как ты никого и никогда не охранял… Верный пес на службе у той, за которой ходить только в радость. Это особый подвид садомазохизма, когда ты смотришь и не смеешь касаться, когда мечтаешь о чем-то и никогда не воплотишь в реальность. Так-то она мне в дочери годится, а мой жизненный багаж слишком уж тяжелый, чтобы делить его с идеальной девушкой. Ангелом во плоти. —Белый, ты можешь на меня положиться. Я за нее убью, а эту падаль найду сам и заставлю жрать собственный хер, поджаренный на костре. Глава 2 СВЕТА Холодные пальцы сжимают смартфон, на экране которого очередное сообщение-загадка «14.16.33». Для кого-то просто набор цифр, для меня вполне ясное слово. Загадки я любила с детства, не зря я дочь своего отца, специализирующегося на безопасности. Криптография стала моим вторым увлечением после языков. Мы с папой часами могли проводить за шифровкой и дешифровкой. Немного странное увлечение для девочки, но какое же оно замечательное. А потому сейчас по спине плавно скатывается ужас, кристаллизируюсь в жуткий холод у стоп и кистей рук. Смахнув упавшую на лоб прядь от порывов шквального ветра, я в очередной раз блокирую номер. Хотя и четко понимаю — бесполезно, этот человек снова и снова находит мой номер, даже тот, что я никому не даю. Искусав губы в кровь, начинаю бегло осматриваться. В каждом проходящем человеке я начинаю видеть угрозу, и теперь я плохо сплю. Мне снится только одно, что человек, написавший угрозы, все-таки приближается ко мне на расстояние вытянутой руки. Он смотрит на меня, но я все никак не в состоянии рассмотреть и узнать его. Только темная фигура, стоящая рядом со мной, но при этом, кажется, что далеко. Изначально я принимала все как шутку, может просто интересную и забавную ситуацию. Мне присылали букеты и их было много, конфеты, подарки и милые зашифрованные слова в смс. Я понимала одно, что это не моя тема, а потому не обращала внимания, не удосужив тайного воздыхателя ответом. Да, с улыбкой разгадывала очередной шифр и быстро с ним расправлялась, но в следующий момент откладывала телефон и забывала о нем, пока однажды в зашифрованном сообщении не появилась угроза, после мои фото, уложенные в белом конверте возле моей двери. Когда на лобовом кто-то нарисовал белой акриловой краской «моя», а рядом прикрепил мое фото с проткнутыми глазами, вовсе волос встал дыбом. Жуткое ощущение того, что за мной следят, не покидало меня больше ни на секунду. Это ужасно…понимать, что ты не представляешь, чего ждать в следующий момент. Я решила бороться радикально, первым делом — сменила номер, но это не помогло. После третьего раза я поняла, что и не поможет, а каждый последующий день приносил еще больше жутких «подарков», На мое настойчивое игнорирование сыпалось еще больше сюрпризов, от которых кровь вставала в жилах. Я затянула с тем, чтобы рассказать все отцу, затянула на два месяца, а ему нагло соврала, что лишь на месяц. Узнай он раньше — может все было бы иначе. Мой любящий отец в сердцах кричал так, что я впервые ощутила себя непослушным ребенком. На меня никто и никогда не кричал, меня боготворили в семье, потому что для папы я та самая Горошинка, что вызывала трепет вне зависимости от того, сколько мне лет. Три или двадцать три. —Света, как ты могла молчать?! Да как тебе вообще в голову это пришло?! Показывай все, немедленно, — рассвирепевший отец тогда грубо саданул по столу, краснея и хмурясь так сильно, словно я совершила самый ужасный проступок в мире. И я его все-таки совершила. Я пренебрегла своей безопасностью. Именно это он повторял мне отчаянно часто: думать о своей безопасности всегда и везде, потому что я красавица в маму, за мной будут ухлестывать, за меня будут сражаться, ведь я роковая красотка. Но я не хотела становиться никакой роковой красоткой, я хотела быть просто Светой, учиться и стать как моя мама — переводчиком. Телефон тогда перекочевал к отцу, с каждой секундой он начинал бледнеть, а потом громко выругался и даже несмотря на отчаянные попытки мамы хоть немного сменить гнев на милость, в очередной раз закричал: —Как ты могла пренебречь своей безопасностью?! —Рус, ты делаешь только хуже, прекрати, — заламывая руки, шептала мать, тоже покрываясь десятым потом. В ее глаза стоял сущий ужас, он подошла ко мне и крепко обняла. —Василиса, как прекратить?! Ты что мне прикажешь делать? Месяц прошел, она только сейчас заявила мне, что какой-то уебок дрочит на ее фотки и пугает мою дочь, третирует ее. Да как я, блять, должен быть спокоен?! Как? Дернувшись, мать закрыла меня собой, успокоительно поглаживая по спине. Я плакала без остановки, потому что страшно, потому что обидно и потому что я не знала, что делать дальше. Я ведь так хотела верить, что это — просто чья-то глупая шутка, но никаких надежд не оставалось. В глазах отца бушевала ярость, он достал коньяк, сигарету, и прямо при маме закурил, а потом выпил целую рюмку, разливая пару капель на стол. Мама бросила на него колкий взгляд, в нашей семье никто не курил, потому что наша мама не переносила запаха, и потому что это вредно и вызывает рак. —Давай сейчас не режь меня своей грубой нежностью. Я иначе не успокоюсь, — бросил он тогда ей немного резко. Может я впервые услышала такой тон. Вообще впервые на моих глазах разгорался скандал, причиной которому стала я. Спустя пару минут, отец потушил сигарету двумя пальцами, подошел к нам и обнял, молча и при этом так сильно, что плакать захотелось в разы сильнее. —Рассказывай все, как было. С кем встречалась, кого обидела, кого отшила. Мне нужны все гребанные подробности. Кто за тобой уплетается или, не дай бог, к кому ты проявила благосклонность. Все детали. Вот только я не проявляла ни к кому благосклонность и никого не отшивала. Наверное, мне хватило той ситуации, когда единственного парня от меня развернули на сто восемьдесят градусов, придав ему ускорения. А я ведь так хотела просто попытаться проявить эту благосклонность хоть к кому-то, кто подходил бы мне больше самого неподходящего кандидата. Ведь у нас с ним — огромная пропасть на двоих, к ней если приблизиться — можно и шею свернуть. Глава 3 Я вздрагиваю и тяжело вздыхаю, пока сажусь в машину отца, за рулем которой его личный водитель. Моя машина мне временно противопоказана, хотя водить я так люблю…Немного грустно, но я бы и сама не села сейчас — от недосыпа я невнимательна. Вздрагиваю, когда неосознанно жду блокировки центрального замка, и только после этого удается выдохнуть покалывающий легкие воздух. После универа я теперь еду к родителям, это — четкий и бескомпромиссный приказ отца. Обжаловать этот приговор никак нельзя, потому что теперь я и сама понимаю его логичность. Мне кажется, что папа очень быстро все решит, и моя жизнь снова наладится. В это так верю, что готова ставить на кон все, что у меня есть. Это ведь папа, он же мой супер-герой, и моя уверенность в завтрашнем дне. Телефон снова настойчиво вибрирует, и я боюсь посмотреть на экран. Спустя мгновения вибрация снова повторяется. Смарт почему-то представляется мне ядовитой змеей, способной ужалить в любой момент. Дрожащей рукой переворачиваю экран лицом к себе, и облегчение тоненькой струечкой просачивается в тело. Просто Влад. «Ты скоро? Я купил чипсы, жду тебя на просмотр кино». Это мой младший брат, с которым у нас много лет есть бессменный ритуал: каждую пятницу мы вместе смотрим новинки кино. Раньше это были мультики, потому что между нами разница в шесть лет, и когда он был еще совсем малюткой, мне приходилось смотреть развивавши, а очень хотелось смотреть истории о принцессах. А когда он стал постарше, я отчаянно хотела идти гулять с друзьями, но все равно оставалась дома, чтобы помочь маме. И опять же мы смотрели мультики, те, что мне были интересны в мои шесть лет. Папа очень много работал, и мама пыталась, ведь свою жизнь без университетской жизни не представляла, а еще хотела стать самой лучшей мамой в мире. Ей удалось все: и успешная работа, и счастливая семья. Пусть многие могут подумать, что в норме между братом и сестрой должны быть недомолвки, но только не между нами с Вэ. Он просит называть его именно так, в противовес маминому «Владюша». На это он реагирует закатывающимися глазами — но все равно с улыбкой. Конечно, в силу возраста, он тот еще протестующий во всем бандит, но все равно он мой Вэ. Защитник, каких поискать. Иногда его острое желания меня оберегать напоминает отцовское. —Ты херню не твори, Свет. Если утырок на тебе съехал крышаком, его надо вычислять. Давай я буду вместо телохранителя, — с последним он уверенно обратился уже к отцу. Па перевел на него серьезный взгляд и коротко кинул: —Сын, я знаю, что ты любого уложишь на лопатки, но мне нужен человек, который будет с ней двадцать четыре на семь, а у тебя учеба. Ты и так накуролесил, — уже терпимее сделал замечание отец, поджав губы. —Будь мужчиной — исправляй косяки. Влад выдохнул недовольно и цокнул языком. —Бать, лучше меня уебищному табло никто не разрисует. Я ж с чувством, с толком и с расстановкой. Как ты учишь, как Ваха учит. —Сын, мат заминусил быстро, ты не в кабаке сидишь, а в доме в кругу семьи, рядом с тобой девушка, твоя сестра. И я все сказал, — бескомпромиссность отца не знала границ, и если что в голову он себе взял, — это не вытолкать никак. —И кому ты ее доверишь тогда? Я не верю никому, — менее терпеливо и с огнем кинул Влад огромный импровизированный камень в папин изящный огород. —Женя приставлен. Разговор был окончен. Это воспоминание режет меня сейчас без ножа. Приставлен. Будет со мной сутками напролет, везде и всюду. Куда бы я ни пошла, и пусть я очень этого боюсь, но еще сильнее боюсь оставаться одной. Мы плавно подъезжаем к нашему закрытому поселку загородом, проходим все пункты охраны, и только спустя пять минут выезжаем на нужную дорогу в сторону дома. А дома…дома спокойно и легко, ровно до того момента, пока мой перманентно испуганный взгляд не выхватывает из высоких фигур под большим навесом одну-единственную спину. Самую широкую и самую родную. Оступившись на ровном месте, мысленно отвешиваю себе оплеуху и пытаюсь идти в дом не на дребезжащих ногах. Все мимо, ведь коленки дрожат, как и всегда. Как и в первый раз, как и во второй и во все последующие Может я просто не замечу его? Не увижу его глаза — не захлебнусь, все ведь просто. Но спину захватывает во власть совсем другое ощущение: предчувствие . Оно сначала мягко ступает, а потом продирается к грудной клетке и настойчиво обхватывает. Ожидание неизбежного: столкновения двух вселенных, от которого меня отшвырнет очень сильно и даже больно. Женя говорит с папиными охранниками, иногда его мужественное лицо трогает ленивая полуулыбка, но вот только глаза остаются такими же суровыми. У него угловатое лицо, и я вижу выпирающую косточку скулы даже с такого расстояния. Противлюсь сама себе, потому что рассматривать так детально мужчину, старшего меня на целых шестнадцать лет, — это непозволительно и выходит за рамки, особенно если он — мой телохранитель. Я опускаю голову, и шлейф волос ширмой закрывает раскрасневшееся лицо. Оно горит и, кажется, моя температура сильно подскакивает. Ступенька. Еще. И еще. Ну вот, я же так близко к тому, чтобы скрыться. И тут мое ухо выхватывает множественное приветствие, но самое страшное, что среди этого потока я с легкостью различаю один низкий баритон. —Светлана Рустамовна, добрый вечер. Внутри все резко обрывается, и я уже разворачиваюсь, чтобы столкнуться с владельцем такого прекрасного голоса, хотя со мной поздоровались еще трое, помимо него. Сердце замедляется и вновь несется куда-то вперед, мне кажется, что на моем лице разливается сразу несколько баночек с яркой краской. Мои эмоции скрывать не получается. От этого злюсь и краснею еще больше. —Добрый…— отвечаю скупо и резко отвожу взгляд. Но тело продолжает гореть даже тогда, когда я захожу внутрь, поднимаюсь в свою комнату и закрываю дверь, дыша при этом так, словно пробежала стометровку под палящим солнцем. Глава 4 ЖЕНЯ По звонку захожу в дом, затем и в кабинет к боссу. Я ему не завидую, потому что случись подобное с моей дочкой — меня бы расплющило, и я, вероятнее всего, начал бы жестить. Рустам по молодости тоже жестил, характер показывал, но с возрастом немного успокоился. Думаю, все дело в жене. На Беловых удивительным образом влияют правильные женщины. Где только они умудрились их отыскать? И почему не всем везет так же? —Садись, — указывает босс, а следом отворачивается к окну и кому-то неплохо задвигает на русском матерном. В дверь робко стучат, и мне не надо поворачиваться, чтобы рассмотреть входящую. Я первым делом вдыхаю воздух, где уже ощущаются отголоски неповторимого аромата. Приходится отключить органы чувств. Она заходит, и лицо Белова проясняется. Его реакция на дочь всегда однозначна — он рад ее видеть, счастлив слушать, и перманентно волнуется при любой проблеме, хоть как-то относящейся к девчонке. Даже если проблема цепляет по касательной. —Все потом, я все сказал. Обсуждать это не собираюсь. Сходи к мэру и спроси сам, раз тупой. Телефон босса летит на стол, а Света робко садится на мягкий стул рядом со мной. Напряжена и взволнована. Это я четко прочитал еще на крыльце, когда она дернулась будто бы от удара на простое приветствие. Утомленный вид всегда до того приветливой и радостной девушки заставляет меня испытывать нехилую злость. Света точно плохо спит, а еще постоянно ждет чего-то неожиданного, если судить по ее натянутой струной фигуре. На последнюю мне лучше не смотреть. Вот только как? Глаза все равно уплывают вниз. На губы, по подбородку к аккуратной груди и виражируют к бедрам. В штанах становится ощутимо теснее, и я смотрю ровно перед собой, складывая руки замком на животе. —Малыш, все нормально? —Да, пап, все хорошо, — неживой голос все равно льется мне в уши как сладкий мед. Белов внимательно рассматривает дочь и коротко кивает, после чего садится за стол и тяжело выдыхает. —Значит так, Света, я тебе уже говорил, что Женя будет тебя охранять. Ты у меня умница, лишних проблем создавать не будешь. Прими это как данность. В универе, в магазине, на улице — везде. Это может как отпугнуть ублюдка, так и наоборот заставить действовать активнее. Но отпускать тебя саму хоть куда-нибудь я не смогу. —Я понимаю, пап, мне так будет спокойнее. —И мне. Насчет квартиры…я бы не хотел, чтобы ты там оставалась без крайней на то нужды. Здесь крепость, где и муха не проскочит. —Конечно, пап. —Любые походы куда-либо согласовываешь со мной и с Женей. Все, что приходит на твое имя, ты не вскрываешь, не трогаешь, а сразу сообщаешь мне и Жене. Это понятно? Света кивает. Боковым зрением замечаю, как слегка дергается ее рука. Не бойся же, ну… —Мы уже работаем, я лично натяну его очко на глобус, — сжав челюсть, Рус устремляет полный отчаянной злобы взгляд в стену ровно за мной. —Я могу идти? —Да, ты еще раз детально расскажи Жене, может я что-то упустил, но главные инструкции у него есть. Женя, я на тебя рассчитываю. Я коротко киваю и встаю, Света тоже резво подскакивает, но подходит к отцу, легонько чмокает его в щеку, а он перехватывает ее ладошку и прижимает к лицу. В следующий раз мы сталкиваемся в коридоре, когда я собираюсь в гостевой дом для охраны. Мявшись и держа в руках телефон, она не сразу меня замечает, зато я замечаю искусанные в кровь губы, наверняка саднящие при каждом прикосновении. С трудом сворачивая в нужном направлении, я слышу вежливое и какое-то надрывное: —Женя, можно вас на минутку? — запинающимся голосом бросает мне Света, и от одного обращения я ощущаю прилив крови совсем не туда, куда надо. Приходится поворачиваться и видеть все без единой помехи: бледную полупрозрачную кожу, широкий размах темных ресниц, что обрамляют огромные влажноватые глаза. Взгляд олененка, брошенного одного в лесу. Света поднимает на меня свои колдовские глаза и опускает сразу, будто бы жадничает, чтобы я рассмотрел больше положенного. —Тебя, — поправляю грубо, и она снова вскидывает на меня потерянный взгляд, а тонкие брови слегка изгибаются. —В смысле? —На «ты» ко мне обращайся, думаю, в нашем положении выкать немного странно, тем более, что когда-то ты ко мне уже обращалась на «ты». Мне не нужны лишние подтверждения того, что мы чужие люди. И это «вы» будет рубать топором по огрубевшей коже. Зачем? Не надо мне такого счастья. Она понимающе кивает и одаривает меня смущенной улыбкой. —Хорошо. Жень, мне завтра после пар нужно увидеться с другом. Ты его, наверное, помнишь… Черт. Я бы очень хотел его забыть, но нет, помню слишком хорошо. Лучший друг Светы первый в моем черном списке, потому что он может проводить с ней столько времени, сколько хочет. Она с ним улыбается. И для меня загадка, почему они просто дружат, потому что он смотрит на нее глазами недоенной коровы. Бесит меня все равно, пусть я точно знаю, что между ними только дружба. —Хорошо, не вопрос. Где? Взгляд девушки светлеет. Неужели она думала, что скажи я «нет», она никуда не пойдет? Это так работает? Вот только объективной причины для отказа у меня нет, кроме моего желания не дать ей куда-то пойти, а лучше закрыть в четырех стенах, пока ублюдок не найдется. Но даже тогда я бы с радостью спрятал ее ото всех. Но Белый непрозрачно намекнул, что никто не смеет портить нормальную жизнь его дочери. В мою задачу входит лишь обеспечить ей безопасность во время этой жизни и стать ее тенью. Смотреть на свет и стоять в темноте —это не ад? —Еще…папа просил показать тебе телефон. Вот он. Ее тонкая рука тянется в мою сторону, и я перехватываю, специально подвергая себя очередному хождению по краю. Намерено цепляя ее маленькие изящные пальцы, хоть и мог забрать смарт без касаний. Нет. Предложенной кости не противятся, ее принимают и обгладывают. —Давай. Я свой номер забью и кое-что полистаю. Можно, да? Она выдыхает тяжело и кивает, и теперь ее телефон у меня. —Нужно, Жень. Особенно последнее сообщение. Я открываю папку и вижу только набор цифр. И что это такое? Бросаю непонимающий взгляд на Свету, а та лишь нервно улыбается и заламывает руки, но в глазах теперь загорается едва заметный огонек. Всегда, когда дело касается того, что ей интересно. —Простое шифрование. Каждая цифра — это порядковый номер букв алфавита. 14 -М, 16 – О, 33 -Я. Он написал МОЯ и зашифровал, чтобы только я могла понять. Помимо очевидной красоты, Света очень умная, и вот такие вот вещи, что она рассказывает, — это лишнее тому подтверждение. Я смотрю в расширяющиеся не то от ужаса, не то от панического интереса глаза и четко осознаю: враг ближе, чем мы думаем. —Он слишком хорошо тебя знает. На мое уверенное утверждение она снова замыкается и прерывает зрительный контакт. Больше сладости мне сегодня не дождаться. Глава 5 СВЕТА Мама с утра хлопочет так, словно мы все уезжаем на неделю, а не на полдня. И на необитаемый остров, а не на учебу/работу. Столько еды, что стол ломится. За время, что я начала жить отдельно, даже немного отвыкла от такого шумного утра. Наши завтраки самые милые на всей планете и в галактике, но всегда со своими изюминками. Брат супится, потому что кино-ночь мы просрали вчера — у меня не было сил и желания. Разумеется, это его не обрадовало. —Динамо, — вместо приветствия шипит мне Вэ, но целует в макушку. Следом заходит отец, совершая такой же жест. —Привет, родная, — сильные руки сжимают плечи, и вся семья усаживается за стол. —Так, садимся, я все проспала, теперь лечу не пойми куда, — мама бросает убийственный взгляд в отца, а я улыбаюсь сильнее, слегка краснея при этом. Знаем, чего она проспала. Мне порой все так же сложно представить, что моя мама была преподавателем у моего отца, и он влюбился, отрезая ей любые пути к отступлению. Просто взял и заявил свои права на нее. На преподавателя! «Наглый и бескомпромиссный» именно так описала мне однажды мама папу в молодые годы… —Мам, да успеешь. Без тебя пары точно не начнутся, так-то, — Влад выхватывает оладушки и довольно лыбится. Зависаю на этом, пытаясь остановить мгновение, ведь оно прекрасно. Скольжу по маме взглядом именно тогда, когда она нежно касается отца рукой и прижимается губами к волосам. Надо же. Даже зависть берет какая-то, по-доброму, конечно. Мои мама и папа для меня эталон для подражания, но кажется мне, такая великая любовь встречается очень редко. Вымирающий вид, достойный Красной книги. Мы завтракаем. На какую-то секунду кажется, что все как раньше, спокойно и легко, счастливо и непринужденно. До чего же извращен бывает человеческий мозг, он готов максимально приукрашивать реальность, лишь бы дать человеку почувствовать облегчение. А дальше я отправляюсь на улицу, где жду своего телохранителя. Женя никогда не опаздывает, я это знаю лучше всех: несколько лет, пока я не получила права, он был моим водителем и самым главным завоевателем юного сердца. В тот нежный возраст мне все казалось, что это просто увлечение, но я сгорала с каждым днем все сильнее, когда встречала его серьезный взгляд, слушала простые фразы, наблюдала за тем, как он водит машину, как помогает мне с сумками на учебе, как беспрекословно выполняет любые мои просьбы. В первый раз на лице мужчины вырисовалось неприкрытое удивление: наверное, он правда думал, что дочь Белова окажется прожженной стервой без царя в голове. Мне было так приятно разочаровать его в этом, встречая смутное не то одобрение, не то восторг. Но он быстро скрылся за непроницаемой маской лица. Спустя некоторое время я обратила внимание, что он без кольца, и это меня опять несказанно порадовало. Глупая. Конечно, я видела, как многие охранники снимали все украшения, а после смены надевали, но застать за таким Женю не удавалось, и я нарисовала воздушный замок, что прочно стоит до сих пор. Конечно, о жизни мы никогда не говорили, а я бы не набралась смелости, чтобы спросить у него о чем-то личном. Но он обо мне знал все и даже больше, как и положено человеку на службе у отца. Я лишь однажды как бы невзначай спросила о Жене у мамы, но и она не была в курсе подробностей о нашем водителе-охраннике. Взгляд ее при этом не стал подозрительным, наверное, она тоже списала это на праздное любопытство. И ровно в семь пятнадцать мое ожидание заканчивается, Женя спускается вниз и сдержано кивает мне, направляясь к машине. Я так стараюсь вести себя непринужденно, что точно проваливаюсь в своем незамысловатом плане. Дерганные движения, бегающий из стороны в сторону взгляд, и только за рулем сидит скала, наполненная абсолютным спокойствием. Мы едем в универ в странно-гнетущей тишине. Я стараюсь не смотреть на водителя, но мои внутренности продолжают гореть рядом с ним. Бутылка воды, взятая впопыхах, очень быстро расходуется, вот только не помогает совсем потушить то пламя, что разгорается внутри меня. —Это может быть бывший? — слышится раскатистый гром мужского голоса. Сначала у меня это вызывает смех, скорее истеричный, но я его душу в зачатке. Какой бывший? Чтобы иметь бывшего, наверное, надо бы сначала иметь парня. —Нет, — не поднимая взгляда на мужчину, который упорно смотрит на меня через стекло заднего вида, коротко отвечаю я. —Нынешний? —Будущий тоже маловероятно. Я ни с кем не встречаюсь. Потому что тебя забыть не могу. Но последнее произносится в голове тихим шёпотом. Украдкой рассматриваю мужественный профиль, но догадаться о мыслях Жени не могу. —Мне нужен список всех, с кем ты общаешься, вместе с номерами телефонов. В целом, мне нужен каждый знакомый тебе человек. Любой, кто может попасть в поле моего зрения, кто пересекается с тобой хоть раз в неделю, хоть раз в год, ну и тем более, если каждый день. —Ты думаешь, это из близкого окружения? Подготовлю, конечно. По спине начинает скользить холод плохих предположений. Если я еще и вижу этого человека каждый день, то ситуация явно приобретает нехороший вид. —Как много чужих людей знает, что ты щелкаешь как семечки не слишком уж и простые загадки? Я перевожу задумчивый взгляд в окно и начинаю размышлять. Наверное, все друзья детства и одноклассники, потому что по логике у меня был высший балл, плюс я часто участвовала в разных конкурсах, а значит круг ширится. —Очень много. Я в школе была активной, олимпиады и так далее, по математике высший балл. Чисто хобби, но необычное. Женя бросает на меня внимательный взгляд, и у меня перекрывает дыхание. —Почему тогда языки? — удивленно спрашивает, вновь уделяя максимальное внимание дороге. —Мне нравится. Доставляет удовольствие, и я хочу как мама. Хочу заниматься преподавательской деятельностью и одновременно переводить, чтобы не терять навыки. Возможно, что папу это немного обидело когда-то, ведь я подавала хорошие надежды в точных науках, но он ни разу не высказал недовольства. Только поддержка. Хочешь как мама? Вперед. И я поступила сама на бюджет, хоть могла и не напрягаться. С таким-то папой. С моим-то дедушкой-мэром… —Понятно. Неожиданно быстро мы приезжаем под универ, и я стараюсь быстрее покинуть замкнутое пространство, где вся пропахла Женей и напиталась его аурой. Мне сложно. Но дверь не поддается, а в какой-то момент я вижу, что мой телохранитель выходит и открывает мне ее сам. —Кто-то поставил детский режим, — окинув меня внимательным взглядом, он протягивает руку, и я не могу не вложить в широкую теплую ладонь свою обледеневшую. Это ведь будет грубо, да, если не вложить? Обижать его странно и не за что. А пояснять, почему не подала руку — еще унизительнее, даже если эти объяснения останутся невысказанными в голове. Моя рука в его ладони смотрится органично, но жар от соприкосновения моментально расползается по всему телу. Выбравшись из машины, я оступаюсь на ровном месте, не иначе от нахлынувших ощущений. —Осторожно, —Женя перехватывает меня, прижимая к себе так близко, что его огненное дыхание опаляет щеку. Все это длится секунды, прежде чем сладкий плен заканчивается. Глава 6 ЖЕНЯ Мне до пиздецов сложно просто сидеть на галерке и наблюдать за ней. По уровню внимания к беззащитной малышке я сравнялся с гребанным сталкером. Во мне все кричит, что он точно так же с одержимостью маньяка засматривается на нее, разница лишь в том, что я не делаю фото, не оставляю записки. Но в остальном я ничуть не лучше его, просто мне позволено быть рядом на вполне «законных основаниях». Единственное, что заставляет меня отвлечься, это мысль о том, что ублюдка-поклонника надо бы найти и чем быстрее, тем лучше. Силком переведя взгляд на доску, где сейчас пишут что-то на латыни, я начинаю возвращаться в рабочее русло. В первую очередь она нуждается в моей защите, а не в каменном стояке, о котором уж точно не догадывается. Невинный ангел смотрит на меня как на спасителя, в то время как я мечтаю разложить ее на той парте, где она сейчас сидит. Гребанный извращенец. Света полностью сосредоточена на занятиях, в то время как я — на людях вокруг. Сложно искать иголку в стоге сена, но наблюдательность —хороший навык. Мысли о том, что наш преследователь может быть настолько близко к ней, что вполне мог бы общаться или же бывать у нее дома, не покидают мой воспаленный мозг. Здесь я уверен на сто процентов. Девчушка душа компании, к ней часто подходят обниматься, улыбчиво приветствуют. Это и парни, и девушки. Я всех могу понять — она и правда свет, к которому можно тянуться, и люди к ней тянутся. Вот только желание отшвырнуть от тонкой фигурки всех мужиков растет с каждым часом все больше и больше. Сжав кулаки, послушно ступаю за ней, совсем как тень, как и было оговорено. Беззвучно, незаметно для даже для самого себя. Слиться со студентами вряд ли получится, в лице давно прослеживается возраст, но попытаться мимикрировать все-таки возможно. Босс сказал, чтобы я работал незримо, не создавал неудобств ни его дочери, ни ее друзьям. К тому же, со стороны может быть виднее, кто дышит к дочери не ровно. После пар она послушно идет ко мне и смотрит прямо в глаза какие-то секунды, но потом уплывает вниманием к другому предмету. Возможно, ей некомфортно везде ходить со мной, я эту мысль допускаю. Возможно, все дело в непривычной ситуации или в стрессе, в котором она находится такое количество времени. Я так себя успокаиваю, отвергая вероятность того, что могу быть ей попросту неприятным. —Жень, мы встречаемся в «Вишне», это буквально в десяти минутах ходьбы. Может пойдем пешком? — звучит просьба через вопрос. Мне плевать как мы туда доберемся, но если пешком десять, то на машине четыре или пять. А мне важно быть с ней как можно больше, чтобы успокоиться перед очередным шоу, способным вырвать мои яйца на живую. Темные волосы, слегка завитые на концах, гуляют по узким плечикам и чуть ныряют под куртку. Я стараюсь не смотреть на фигуру, облаченную в скромное платье. Оно и правда скромное, но для меня словно нет платья, ведь ткань обтягивает фигуру таким образом, что о целомудренных мыслях можно напрочь забыть. На улице весна, и очевидно, что платьев будет много. Но мне сложно опустить взгляд ниже, несмотря на то что больше всего хочется сделать именно это. —Хорошо. И мы идем, медленным шагом, хотя я давно не хожу так. Все бегом и бегом, да на машине. Иногда наши руки случайно соприкасаются, и я растворяюсь в этом моменте, впитывая его в себя по крупицам. Меня никогда так не вставляло от простых касаний, причем совершенно непреднамеренных, все как-то не до подобного было. В молодости я думал как выжить, в зрелости — как обеспечить себе выживаемость. Меня обволакивает свежим запахом, это ее духи ныряют под кожу и вызывают там ощущение ожогов. Совсем как в легких сейчас. Такой же пожар, испепеляющий мою выдержку. Я не позволю никому причинить это девочке боль, никому. Осознание такой простой истины приходит прямо в тот момент, когда Света внезапно останавливается и прикрывает глаза. Лучи света плывут по ее бархатной коже, и я зависаю на неподражаемой картине. Мягкая улыбка трогает ее пухловатые губы, как раз для того, чтобы меня добить. —Погода хорошая, я бы гуляла и гуляла, — открыв глаза, она сталкивается с моим больным внимательным взглядом, но ее реакция та же — счастье. А моя — острое желание прикоснуться к ней, иначе меня порвет на части изнутри. —Пойдем, — прокашливаю невежливый приказ, и улыбка Светы меркнет, словно туча прикрывает солнце. Поделом. Дальше идем молча, и правильно, мне стоит чаще думать о ее безопасности, а не ее внешности, в противном случае, я допущу ошибку, на которую у меня нет никакого права. Глава 7 СВЕТА Когда я только подхожу к универу, глаза моей двоюродной сестры, которая стоит и ждет меня по входом, вылетают из орбит, как пробка из-под шампанского. Если бы она только умела скрывать свои эмоции…ЕСЛИ бы. Я едва успеваю послать ей зрительное предупреждение, чтобы она хоть так не пялилась на Женю, но все мимо. Ее взгляд водит по нему, потом по мне, а потом она игриво улыбается. Агеевы во всей красе, одним словом. Она знает о нем все, даже то, что я иногда вижу непристойные сцены с ним во сне. Разумеется, ее главной идеей было немедленно ему признаться еще тогда, пять лет назад, когда я была сопливой первокурсницей. Не сказать, что теперь я не сопливая почти что магистр. Затем она была уверена, что мне надо выбить клин клином. Выбила. Отец так орал, что я чуть не оглохла. Правда, не на меня орал, но все же…Леше точно икается до сих пор, а мне стыдно. Бедный парень, спустя столько лет до сих пор не вижу его. Они его в Сибирь отправили? На целину? Он виноват лишь только в том, что хотел за мной ухаживать. Цветы, конфеты и так далее, и я старалась. Ну как же так? В девятнадцать лет даже ни с кем не целоваться? Мне с моим гиперопекающим отцом надо умереть девственницей? Мать папу не поддерживает в его остром желании меня оберегать. Они даже часто ссорятся по этому поводу. —Я знаю, что у них в головах в восемнадцать лет. И этот олень ЛЕШЕНЬКА мне не нравится! Мамин СЫНОЧКА, прости Господи,— отец вскинул руки и злобно вперился в маму, но и та была далеко не промах, умело подначивая его в таком тонком вопросе: —Да что ты говоришь? А у тебя в восемнадцать лет какие мысли были? Как бы в монастырь податься? А я тебе скажу, ты за училкой ухлестывал, ясно тебе? Тоже мне, образец для подражания. Облико морале. —Аморале, нах! Сравнила хуй с пальцем, я в тебя влюбился и ходил, как бычок на привязи. —Вот именно! Ей тоже пора влюбиться, я внуков хочу! Оставь бедную девочку в покое! Успокойся. Иначе я с тобой разведусь. —Хрен тебе моржовый, а не развод, ВАСИЛИСА. НЕ ДОВОДИ ДО ГРЕХА, А ТО ПОЙДЕМ ЗА ТРЕТЬИМ. Внуков она должна нам роить от мужика, а не от письконосителя, ясно?! —Мне лет-то сколько? Какой рожать? Успокойся! —мама легонько шлепнула отца по груди, но тот все равно прижал ее к себе и что-то нашептал в ухо. Не сказать, что мою маму это сильно успокоило, но она лишь бросила в него колкий взгляд, а кричать-таки перестала. —Какие люди с охраной, — Ася обнимает меня и целует в обе щеки, но взгляд ее косит в сторону Жени. Я бы точно начала ревновать, если бы не знала, что она глубоко замужем и очень любит своего мужа, как и он ее. Ну да, попробовал бы он не любить. Выжил после того, как подкатил к дочери самого дяди Алана, и уже ладушки. Любит и молодец. Не любит? В лес в четырех пакетах. И это не мои догадки, это вполне себе осязаемые обещания дяди Алана. —Ася, я прошу тебя, давай потом, — шиплю ей на ухо, обнимая крепко-крепко. —Мать, ну я поняла теперь все. Простите-извините, как такого клином вышибать? Ты обязана уже его оприходовать, родная. Ничего не знаю. Никаких отговорок, — она продолжает нашептывать мне пошлости, а я краснею, как помидор на солнце. Как стыдно. Хоть бы не услышал! —Ася! — незаметно шлепаю ее по руке, и та немного успокаивается и переводит на меня внимательный взгляд голубых глаз. Она — яркая брюнетка, но эти глаза на фоне смуглой кожи и темных волос сверкают как два бриллианта на солнце. —Все, сдаюсь, пойдем. Мы учимся на одном факультете, потому что обе повернуты на языках и литературе, только она на смежной подгруппе. У нее направление — английский/арабский. У меня английский/китайский, но почти половина предметов у нас схожи и читаются потоком. Мы не только кузины, но и лучшие подруги, разумеется. Это не значит, что я больше ни с кем близко не общаюсь, в нашей небольшой компании пять человек, это только те, с кем поддерживаем связь каждый день. — Можно мы не будем говорить о Жене сейчас? — пытаюсь тихо спросить Асю, но та подмигивает мне и снова бросает взгляд на моего телохранителя. А потом и вовсе поднимает вверх большой палец и смотрит немного вызывающе, мол, «ну капец он горячий». Именно так когда-то она описывала своего мужа. Уф. —Капец, его сжирают взглядами, мась! Ты только посмотри! Мы подходим к аудитории, Женя следует за нами, но мне он абсолютно не мешает. На меня смотрит украдкой, как обычно в потоке можно смотреть на незнакомого человека. А вот на него тем временем смотрят плотоядно. Настолько, что хочется закрыть его ширмой. Внутри все горит от жгучей ревности, но вот почему? Они же просто смотрят, Женя с ними не общается, на все попытки с ним заговорить не реагирует. И я бы должна была радоваться, но вместо этого грущу... Грущу и погружаюсь в процесс обучения. Глава 8 После пар я ощущаю острую необходимость просто поговорить с Женей. Но он, вероятно, так не думает, прерывая мои слабые попытки завязать обычный разговор. Конечно, зачем ему с работой проводить время весело? На работе нужно выполнять прямые обязанности, но никак не углубляться во что-то другое. В гробовой тишине заходим в кафе, где я сразу выхватываю взглядом Славу. Он сидит за нашим столиком, терпеливо ожидая меня с двумя стаканами капуччино с соленой карамелью. Это точно, потому что я только его и пью обычно. Мы часто встречаемся с ним в этом кафе и вообще мы дружим с самого детства, с сада. Наверное, это один из немногих людей, который остался с того периода, если не считать моих братьев и сестер, родных, двоюродных. Женя остается позади, и дальше я иду сама. Не знаю, должна ли я была его пригласить? Наверное, все-таки нет — ему бы и не захотелось. Несмотря на то, что я иду к Славе навстречу, мои мысли остаются позади вместе с человеком, укравшим мое сердце самым наглым образом много лет назад. —Привет, малышка, а ну-ка покрутись! Дай заценить платье! — парень бегло меня обнимает, а потом подхватывает за руку и заставляет покрутиться под мою смущенную улыбку. Некоторое время я всерьез думала, что он скрытый гей, потому что девушек рядом с ним не было очень долгое время. Плюс он одевался так…аккуратно, что ли, немного смазливо, плюс любил за собой ухаживать. Вы только не подумайте, что я обо всех ухаживающих за собой мужиках думаю, как о геях. Нет. У меня прекрасный пример в лице моего отца, который ходит не только на стрижку, но и на мужской маникюр. Он всегда опрятен и выглядит на миллион, но вот со Славой были некоторые подозрения по причине его окружения. На мой мягкий прямо вопрос он обиделся в свое время и целую неделю со мной не разговаривал, а потом неожиданно представил мне свою девушку. Так стыдно мне еще не было. —Красота! —Может хватит меня смущать? — легонько шлепаю друга по груди, в очередной раз оказываясь в его стальных объятиях. —Малыш, на тебя без остановки палит какой-то мужик. Мне начинать паниковать? Я замираю, пытаясь представить себе мир, где Женя палит на меня не потому, что я его работа, а потому что я для него привлекательная. Но увы и ах. Я не оборачиваюсь в сторону Жени, но чувствую его незримое присутствие всеми фибрами своей души. —Это мой телохранитель. —Что? Все-таки вышла ситуация из-под контроля? —Я рассказала отцу, да и я снова получила послания на телефон, фото разные. И на машине тоже…В общем, все плохо, Слав. Я почти не сплю, переехала к родителям, у меня руки трусятся как у припадочной. Тяжело выдохнув, я печально улыбаюсь и смотрю на погрустневшего друга. Он сжимает губы в прямую линию и снова бросает взгляд мне за спину. —Херово, подруга. А ему можно доверять? —Жене? Да, конечно, он самый лучший. Слава слегка приподнимает брови, как бы спрашивая «в смысле?», и я тушуюсь. —Что-то мне кажется, ты рассматриваешь своего телохранителя не как телохранителя. Покраснев, я точно сдаю себя с потрохами, но рассказывать о Жене еще кому-то я пока не готова. Хватает Аськи с ее советами. —Да нет, ты что…он хороший спец. Но Славку не так просто обмануть, он меня знает, как облупленную. В свое время я не рассказал ему все лишь потому, что мне было безумно стыдно делиться подобным с парнем, а вот с сестрой как-то проще. Может я загоняюсь, конечно… —А взгляд-то увлажнился, мась! Ну колись быстро, я никому не скажу. Но мне кажется, он же старый, — слегка нахмурившись, Слава вновь бросает странный взгляд в моего телохранителя. —Слав. Он не старый, он как мой папа, — желание защитить Женю вырывается вперед и несется-несется. —А твой папа не старый, да? — уже подначивает меня сильнее друг. —Сам ты старый! А мой папа самый лучший. —Как и твой телохранитель. Просто фан-клуб какой-то. Он еще и дамский угодник, я смотрю…— Слава задумчиво тянет, а я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть, как мой телохранитель мило общается с женщиной. Очень красивой женщиной. Она улыбается ему, кладет руку на плечо, а он принимает эти касания и эти улыбки. Уголки губ слегка приподнимаются в ответ...Я уверена почти на сто процентов, что они были близки. Никто и никогда не будет вот так сразу проявлять тактильное внимание к малознакомому человеку. Внутри начинает полыхать что-то запредельно сильное и опасное. Ревность пускает свои росточки. Когда Женя поворачивается в мою строну, я резко разворачиваюсь прочь, становясь при этом пунцовой. Пытаюсь скрыть свою реакцию, свое внимание к ситуации. Вот какие ему нравятся, да? Мне грустно признавать тот факт, что она и правда красивее меня. У нее более ярко выраженная фигура, грудь тоже пухлее, и ведет она себя раскованно, зная себе цену. И по возрасту она точно подходит ему больше, чем я. По всем параметрам впереди, но самое главное…ее не надо спасать, и она явно не его задание. —Эм, Светик, ты в порядке? — Слава теребит меня за ладонь, а я, пытаясь не разрыдаться, поднимаю на него растерянный взгляд. В порядке ли я? Не знаю, но то, что я безумно ревную Женю к этой женщине, точно является неоспоримым фактом. —Да. Парень больше не задает вопросов, лишь участливо кивает, и наш разговор продолжается. Вот только я все равно сосредоточена на мужчине сзади, и все гадаю…он тут или ушел? Дура, как он мог уйти? Он же на работе. Ты его работа. Обычно веселые посиделки со Славой сейчас таковыми не являются. Разговор упрямо не клеится, и мне так жаль, но перекроить себя не могу и скрывать свои чувства тоже. —Так, мне кажется, тебе надо отдохнуть. Ты помнишь про мой ДР? А? Бесстыдница? Подарок мне купила? Я хочу яхту и на Лазурный берег. —А по носу не хочешь? — пытаюсь поддержать легкий юморной флер нашей и без того унылой беседы. Унылой из-за меня. —Конечно, помню. Конечно, буду. Мы сидим еще минут двадцать, а потом я встаю и очень боюсь повернуться в сторону Жени. Но когда мое наперженное тело это совершает, я вижу, что он сидит один и пьет воду, сканируя пространство кафе. Мне становится от этого чуточку легче. По крайней мере, петля на шее больше не давит так сильно. Глава 9 СВЕТА В тот день я не говорю ему больше ни слова, а на следующий меня косит внезапная сильная простуда, но мне кажется, это больше психологическое. Что-то по принципу, если ты не хочешь куда-то идти или что-то делать, твой организм как бы помогает тебе в этом, дает причину остановиться. И я остаюсь дома под неусыпным контролем матери, она хлопочет вокруг меня как вокруг маленького дитя, и я сразу ощущаю себя ребенком. Неосознанно погружаясь в те моменты, как болела ангиной в садике, в школе, а теперь и в университете. Может и стоило вырезать ненавистные гланды, чтобы проблем лишних не было. Не знаю… —Милая, ну где же ты так опять? — она нежно гадит меня по голове и проверяет лоб. Я чувствую, что горю, и меня начинает тошнить. При высокой температуре так всегда. Вот такая нестандартная реакция на гадость в организме. —Не знаю, мам, может в универе подхватила. Прикрыв глаза, очень хочу поскорее упасть в сон, чтобы не думать больше ни о чем, да и чтобы головная боль хоть на чуть-чуть прекратила свой безумной бег вперед, наращивая полноту ощущений. Я чувствую, как мама измеряет температуру, как прикладывает ко лбу что-то холодное, как говорит с отцом по телефону, и ее голос звучит волнительно. Все это я слышу, но нахожусь как будто в пограничном состоянии. Горло нещадно жжет, и сил пошевелить даже пальцем нет. —Жень, я не знаю, надо вызывать скорую, смотри, она вообще не реагирует. —Сюда долго ехать будут, сами быстрее управимся, — сквозь вату слышу низкий и до боли знкомый голос. Меня подхватывают и крепко прижимают к чему-то твердому. Голова упирается в мягкую ткань, но я по-прежнему сплю. Или не сплю, но что тогда происходит? Очень сильно хочу проснуться, но меня погружает все глубже куда-то на самое дно, откуда я вижу только слабое свечение поверхности. Даже дышится тут с трудом, еще бы, ведь я окружена водой. —Почему ты мне не позвонила сразу, Вася?! — начинаю различать голос отца, он злится, даже не так. Он скорее в ярости, и последняя плещется на все вокруг, выливаясь огненной лавой. —Прекрати кричать! А потом все затухает, и я снова уплываю туда, где очень хорошо и легко, спокойно и ничего больше не болит. В следующее пробуждение возле моей кровати в позе «зю» сидит отец, склонив голову набок, мирно посапывая. Поодаль на кушетке дремлет мама, прижав колени к груди. Что происходит? Покалывающие ощущения в теле не прекращаются, я вижу подключённую капельницу, и все медленно встает на свои места. Надеюсь, это не ангина. Пожалуйста, только не она…В прошлый раз я тоже валялась в больнице неделю, пока меня «вычухивали», как любит говорить отец. Но острая боль в горле уверенно размывает все мои сомнения. Безумное, ошалелое сердцебиение стучит где-то в горле, когда я поворачиваю голову и смотрю на кровавую надпись на белой стене. Бам. Удар по голове приходится ровно по темечку. Девственно белая стена изуродована набором цифр. Я смотрю на него и думаю. Думаю. Думаю. В голове активно вращаются шестеренки, но ответ пока не приходит. Не вынь да положь. Чертов псих. Он конченный псих! 1.3 7.4 2.4 2.1 4.3 5.1 1.1 1.3 3.4 3.1 1.3 1.1 3.2 Ощущая, как по спине начинает медленно катиться, пот, я дышу рвано и поверхностно. Выхватываю спасительный кислород, будто бы у меня его крадут. Мои глаза продолжают скользить по цифрам, а в голове я раскладываю таблицу с алфавитом. По четыре буквы в секции, делю все буквы на четыре и умещаю в импровизированные таблицы. Цифры и буквы сливаются воедино, пока я не складываю в голове слово. «Выздоравливай». Ужас затапливает с головой, я начинаю кричать, и одновременно с этим по щекам льются слезы. В палату сразу врываются. Женя, медсестры, мать подскакивает на месте, отец просыпается. Они видят все то, что вижу я, только мою голову сейчас накрывают бережные объятия матери. —Как это случилось, мать вашу?! Что это такое? Женя?! Наверное, я окончательно подхожу к краю. Но мне так страшно, что уже все равно на то, что подумают люди. В каком состоянии меня увидят и прочее-прочее. —Цифровой шифр, — шепчу как безумная. —Он разбил алфавит на секции по четыре буквы. В каждой секции буква имеет свой порядковый номер соответственно. Всего восемь секций, первая цифра после пробелов порядковый номер секции, а буквы внутри секции тоже делятся на один, два, три, четыре. Выздоравливай. Он написал ВЫЗДОРАВЛИВАЙ. Женя в два шага оказывается у стены, ведет пальцем и принюхивается: —Это краска. Это должно меня успокоить? Или что? Мама крепко держит меня в объятиях, пока отец яростно отчитывает моего телохранителя, и только я понимаю, что устала от всего, устала и хочу наконец-то вернуться в ту жизнь, что была у меня до сталкера. До бесконечных посланий, до слежки, до ужаса, что не покидает тело. Мои заплаканные глаза фиксируют напряженно-взбешенное выражение лица Жени. Он смотрит на меня, я на него, и что-то в его плещущемся океане не дает мне потерять себя. Я словно держусь за соломинку, продолжая заливаться горькими слезами всех и вся. —Из палаты не выходи, — грубо бросает отец Жене. — Поднять записи камер, мать вашу, я вас тут всех уничтожу, если с головы моей дочери упадет хоть волос. Дожились, блять, в палате трое, а какой-то уебок оставил послание моей дочери! Всех нахуй порву на лоскуты. Глава 10 ЖЕНЯ Я и забыл, как быстро настроение у Светы может скакать от радужно-веселого до печально-поникшего и наоборот. Но все вышло не так, как я думал изначально, она просто заболела. Теперь у меня есть еще один повод для волнения, и еще один день, чтобы настроить себя на контакт с ней. Ведь это сложно, очень сложно, смотреть на нее и не сметь касаться, когда руки чешутся от желания прижать к себе покрепче и никогда не отпускать. Что-то мне подсказывает, что может она просто не хочет идти в свет, да и аспект страха отменять нельзя. Может и правда было бы лучше посидеть дома, пока мы не найдем утырка, посмевшего влезть в жизнь ангела во плоти. Внезапно Василиса в ужасе выбегает и кричит мне: —Женя, она сознание потеряла. У меня на мгновение останавливается сердце, я так быстро никуда не бежал в своей жизни, как сейчас мчусь по лестнице наверх, держа в голове лишь «Света». Забегаю и сразу сканирую ее. Бледная с выцветшими губами она лежит на кровати вся взмокшая. Я не размышляю ни секунды, сразу подхватываю на руки, ведь тут, загородом, скорую ждать, когда моя девочка в таком состоянии, не вариант. Вообще, сука, не вариант. Меня обдает то холодом, то жаром от такого близкого контакта. Как никогда близкого и как никогда запретного, непозволенного. Отчаянно желаемого. —Василиса Григорьевна, успокойтесь, — строго обрубаю близкую к истерике жену Белова. Сейчас не до них. —Моя девочка, — схватив куртку, она сует ее мне, трогая при этом лицо дочери. Температура явно под сорок, кажется, что у меня в руках открытый огонь. Он растекается по моей коже, принося жгучую нестерпимую боль. Аккуратно уложив Свету на себя так, чтобы ей было удобно, я быстрым шагом направляюсь вниз, затем осторожно кладу на заднее сидение малышку и провожу рукой по мокрой щеке. Она тянется вслед за моим касанием, и я с силой сжимаю челюсть. В больницу. Длинные ресницы, веером укрывающие отблеском тени щеки, подрагивают. Она приоткрывает рот и что-то шепчет неразборчиво. Усаживаемся и топим газ в пол, чтобы быстрее добраться до больницы. Мои нервы скручиваются в кулак, и я смотрю в зеркало заднего вида чаще, чем вперед на дорогу. Это не сравнится ни с какими трудностями, ни с какой болью, отчаянием или безрассудством. Пока она лежит сзади и страдает от высокой температуры, я схожу с ума, не представляя как помочь, кроме как доставить в больницу скорее. —Я не могу даже дышать нормально, пока она болеет, — обливаясь слезами, шепчет мама Светы. —С Владом как-то проблем никаких не было, а со Светой по больницам как в магазин за хлебом. Это слабое горло меня доконает. —Все будет хорошо. У больницы я с особым рвением открываю дверь пассажирского сидения и поднимаю ту, что одним своим существованием ставит меня на колени. Касание к коже как контакт с оголенными проводами. Вдыхаемый воздух один на двоих, потому что я с остервенением поворачиваю голову так, чтобы выхватить еще больше запретного контакта. Касаюсь губами вспотевшего лба незаметно, оставляя на губах ее запах. Слизываю и глаза закатываются от наслаждения и безумного страха, что скачет по телу и вынуждает панику руководить всем моим бытием. —У Рустама сегодня важная сделка. Я боюсь звонить, он может запороть на эмоциях…— в словах Беловой я слышу какой-то подспудный страх. Не уверен, что босс будет в восторге от того, что ему не сообщили сразу. Может она ищет одобрения у меня? Не найдет, я бы не скрывал такое… —Лучше позвоните. Коротко позволяю себе высказать свою точку зрения, сильнее сжимая свету в своих руках. Мой больной взгляд уплывает в ложбинку между грудей, и хочется вырвать себе глаза с корнем. Ублюдок, она тебе добро на это не давала. И не даст. Титанических усилий стоит поднять взгляд на подбегающих к нам врачей. У меня забирают Свету, и я сразу чувствую то же, что больные ощущают при ампутации конечности. Без наркоза. Мы проводим в коридоре бесконечное количество времени. После первых слов врача о том, что все в порядке, что это классическая реакция на высокую температуру, меня слегка отпускает жгучее желание разнести к чертям собачьим приемную. Белова заходит в палату, а я застываю возле едва распахнутой двери, сжимая челюсть. Взгляд уплывает по черным волосам, устланным по светлой подушке, затем по лицу, и хватит. Меня туда не звали, моя работа обеспечить безопасность. Кулак толкает дверь, и она плавно закрывается, а я оседаю по стенке на скамью возле палаты. Взгляд опускается на сжатые в кулаки руки— они побледнели от того, с какой силой я сжимаю. Смирись, блять. Смирись, она молодая и красивая, она не твоя и не будет твоей. Ты просто спасешь ее и на этом все. Как положено Телохранителю . И прекрати вести себя так, словно ты девочек не видел в своей жизни. Видел, трогал и трахал много разных и по-всякому. Вот только уже много лет я ни с кем насытиться не могу, все будто бы пью воду, и она утекает не в меня, а на пол. Видел на днях Ирку, и ничего не екнуло, в отличии от нее. Аж расплылась от счастья, улыбалась во все тридцать два, и так задушевно смотрела в мои глаза, ища отклика. Но нет его, Ирка, нет. По молодости крутил с ней, все никак не мог насытиться бабами, трахал каждую встречную, с ней надолго задержался. Она залетела, и я сказал, что буду помогать, но не жениться. Восприняла это она неправильно, болезненно, рыдала днями и ночами, но не при мне. При мне улыбалась и хватала крошки со стола внимания. А потом позвонила в истерике и срывающимся на крик голосом сказала: —Жень, у меня выкидыш. На нервах ребенка потеряла, и я себя при этом дерьмом не чувствовал, а надо было бы. Сейчас смотрю на нее и не вижу ничего, ни одной эмоции. Ненормально. Она меня и правда любила, и, мне кажется, даже продолжает любить. В глазах все то же добро и благоговение. Замуж не вышла, без детей, но все так же красива, как и в двадцать лет. Может мне вот надо на такую переключиться и подумать о себе и будущем? Я ведь уже не так молод, у Белого в моем возрасте аж двое детей, и за его дочкой теперь упадаю я, старый хрен. Глава 11 Белый приехал быстро, всех построил, вопил как резаная свиноматка, но я его понимаю. Понимаю во всем и в каждом аспекте, сам бы рвал и метал, если бы не был активным участником. И будь у меня дочь, я бы, наверное, с ума сошел от всего, что случилось со Светой за последнее время. И прикопал бы в лесочке любого, кто был бы причастен к ее состоянию. —Жек, я позвонил бате, он даст дополнительно людей, прими и введи их в курс дела, я к дочери, — бросает мне уставшим голосом и идет в палату. Чему можно поучиться у этой семьи — слаженности и сплоченности, особенно в моменты, когда такая поддержка друг для друга крайне важна. Я узрел истинный институт семьи, когда поступил на должность к Беловым. Что к отцу-мэру, что к сыну-предпринимателю. Вообще изначально в моих мозгах не было ни единой мысли, что такие мужики могут быть честными по отношению к своим женщинам. Помню, меня избранница мэра сначала в тупик поставила. Соплячка совсем, а Александр Павлович за ней скакал как горный козел и готов был убить, если хоть что-то пойдет не так. Так еще и старше ее на шестнадцать лет, но разница в возрасте нивелировалась их взаимными чувствами. Слепым я никогда не был, так что на все колкие фразочки дружного коллектива «женила сучка на себе ради бабла и залетела так удачно от мэра» даже мне хотелось дать в табло каждому, кто вещал подобное. А их было много. Если сначала я старался не обращать внимания, то потом лично пришел к мэру и заявил, что я бы убрал того и того, они портят здоровую рабочую атмосферу. Не наябедничал, а умел был благодарным за оказанное мне добро. Белов-старший из такого говна меня вытащил, что я ему по гроб жизни обязан и всегда буду на его стороне подавать патроны, если на то будет нужда. На службе у сына я понял, что разницы не особо ощутил. Да, младший был поимпульсивнее, но и явно не таким, как был в девятнадцать. Тогда я его выносить не мог, а сейчас не чувствую никаких отрицательных эмоций и пять лет тружусь и страдаю из-за его дочери. Наверное, мне стоило бы уйти, но правда в том, что сделать я это не могу. Не поднимается язык подобное заявить, конечности отказываются двигаться. Не хочу уходить и быть в неведении. Беловым я завидую чистой белой завистью…Выхватили женщин на миллион. Трое сбитых парней подтягиваются в клинику, по своему усмотрению я расставляю их у входа, на этаже и в холле, а сам усаживаюсь на табурет у палаты Светы и продолжаю свою вахту, пока не слышу истошный крик. Он режет меня скальпелем по груди и заставляет трепыхаться. Не медля подскакиваю и несусь в палату, где застаю не самую приятную картину. Маленькая прикрывает лицо ладонями и начинает рыдать, не моргая засматриваясь куда-то вперед. Я первым делом осматриваю ее и не нахожу ни единой царапины. Это хорошо. Груз чуток смещается с грудной клетки. Я перевожу взгляд. Меня всего потряхивает сейчас, но это из-за того, что страшно моей девочке. А потом скольжу по ничего для меня не говорящим цифрам, написанным чем-то красным. Со стороны кажется, что кровью, но я уже понял, что этот ублюдок больше топит за шоу, а не за реалистичность. Его задача сейчас довести Свету до состояния трясучки. —Как это случилось, мать вашу?! Что это такое? Женя?! Белый подскакивает и спросонья кидает крепкие словечки при дочери, сам чертыхается и подходит ближе к надписи. Василиса Григорьевна спешит к дочери, обнимает ее и успокоительно гладит по щеке. На ней нет лица, а на лице босса целый, мать его, спектр. —Цифровой шифр. Он разбил алфавит на секции по четыре буквы. В каждой секции буква имеет свой порядковый номер соответственно. Всего восемь секций, первая цифра после пробелов порядковый номер секции, а буквы внутри секции тоже делятся на один, два, три, четыре. Выздоравливай. Он написал ВЫЗДОРАВЛИВАЙ. Подхожу ближе к размалеванной стене и цепляю пальцем свежую…краску. Уебок, блять. —Это краска. Белый ударяет кулаком по стене и взрывается, словно граната в руках. —Из палаты не выходи. Поднять записи камер, мать вашу, я вас тут всех уничтожу, если с головы моей дочери упадет хоть волос. Дожились, блять, в палате трое, а какой-то уебок оставил послание моей дочери! Всех нахуй порву на лоскуты. Он вылетает из палаты как вихрь, снося мебель на своем пути. На крик сбегается медперсонал, но это никого не заботит. Я терпеливо рассматриваю палату, стараюсь не думать о том, что моя девочка не прекращает плакать. Свою работу надо выполнять четко вне зависимости от личного фактора, что сейчас охереть как влияет на меня и на мою продуктивность как спеца. Окно не закрыто. Там есть слабые красные мазки. Содрав штору с корнем, я вперяюсь обезумевшим взглядом в створки. Сняли с петель, и это, мать вашу, третий этаж. —Он залез через окно, сука, — сжимая в руках ажурную ткань шторы, шиплю я, пока Света продолжает заходиться в рыданиях. —Но как?! Мы ничего не слышали, — жена Белова звучит громче обычного, я и не привык к такому. —Камер в палате нет, мы не увидим его. —В палате нет, а по периметру есть. Если он их не отключил, — бросаю нервно, осматривая помещение еще раз. Он мог и подарки оставить, станется с него. Света стирает слезы и смотрит на меня, а я на ее опухшие глаза и раскрасневшиеся губы. Наваждение застилает глаза, мне хочется просто забрать ее отсюда и увезти куда подальше от всех, чтобы никто не знал. Я бы смог обеспечить ей безопасность, я бы дал ей защиту сам. Без одобрения кого бы то ни было. Я четко решаю поговорить о таком варианте с боссом. Пусть он думает что хочет, но я не дам ни единого шанса этой падали причинить ей вред. В ее глазах необъятная вселенная, полная жизни, а в моих острое желание окунуться в эту жизнь и остаться в ней навсегда. —Ничего не бойся — я рядом, — я говорю это только ей, спокойно и тихо. Света слабо кивает, по длинным ресницам все еще скользят слезы, но общая истерика прекратилась. Каждая слеза падает серной кислотой на мою кожу. —Проверьте, пожалуйста, вещи. Может чего-то не хватает, — осторожно прошу обеих, а сам рассматриваю каждый уголок. Мне не нравится все это. Мы осматриваем палату, и ничего здесь лишнего нет, кроме уродливой надписи на стене. Пришло время изучить общие подходы криптографии. Гребанный фанат «Кода да Винчи» явно хочет поиграть. Ну что ж. Поиграем, не обещаю, правда, сохранить тебе жизнь, уебок. —Меняем палату, — решительно заявляю я, когда Белый, чернее тучи, заходит к нам. —Он залез через окно, босс. Нам нужна палата с ключевым замком-защитой от детей. Значит, нам в детское отделение на этаж пониже. Белый бросается к окну и рассматривает его со скрупулезностью судмедэксперта. —Ублюдок. Жека, из палаты ты не выходишь. Днем и ночью ты здесь, камеры были отключены, мы не знаем ничего, — в голове звучит отрешенность и решительность. —Я отдам его псам Айдара, когда закончу… У самого по коже проходится легкий холод от всей фразы. Я был наслышан. Очень. Глава 12 СВЕТА Теперь я нахожусь под постоянным контролем. Если раньше это просто звучало так, то сейчас — это реальность. У меня новый телефон, буквально, новый номер, ко мне никого не пускают: ни друзей, ни подруг. Только родственников, ко мне приходит дедушка, мама и папа, и многочисленные сестры/братья. В целом, нескучно! А рядом со мной всегда Женя. Слабость в теле не позволяет делать какие-то примитивные вещи, хоть очень хочется. Например, просто расчесаться, но было бы лучше хоть голову помыть. В таком виде при мужчине…Нет, мама рвалась лежать со мной, ее еле откачали после всех событий, но папа уперся рогом и вынес ее из больницы на руках. В этот раз я ему очень благодарна за такую решительную позицию. Я не хотела, чтобы моя мамочка доводила себя до истощения. Я принимаю горизонтальное положение на кровати и сдавленно выдыхаю, ощущая, как голова продолжает вращаться. Женя, до этого говоривший по телефону с отцом, оборачивается и сразу подходит ко мне, аккуратно цепляя мои руки в свои стальные оковы. —Босс, наберу позже, — телефон падает на мою кровать. —Жень, не надо, я справлюсь сама, ну что ты в самом деле…— пытаюсь отказаться от помощи, потому что ощущать его прикосновения сравнимо с очередной пыткой. Он наклоняется, слегка приподнимает мой подбородок и внимательно рассматривает лицо. А затем безапелляционно заявляет: —Свет, ты слаба, я тут для того, чтобы тебе было спокойно и легко. Ты хочешь в обморок упасть? Скажи, что надо сделать, и я это сделаю. Он с такой нежностью касается моего лица, что я вообще забываю о первоначальном желании. Все смешивается, а внутри еще и скручивается узлом. Боже. Эти глаза. Облизав потрескавшиеся губы, я отвожу взгляд. Меня снова бросает в пот, и он липкой пленкой оседает на коже. —Я покупаться хочу, — прошу севшим голосом, все еще чувствуя боль в горле. Я тут уже три дня, а кажется, что вечность. Когда мне станет легче? —Тебе нельзя. Только умываться, ты врача слышала? — грубо обрубает меня Женя и выпускает мои руки из своих. Лучше бы он вот так и держал меня, когда отказывает, было бы в разы проще принять отрицательный ответ. Врачи вообще любят трындеть по делу и без дела, что мне теперь? Перед мужчиной, которого я люблю, в таком виде сидеть? Набираюсь смелости и поднимаю уставший взгляд на мужчину, силясь произнести: —Жень, от меня воняет. Темные брови плывут вверх, а затем я слышу такое же уверенное: —Ты прекрасно выглядишь. И от тебя не воняет, а пахнет ванилью. Я застываю, а Женя все так же смотрит на меня. На какое-то мгновение мне кажется, что он врет, вот только у меня и правда молочко для умывания с запахом ванили. Мама привезла половину моей ванной комнаты, но забыла сухой шампунь. Не знаю, что сейчас пишется на лице, но мой телохранитель отходит от меня как от прокаженной. Я неосознанно опускаю лицо и вдыхаю свой аромат. Вроде не воняет, но я могла снюхаться. Прекрасно выглядишь. Пахнет ванилью. Дура! Он, конечно, же мог услышать твой запах. Если ты в большинстве своем повисаешь на нем, пока идешь к уборной. Благо она в палате, или не благо? Откидывая ненужные мысли, я все равно встаю, а Женя моментально оказывается возле меня и подхватывает двумя руками за талию. Слегка надавливает, притягивая к своей груди. У меня воздух выкачивается из легких, и есть одно вполне себе разумное и логичное желание: положить руки ему на грудь, чтобы ощутить перекатывающиеся мышцы под тонкой тканью футболки. Глазами гуляю по темной поросли волос, скатываюсь чуть ниже и слежу за пульсирующей венкой на предплечье. —Свет? Ты куда собралась? — мягко звучит вопрос, и я поднимаю расфокусированный взгляд на Женю. Рвано дышать и то не получается, потому что я точно теряю связь с реальностью, а тут еще и вспомнить, чего я встала… Он смотрит и смотрит на меня, пока в дверь тихонько не стучатся. И тогда Женя делает едва заметный, но такой больной для моего сердца, шаг назад. —Тут-тук-тук, можно? — в проеме виднеется кудрявая голова Яны, и я на мгновение теряюсь еще больше, но точно рада ее видеть. —Привет, — смущенно улыбаюсь, присаживаясь обратно на кровать. Яна Белова —это родная по отцу сестра моего отца, а мне она самая добрая в мире тетя. Тетя одного возраста со мной…Вот же ж жизнь закрутилась у наших любимых родственников. —Светик, привет! — она осторожно осматривает стоящего истуканом напротив меня Женю, кивает ему: —Женек, привет! —Здравствуй, Яна, — осторожно бросает в ответ мой телохранитель и отходит в сторону, усаживаясь на стул. Его внимательный взгляд гуляет по стене и минует меня. Неприятно. А затем это милое пушистое облачко из сплошных кудряшек заходит ко мне вместе с шариками и большим букетом ромашек. Улыбка мимо воли окрашивает мое лицо, а в следующий момент Яна обнимает меня и целует в обе щеки. —Ну что ты удумала болеть? А? Я тебе говорила, что давно пора вырезать эти гланды. Ты артрит хочешь? Или миокардит, не дай бог? Сейчас прекрасно все удаляется криогеном. О боже, диагнозами пугать она умела всегда. И лучше вам не знать, что будет, если грязными руками потереть глаз. Кератит захотела? Совсем с ума сошла? Не лезь пальцами в глаза! —Ян, я прошу тебя, не пугай. Это всего лишь ангина. —Четвертый раз за год — это показание к удалению. Точка, — ее взгляд метает искры, и сейчас девушка становится точной копией моего дедушки. Такой же бескомпромиссный взгляд. Мэровский, одним словом. —Как только выйду отсюда, сразу удалю. Вырву, — пытаюсь пошутить, но выходит так себе. Яна угрожающе машет указательным пальцем перед моим лицом, а затем переводит взгляд на Женю. Тот смотрит на нас какую-то долю секунды и возвращает внимание в телефон. По мнущимся движениям доктора Беловой я понимаю, что она, как минимум, хочет поговорить, а кое-кто ее напрягает. Потом она смотрит на меня и снисходительно улыбается. —Я бы пригласила тебя на кофе, но ты слаба сейчас. Может Женя нам принесет? — вопрошающий взгляд снова направляется на угрюмого мужчину. Мягко намекнуть — это в стиле Беловых, да. —Не положено мне покидать палату, — мой телохранитель хмурится и что-то ожесточенно ищет в телефоне. Ясно. —Жень, ну не будь врединой, оставь нас ненадолго. Посекретничать. Или ты хочешь про месячные и интимную эпиляцию послушать? Непроницаемое лицо мужчины становится чуть бледнее, а мое разукрашивается в пунцовый цвет. Немного стыдно, что мы вот так выпроваживаем человека, но раз такие пироги, то дело явно серьезное… —Я прямо за дверью, — скупо бросает он, окинув меня мажущим взглядом. Торкает до глубины души…Я смотрю вслед уплывающей прочь мощной фигуры и ощущаю, как сердце начинает биться чаще. —Не прошло? — задает вопрос сразу же после того, как дверь палаты тихо закрывается. Я прикусываю губу и отрицательно машу головой. От Яны в своей время скрыть правду мне не удалось, она меня раскусила моментально. Особенно, когда я вдруг внезапно стала интересоваться бывшим охранником на службе ее отца. —Свет, я не знаю, что сказать, кроме того, что он хороший. Он защитит тебя лучше кого бы то ни было. И рискнет всем, но тебя закроет собой. Я слышала разговоры…он настоящий парень. Мужчина, извини. Она сразу поправляет себя, а я еще больше сникаю, ведь я очень хорошо понимаю, что он хороший, сильный и вообще самый лучший. И не мой. Мы разговариваемся о всякой всячине, и моя лучшая в мире тетя достает купленный для меня…сухой шампунь, гель для укладки бровей, несколько кремов для губ «экстра-увлажнение». От счастья я практически кричу, потому что это именно то, что было так мне необходимо, но я все забывала попросить маму привезти. —Блиииин, спасибо! —Да не за что. Я ж знаю, что купаться тебе сейчас нельзя, а красивой быть хочется. —Очень надо, — поправляю ее «хочется», ведь мне не просто хочется, МНЕ НИКАК без этого. Яна улыбается, мнется и кусает губы. Я слегка касаюсь ее холодных рук и вопросительно посматриваю. Уж слишком хорошо знаю девушку, чтобы идти нахрапом. Ей надо немного успокоиться, и сама расскажет, а в том, что рассказывать есть что, у меня сомнений нет. Проходит минут пять, дрожание рук прекращается. Слегка поплывший от наступающих слез взгляд останавливается на мне, а потом она тихо шепчет: —Я беременна, срок четыре недели. Воу. Ну надо же, какое счастье! Она будет прекрасной матерью, а кто-станет дедушкой в очередной раз! Я улыбаюсь и тянусь с обнимашками к своей нежной девочке, но радости в ответ не получаю. Это плохо, что могло случиться? —Поздравляю, Янчик, а Богдан что? Богдан Исаев — это смертник, как окрестил его мой отец. Я думала, что он его просто уничтожит, но нет…жив и здоров, женат на Яне Беловой. Она, кстати, взяла двойную фамилию, и это немного смягчило моего дедушку. Он до последнего отказывался верить, что его дочь выросла и в двадцать лет выходит замуж за спецназовца. Вот это завоевание было, я за них болела так, будто бы это мои отношения. А уж как я пыталась вразумить отца, а потом и деда…Мне медаль положена. Где она? Яна мнется сильнее…опускает взгляд и, кажется, сейчас начинают дрожать даже плечи. —Я ему не сказала. Он на связь не выходит. Понятно. С его работой это совершенно нормально, но каждый раз у Яны как в первый. —Ян, ну не в первый же раз такое. Сколько не выходит? — моя рука нежно порхает по непослушным кудрям, перебирает и пропускает их сквозь пальцы. —Неделю уже. Я не знаю, как себе найти место, — всхлипывает, на что я сжимаю ее сильнее в объятиях. У меня внутри все холодеет, потому что так не хочется видеть ее разбитой, еще и в таком прекрасном положении. —А если что-то случилось? А если… —Никаких если! Все хорошо, просто пока не может выйти на связь! Поезжай к нам! Папа будет только рад! Или к деду с Машей, он так вообще на седьмое небо поднимется. Скучает по тебе сильно…Но плакать нельзя. Если бы что-то случилось, тебе бы точно сказали! Все хорошо, Янчик, не нервничай. Тебе нельзя…— я скопом вываливаю все самые нужные слова утешения, внутри же абсолютно уверена, что паниковать незачем. Она поднимает на меня печальный взгляд и стирает ладошкой набежавшие слезы. Сердце кровью обливается, когда мой взгляд следит за дрожащими пальчиками, что перебирают лямку сумки. —Я к папе с мамой поеду… Спасибо, Свет. Обещай быть крестной. —Конечно! Я очень хочу, — сама не замечаю, как по щеке скатываются слезы счастья. Глава 13 СВЕТА Женя буквально ночует в моей палате, ночью по большей части сидит без сна. Лишь иногда на смену ему приходит напарник, занимает стул у окна, а мой телохранитель укладывается в кровать, приставленную возле противоположной от меня стенки, и спит несколько часов в полевых условиях. Совсем как в армии, честное слово. Я считаю это чистейшим бредом, потому что очевидно же — мой сталкер не решится на подобное вторжение повторно, ему зачем рисковать дважды? Даже если очень хочется меня напугать…Если бы меня хоть кто-то слушал в этой ситуации. Папу в вопросе безопасности и крепчайшего маразма, разумеется, сломить невозможно. Он считает только свое мнение истинно верным, и никаким обсуждениям его решения не подлежат. —Ты спал всего четыре часа, разве это норма? — лежа в кровати, я хмурюсь и смотрю на своего телохранителя, попивающего кофе в шесть часов утра. Его смена ушла минут пятнадцать назад, очень грозный и неразговорчивый дядька. В его присутствии мне страшно спать, например, потому что он больше походит на серийного убийцу. Вот и сижу/лежу втыкая в смартфон. Женя поднимает на меня нечитаемый взгляд и спокойно отвечает: —Я всегда так сплю, мне нормально. Нормально. Понятно. Как всегда коротко и так, чтобы был ответ. Вариант отсутствия реакции не рассматривает, но при этом так отвечает, что мне даже продолжить скомканный разговор сложно. Словно обрубает специально, съезжая в рабочее русло. Хочется встать и прокричаться, но вместо этого… —Не завидую твоей жене, — вырывается само собой, но реакции почти никакой. Я ведь знаю, что нет никакой жены, понимаю, что он явно одинок, если судить по отсутствию звонков извне. Но все равно хочется взять и огласить свой подспудный страх, ведь вероятность наличия обычной любовницы для спуска пара не исключена. Ревность уже не знает с какой стороны меня ужалить. —Я не женат и детей у меня тоже нет, — не смотрит на меня, но цедит как-то отрешенно-злобно. И возвращается к исходному действию…все так же пьет кофе, лишь пульсирующая на лбу жилка проявляется сильнее, да рука, держащая чашку, сжимает ее чуть сильнее. Моя же реакция настолько яркая, что краснющие щеки полыхают огнем и видно их явно с соседнего здания. Я хватаю бутылку с минеральной водой и, открутив крышку, хочу скорее прижаться к горлышку, но место этого содержимое бутылки выливается на меня, щедро смачивая легкую футболку и свободные шорты до колена. Боже. Я смотрю на расплывающееся по груди темное пятно и встающие от контраста соски. По телу проносится особенный жар, явно ударяя вниз живота. Смотрю не только я. В шоке на меня смотрит и Женя, задерживаясь на груди непозволительно долго. Совру, если скажу, что у него зрачки не расширились, незаметным это явление для меня не становится…Секундный ступор сковывает меня стальными цепями. А затем адреналин лупит по всем точкам. Вскочив как ошпаренная, я несусь в ванную, роняя на ходу тапки. Стыд затапливает с головой, и только закрыв дверь уборной изнутри, мне удается выдохнуть ставший комом воздух. Я оседаю по стенке и улыбаюсь как идиотка, четко осознавая, что мой телохранитель не совсем холодная и безжизненная глыба, какой хочет казаться. Спустя минуту в дверь стучат. Но я все так же сижу на полу, на холодном полу, в мокрой майке, прижимая при этом руки к груди. Здесь у меня нет вещей, и переодеться не во что. Висит мое полотенце да Женино. —Свет, ты в порядке? — настойчивый вопрос звучит за дверью, и я слышу, как костяшки пальцев проезжаются по деревянной поверхности. Мое дыхание сбивается. В порядке ли я? Господи, да какой тут порядок… —Да. —Я принес халат, в твоих вещах не рылся. Выйду на минуту… Вслед за этим в моей голове набатом звучит стук от тяжелых шагов. Из горла вырывается огненный вздох, и я прикладываю руку к стучащему сердцу. Оно скоро вылетит к чертовой матери с такими эмоциональными качелями. Мне и стыдно, и радостно одновременно. Опять по краю над самым глубоким обрывом в моей жизни. Дрожащие руки скользят по коже лица, и мне кажется, что я прикасаюсь к открытому огню. Выдыхаю и медленно поднимаюсь, ругая себя при этом на чем свет стоит. В своих необузданных эмоциях совсем потерялась! Не хватало только еще сильнее заболеть. Я с опаской открываю дверь, стягиваю с ручки халат и протискиваю его в выемку. Чего бояться? Он ведь сказал, что выйдет…Да даже если бы не вышел… Но мне стыдно, и одновременно хочется повторить. Это вообще нормально? Кусая губы, я снимаю майку, она летит на пол, вслед отправляются шорты. Плотно закупорившись в пушистый халат, я смотрю на мокрую кучу вещей и испытываю странное счастье, что прорастает мелкими росточками в моей душе. Он смотрел на меня. Смотрел. И ему точно нравилось то, что видели его горящие пламенем глаза. Правду мама говорит, что я еще совсем ребенок порой. Сейчас вот точно со своей странной реакцией смахиваю на него. Уверена, что та женщина из кафе поступила бы совсем иначе. Она бы точно не сбежала с позорным румянцем на лице. Настроение снова ухает вниз, и я выхожу из ванной, прихватив с собой пижаму. Глава 14 ЖЕНЯ Мне кажется, что я продолжаю сходить с ума. Особенно, когда не моргая с одержимостью ублюдка-сталкера смотрю на спящую Свету. В этом есть нечто больное и неправильное, но я продолжаю…стоять у ее кровати и смотреть, как медленно поднимается и опускается грудная клетка. И вроде как говорю себе, что мое поведение логичное, правильное, ведь я ее телохранитель, и в мои обязанности входит наблюдение за ней. Но не желание коснуться губами нежной кожи, не острая необходимость втянуть аромат ее распущенных волос, вьющихся по спине лианой. Не крайняя необходимость коснуться оголенной спины пальцами, когда веду ее в уборную. Обжечься ее напряженным взглядом, устремленным на меня слегка задумчиво при этом. Нет никакой нужды лишний раз проверять температуру даже после того, как это сделала медсестра. Я не обязан ее трогать без ее ведома, даже если это невесомое скольжение костяшек по щеке. Даже если в какой-то момент мне кажется, что это не случилось Самообман прекрасная шутка, если ты пытаешься переубедить себя в чем-то, что является непреложной истиной. Вести в уборную ее вообще, наверное, необязательно, но я не позволяю ей сделать и шагу без себя. Словно хочу укоренить особенность нашего перманентного нахождения вместе. В этом всем нет логичной подоплеки, есть только моя больная одержимость девочкой, на полжизни младше меня. И я снова и снова иду по протоптанной дорожке, макаясь в знакомое болото, окунаюсь щедро туда и иду дальше, четко осознавая, что без нее вообще никак. Замкнутое пространство делает со мной странные вещи, искажает реальность. Я начинаю ревновать ее ко всем, кому уделяется внимание больше, чем мне, а оно уделяется. Улыбки и касания льются рекой. Отцу, матери, сестрам, братьям. Даже по телефону общаясь с дедом, я испытываю ревность. Ненормальная реакция. А мне оно не уделяется, и вероятно потому, что я сам отталкиваю ее попытки заговорить. Каждое слово как разрез скальпелем по коже, горящей от такого близкого нахождения с ней. Знала бы она что в моих воспаленных мозгах, бежала бы куда подальше. Будь я адекватнее, давно бы сказал Белому, что надо мне напарника на большее количество времени, чем просто на урывочный ночной сон. Даже в этот момент мне кажется, что я не сплю, а так дремаю…и наблюдаю за ней, потому что я нихера не доверяю никому. Даже себе, не говоря уже о другом охраннике, в чьей верности сомнений нет ни у кого. Эту больницу охраняют лучше, чем военную базу, но я продолжаю дышать и моргать в унисон со Светой, чтобы не пропустить ни единого атома, выпускаемого из ее легких. Даже волос с головы не упадет без письменного разрешения и моего пристального наблюдения. И когда я вижу, как разливается по груди вода, округляя для меня очевидно аккуратную грудь с крупными сосками, проступающими ожогами на моей сетчатке, мозг отрубается. Не сказать, что я не догадывался о том, какая она идеальная, или что уверенная двоечка не проявлялась сквозь ткань футболок и не приковывала взгляд…конечно, я уже все рассмотрел и дорисовал. Но сейчас ведь прямое включение… Я вожу взглядом и снимаю на воображаемую камеру, извращенно представляя картину дальше. Гребанный ублюдок рассматривает девочку, которая прямо сейчас в шоке и явно в панике, покрывается багровым румянцем и срывается на бег в ванную. И я снова веду по изящным ногам и стопорюсь на подтянутой заднице. Ощущение жажды берет в плен мою глотку и разливает там лавой желание сорваться следом и прижать Свету к себе, чтобы впиться в манящие губы и насытиться ею вместо воды. Смахиваю извращенные мысли как упавшую на лицо паутину. Идиот. Прижав руки к лицу, начинаю растирать пылающее лицо. Пиздец, накрывает. Я прислушиваюсь и не слышу ни плача, ни завываний. Это хороший знак, да? Или так себе? Подрываюсь с табурета и опускаю взгляд на стоящий колом член, и в этом столько ненависти к самому себе, что нее описать словами. Схватив первый попавшийся халат, я медленно подхожу к закрытой двери уборной. Мне вскрыть ее —дело секунд, но я прижимаюсь горячим лбом к холодной поверхности пластиковой двери и выдыхаю сквозь судорожные попытки обхватить ручку и вырвать ее с корнем. Но в этом вижу лишь свой конец нахождения рядом со Светой. А мне надо ее защитить. Я лучший. Я смогу найти ублюдка быстро и сломать ему все конечности за минуту. Получу особый вид наслаждения от этого. Рука сильнее сжимает мягкий халат, и я притягиваю его к лицу рваными движениями, втягивая поглубже неповторимый аромат. А затем опускаю руку и вешаю за петлю на ручку. Все. —Свет, ты в порядке? — голос звучит словно чужой. Меня ломает пополам, вырывая нервы совсем как дети вскрывают упаковки долгожданных подарков. Ее положительный ответ слегка приглушает агонию, она звучит совсем как обычно. Вежливо и учтиво. Ничего в голосе не выдает отчаяние, может смущение — да, но не больше. Я прикрываю глаза, в которые сейчас насыпали песка, и стекаю по двери в сторону. —Я принес халат, в твоих вещах не рылся. Выйду на минуту… Не на минуту, а на гребанный час я покинул ее палату, усаживая вместо себя ночного компаньона. А сам срываюсь на улицу и просто начинаю метелить первое попавшееся дерево, сбивая руки в кровь. Этот пиздец становится бесконечным, пока кто-то из работников больницы не замечает мой бесполезный бой с деревом. —Эй, парень, полегче… Я резко разворачиваюсь, готовый вломить ему, но то всего лишь добродушный старик в белом халате. В нем я узнаю лора, который лечит… Свету. У него абонемент на мою защиту пожизненно. По рукам стекает бардовая кровь, и я смахиваю крупные капли на пол, щедро орошая идеальную плитку возле больницы. Я отказываюсь от медицинской помощи, только вырываю из рук медсестры спирт, выливая на раны. Решаю не мотать узлов сверху — неудобно, и только выкурив полпачки сигарет, поднимаюсь в палату…на свою гильотину. Глава 15 СВЕТА Я сижу с его напарником час. Сижу и дрожу, потому что я понятия не имею, как на такое реагировать. Спустя бесконечный час Женя возвращается, не глядя на меня вообще, бросает скупо что-то сменнику, тот молча встает и уходит. Я же с жадностью смотрю на напряженную спину, подрагивающую от простых движений. А потом мой взгляд цепляется за сбитые в кровь костяшки обеих рук, и становится совсем жутко. Дыхание перехватывает, но он продолжает перебирать какие-то бумаги, листает смартфон, а затем идет налить себе воды. Крупные пальцы обхватывают стакан, и я снова напарываюсь на эти уродливые раны. На каждом пальце они, и, кажется, продолжает течь кровь. Когда Женя переводит на меня нечитаемый взгляд, больше отдающий арктическим холодом, я не тушуюсь и не скрываю своего внимания. —Что случилось? — тут же поджимаю губы и кусаю их с внутренней стороны, ощущая разливающийся во рту привкус металла. Женя молча кладет стакан на стол, опускает голову и тяжело выдыхает, стуча искалеченными пальцами по поверхности больничного атрибута мебели. Медленно поворачивает голову в мою сторону и смотрит поверхностно то на мое лицо, то на пол, снова на меня, снова на пол. —В порядке все, — звучит хриплый ответ, а затем все возвращается в исходное русло. Он садится на жесткий стул, втыкая в телефон, а я, покрываясь коркой льда от его Невнимания к себе, вперяюсь воспалёнными от невыплаканных слез глазами в белую стену. Изнутри упорно скребет сожаление, а еще хочется подойти и подуть на мужские руки, обработать и перевязать. Держать их и гладить, успокаивая своей нежностью. Но раз все в порядке, то зачем мне навязываться? Я глушу истерику, готовую вырваться из груди и отворачиваюсь спиной к телохранителю. Наше почти отсутствующее общение вообще сходит на нет. Буквально. А через два дня меня выписывают, и я рада этому факту, как ничему в своей жизни на данный момент. Большую часть времени я провожу в своей комнате, потому что не хочу никуда ездить или выходить. Все списывается на мое слабое состояние после ангины, но неприглядная истина в том, что я просто хочу порыдать в подушку по уважительной причине без лишних на то свидетелей. Однажды вечером ко мне заходит мама и застает несменно красные глаза. Ее обмануть не получится никогда, но может не мне. —Светуль, — она улыбается, садится на кровь и мягко касается моих ног, укрытых мягким пушистым одеялом. —А может мы с тобой поболтаем или фильм посмотрим? Давно время вместе не проводили… —Давай, — соглашаюсь, и мы спускаемся в наш кинотеатр. Наверное, я бы может что-то заподозрила, если бы могла адекватно мыслить в тот момент. Стоило бы подумать раньше, однозначно. Не просто просмотр фильма, не просто… Мы садимся, на столиках уже разложены попкорн и кола. Мне хоть немного сложно еще есть соленое, но отказать себе в удовольствии не могу. После заставки, я ощущаю, как по спине мягко скатывается неприятное предчувствие. —Обожаю этот фильм. Кевин Костнер бомба. Только ты папе не говори, а то ему начать ревновать, как нам с тобой чихнуть, — она смеется, обнимая меня и притягивая к себе чуть ближе. Я цепляюсь за маму и расслабляюсь. Зачем папе ревновать? Мама же смотрит на него таким взглядом, что все понятно и без слов. Глупо ревновать, но мой отец не был бы моим отцом, если бы просто игнорировал это разъедающее чувство. Нет, он у меня горячая голова, как говорит деда. —Ага, — соглашаюсь, набирая попкорн в ладонь. Интересный выбор фильма, очень. "Телохранитель". —Ты как думаешь, в реальности такая ситуация возможна?— продолжает мама, а я тушуюсь, опуская взгляд на руки, что сейчас держат жареную кукурузу. Это ведь понятный вираж в разговоре, я дурой никогда не была… Ощущая, как в груди начинает пылать, я натягиваю на лицо улыбку и смотрю на Уитни Хьюстон, молодую и красивую. Отчего же невозможно? Горько сопоставляю себя и Женю с героями фильма, а потом вспыхиваю от осознания, что по сюжету у героев все отлично получилось. Конец правда открытый, но я всегда хотела верить, что они в итоге остались вместе. Просто у каждого своя работа. —Свет, ну я не дура. Если отец еще ослеплен эмоциями относительно тебя и, как всегда, несется куда-то, то я, несмотря на свои нервы и всепоглощающую любовь, все-таки чуть умнее и наблюдательнее Рустама Александровича. Ему ты это тоже не говори, — мама берет мое бледное лицо в свои руки и продолжает, пока мое сердце норовит разорваться внутри грудной клетки. —Мам… —Я скажу, а ты слушай. Я все вижу. И взгляд Жени тоже. Меня от него вообще словно волной смывает, до нутра пробирает. Особенно когда он думает, что никто не видит, он смотрит на тебя так, что можно воспламениться. Если мужчина так смотрит на девушку, это значит, что он ее любит. На меня так смотрел отец, пока я пары вела. Только он не скрывал. Нагло лапал своими взглядами и чихать хотел на всех. Я задерживаю дыхание и прикрываю глаза, силясь осознать. А еще безумно хочется кричать, не то от отчаяния, не то от счастья, что я слышу это. Мама водит по моим пылающим щекам большими пальцами, а потом тихо продолжает: —Он хороший несмотря на то, что старше. И скоро его сопротивление самому себе падет. Если я кому и смогла бы вверить тебя, то только ему. Преданнее человека я не знаю…ему доверяет сам отец, это человек твоего дедушки. Пока доверяет. Но ты не обращай внимания на папу, он просто ревнует тебя адски ко всем. И это нормально в какой-то степени, ты же его Горошинка. Знала бы ты, как он прыгал от счастья, когда ты родилась. Он сильно любит тебя. Любовь отца к дочери несравнима с любовью к сыну. Ты у него на пьедестале и мог бы, воздвиг бы тебе памятник. Ну не плачь, малыш, — мама обнимает меня, а я цепляюсь за нее и глотаю слезы, выпуская себя, потому что мне очень тяжело. —Мам, он даже не говорит со мной, — сейчас это походе на жалобы маленького ребенка. —Он старше тебя на шестнадцать лет, он ломает себя и, по тому, что я вижу, ломает довольно давно. Не внезапно же воспылал чувствами к тебе. Дай ему время. И доверяй ему во всем. Папа очень близок к тому, чтобы найти твоего сталкера. Скоро все наладится, и твоя жизнь вернется в привычное русло. Не будет стресса, все будет чуть спокойнее, и вам двоим будет проще. Ты думаешь, ему легко? Он за тебя без сожаления рискнет собой, это читается во взгляде. И он пытается в первую очередь тебя защитить, он чувства задвигает на задний план, потому что он настоящий профессионал. Я утираю слезы и с облегчением обнаруживаю, что моя большая тайна умело раскрыта одной очень мудрой женщиной, моей матерью. Глава 16 СВЕТА На следующий день я решаю поехать в универ, конечно, внизу стоит Женя и терпеливо меня ждет. Даже спускаясь по лестнице и еще не взглянув на него, у меня волосы на теле встают дыбом. Эта реакция сводит меня с ума, как и слегка сумбурные мысли, когда я поднимаю на него растерянный взгляд и тихо здороваюсь. Он же, наоборот, скала, состоящая из чистого спокойствия, громоздкая и непоколебимая. Уверенный в себе и взрослый, он стоит и в упор смотрит на меня, что-то спрашивая. А я настолько теряюсь в нем, что уши закладывает, и ничего не слышу, не вижу, не соображаю. —Что? — переспрашиваю, чувствуя тремор рук. По спине гуляет волнение, вызывая шквальные порывы ветра в душе. Я облизываю нижнюю губу и перехватываю внимательный взгляд, мягко стелющийся по моей коже касанием перышка. —Как чувствуешь себя? — повторяет и на какую-то долю секунды мне кажется, что он склоняется в мою сторону, слегка нарушая мое личное пространство. Может просто кажется, но слова мамы так и всплывают в голове всякий раз, когда смотрю на Женю. —Спасибо, все хорошо. Женя достает очки и надевает их. Клянусь, даже такой обычный жест вызывает у меня трепет. —После пар планы есть? — дежурным голосом спрашивает меня, когда мы подходим к машине. Он чуть впереди, обгоняет, чтобы открыть дверь. Я скольжу взглядом по покрытым корочкой ссадинам на кисти и хмурюсь. Не знаю, что произошло, но кому-то точно было очень больно. Мне все кажется, что он наверняка кого-то спасал. Не упал же, в самом деле, на кулаки? —Нет…— поправляю сумку и снова перевожу взгляд на мужественное лицо и перетекаю к глазам, скрытым за черными очками-авиаторами. Сегодня мужчина одет как-то по-другому, не как обычно. Аж дыхание перехватывает от эмоций, бурлящих внутри. Естественно, он в костюмах не ходит, все совершенно обычное, удобное, но очень ему к лицу. Сегодня же стиль больше спортивный и вкупе с легкой трехдневной небритостью, что заставляет испытывать острое желание провести пальцами по ней, он смотрится моложе. Почти смахивает на студента, если бы не проглядывающиеся морщины на лбу. Они явно выдают возраст. —Предлагаю тебе освоить базовые принципы самообороны. Отец в курсе, он только «за». Весь флер романтичности спадает куда-то к ногам. Я, ощущая нешуточное волнение, сжимаю руки в кулаки до боли от впивающихся в кожу ногтей. Зачем мне эти курсы, если у меня есть телохранитель? К чему меня собрались готовить? Наверняка смятение явственно прослеживается на моем лице, ведь я чертовски не умею скрывать свои эмоции, в отличие от моего с виду бесчувственного Телохранителя. —Это надо лишь для успокоения совести и чтобы перебдеть. Никто не собирает тебя оставлять один на один с гребанным ублюдком, но мне будет в разы спокойней, если ты будешь знать какие-то очень примитивные вещи. А еще если у тебя в сумке всегда будет это, — Женя достает из кармана куртки маленький баллончик и протягивает его мне. Похолодевшими пальцами я принимаю не самый приятный подарок в своей жизни, мысленно проговаривая «Жене так будет спокойнее». У меня есть возможность отказаться, я могу найти чертову причину, чтобы доказать ненужность такого мероприятия, но вместо этого прячу баллон в сумке, поднимаю взгляд на телохранителя и уверенно отвечаю: —Я согласна. Так будет спокойнее и мне. Либо я просто сойду с ума. Что предполагают собой уроки самообороны? Он будет использовать постороннего человека для демонстрации? Или будет активно участвовать сам? Ладошки моментально начинают потеть, я незаметно вожу ими по ткани черных брюк, радуясь, что пятен видно не будет. Больше мы не разговариваем, и я засовываю в уши наушники, пытаясь прослушать задание «Green Apple» и обогнать переводчика-синхрониста в записи. Половина просто не усваивается, и я откладываю смарт вместе с проводками в сторону. Все пары проходят мимо меня, я вялая и неактивная, хоть мне задают прямые вопросы. В учебной кабинке синхрониста то и дело совершаю глупые и нехарактерные для себя ошибки. Вся группа посматривает на меня с неприкрытым удивлением, ведь я отличница и всегда у меня все на высоте. Промах за промахом падает сверху снежным комом, но кое-кто совершенно не может сосредоточиться на обычной деятельности, отвлекаясь на скачущее сердцебиение, на безумные мысли о том, кто уже много лет подряд не дает мне дышать полной грудью. Глава 17 ЖЕНЯ Мы с Белым обсудили случаи, которые я верил, никогда не произойдут, но все же протокол действий на каждый теперь у меня имеется. Более того я подал идею обучить Свету примитивным и самым базовым приемам самообороны. Благо на этот случай у нас имеется и свой клуб, в котором тренируется служба охраны мэра Белова — там сливки, самые лучшие из лучших. Там же тренируется и Влад Белов, он-то нам и поможет вместе со своими друзьями. Начать стоит с плюс-минус одинаковой комплекции, вот почему мне понадобится кто-то, меньший чем я, и в весе, и в росте. Но правда еще и в том, что я боюсь к ней прикасаться. Боюсь сорваться и не уверен, что смогу сдержаться и не пойти дальше. Особенно, если близкий контакт будет настолько…близким и поглощающим мое сознание. Это до пиздецов сложно, и я не хочу пытаться. Не буду даже…Мне хватает ее прямого взгляда, как у олененка, взгляда, который я с трудом выдерживаю напрямую, чтобы не впиться в манящие губы, не прижать ее тело к себе. Бьюсь голой о стенку раздевалки, ожидая Свету. Влад привез сменную одежду, что передала Василиса Григорьевна, и сейчас я пытаюсь не думать, как моя подопечная смотрится без ничего. Блять. Я уже все видел в воображении, я все себе представил четко, вода помогла. Но сейчас мне хочется чуть больше. В штанах опять тяжело, пульсация мешает думать, и я опускаю руку на бугор, слегка сдавливая. ААА. Давно не было у меня бабы, никакой вообще, и может потому мне так плохо сейчас. Я вообще активный в сексуальном плане, у меня есть пара подружек для таких дел, все разведенные и не ищут отношений, только качественного секса. Как и я…не ищу отношений, я ищу освобождения своих пороков. —Я готова, — слышу за спиной. И резко отвожу руку в сторону, касаясь стены. —Жень, ты в порядке? С закрытыми глазами поворачиваю голову правее и отвечаю: —Нормально, голова болит, иди в зал. Соберу себя и приду. Но она не уходит. Так и стоит, а мне вообще не упала ее близость прямо сейчас, когда член пульсирует в штанах. И его, блять, видно. Стискиваю зубы до противного скрежета и жду, пока она уйдет. Но вместо этого слышу шаги в свою сторону. Медленно и тихо она подходит ко мне и кладет руку на спину. Ударяет током прямым направлением в яйца, скручивая их узлом. Да за что мне это все. —Света…— прошу умоляющим голосом, но она кладет на лопатку вторую руку и скользит к голове. Точно поднимается на носочки, я вижу это боковым зрением, все также стоя лицом к стенке. Нутро дерет острыми когтями жажда, и я сжимаю пальцы рук, царапая стенку. Черт, ну зачем? Ты же просто нарываешься? Аааа. —Мой дедушка от головных болей страдает очень часто. Маша научила меня этому массажу, когда я была совсем маленькой и часто у деда оставалась. Подожди, пожалуйста. Маленькие пальчики ныряют на ушные впадины возле мочи и мягко ведут к затылку массажными движениями, затем пятерней она накрывает всю голову и точечно давит на скальп. Медленно опускается к шее и поддевает начало позвоночника. Снова вираж наверх, и такой же вирах у меня в штанах. Голова плавно откидывается назад, а Света продолжает пытки, от которых у меня мозг плавится, а тело превращается в вязкую жижу. В штанах неизменно каменный стояк. Виражи становятся мягче, а пальцы все сильнее дарят мне чувство ненасытности. Чем больше касаний, тем мне мало. Мало ее. Ее внимания ко мне. Как долго я смогу сдерживаться? Может мне себя на цепь посадить? Какая прививка от тебя существует, ведьма? Ты хуже самых страшных болезней. Хуже всякого бедствия. В горле Сахара, а в руках непрекращающееся покалывания нервных окончаний. Тех, что еще не выжгло огнем желания. Я стою на пепелище своей способности мыслить здраво. Когда пальцы соскальзывают с головы и отстраняются, я вдыхаю, втягивая в себя слишком много ее запаха. Непозволительно приятного…Не дозволенного. Скорее запретного. Моя линия, за которую переходить смерти подобно. Качнувшись на пятках, я открываю глаза и смотрю в одну точку. А затем медленно разворачиваясь, окидывая Свету внимательным взглядом. В ушах давление лупит так, что я не слышу вообще ничего, только вижу ее движущиеся губы. Меня клинит, а она смотрит открыто, без задних мыслей, смотрит и явно понять не может, что происходит. Резко дергаю руками в ее сторону и обхватываю голову, пальцы тонут в мягких волосах, и я себе это позволяю. Падаю в обрыв, расправив руки в разные стороны. Позволяю без зазрения совести вдыхать ее запах, что сейчас льется в мои легкие жидким стеклом, опаляя внутренности. Самый сладкий и одновременно огненный аромат в моей жизни. Он выбит у меня изнутри, его я точно узнаю из тысячи, ним я рад напитываться без остатка. Ломает вдоль и поперек, руки сжимаются чуть сильнее, и я, прикрыв глаза, резко наклоняюсь к ней и касаюсь губами лба, одновременно проговаривая: —Спасибо, Света, помогло…—нихера не помогло, от соприкосновения лицо воспламеняется. Член в штанах начинает болеть. Втягиваю воздух и отпускаю ее, ощущая, как перед газами начинают черные точки танцевать. Кажется, что отойду и просто умру. —Пожалуйста, — звучит надсадное и такое же хриплое, как у меня. Отпускаю с жутким скрипом внутри грудины и ухожу в сторону душевых. Мне сейчас, блять, очень надо вспомнить, что бывает в четырнадцать лет, когда утренний стояк и постоянные мысли о сексе сводят тебя с ума, а желание присунуть хоть кому-то — единственное в твоей бестолковой башке. Захожу внутрь, стягивая на ходу одежду, и готов заниматься самоудовлетворением, грубо швырнув дверцу кабинки о стенку. Могла бы слететь, и похер. Я прислоняюсь горящим лбом к ледяному кафелю и даже не пытаюсь блокировать мысли насчёт тех пальчиков, что еще недавно ласкали мою кожу. Я позволяю себе фантазиям о Свете хлынуть в мой воспаленный мозг и все там нахрен уничтожить. Все берегоукрепляющие элементы снесены цунами, а я давно уже на дне и не пытаюсь выгрести. Похуй. Меня душит ощущения вращения вокруг девочки, которую мне нельзя. На-хе-ра? Толку все равно не будет, как ни пытайся, как ни старайся не думать о ней, не представлять, не видеть во снах, не возбуждаться от ее голоса. Не рисовать в уме бедра, грудь и плоский животик. Не представлять ее голой под собой. Кричащей от того, что ей хорошо со мной. По факту и без. Не выходит. Кончаю быстро, меня аж оглушает на мгновение, и я еще долго стою и пытаюсь привести дыхание в порядок. Нет, это баста. Мне надо выпустить пар с нормальной живой женщиной, иначе в следующий раз я просто сорвусь и тогда будет очень плохо, очень. Придется самому себе сломать руки и ноги. А кто будет защищать ее? Кто, мать вашу? Со стоном ударяюсь о кафель, врубая воду и смывая с себя возбуждение. Пиздец. Это все полный и беспросветный пиздец, в котором я живу и очень жду следующего момента, чтобы снова накрыло. Это нормально? Вылезаю с душа, все еще вибрируя от того, что только что пережил. Член еще стоит. Да у меня он, блять, все время стоит рядом с ней и не рядом с ней, потому что даже если не рядом, в мозгах у меня она всегда перед глазами. Черт. Не вытираясь, начинаю приседать. Доходя до сотки, чувствую едва заметную тяжесть мышц. Похер. Снова и снова опускаюсь. А затем опять иду в душ. Проделываю махинации несколько раз, и только после этого позволяю себе вытереть влагу, одеться и выйти в общий зал. И тут я снова напарываюсь на Свету в облегающих лосинах, удачно подчеркивающих ее задницу. Она поворачивается, и мой воспаленный взгляд уплывает в упругую грудь. Слюна застревает в горле камнем. Черт. Как хорошо, что я стоял к ней спиной, а потом…не опустил взгляд ниже. Кажется, сейчас я бы просто трахал ее все это время, вместо того, чтобы дрочить в одиночку в душевой. Это называется «изнасилование», умник. Вот теперь моя голова начинает болеть, но я ни за что в жизни не соглашусь на повторный массаж. НЕТ. Глава 18 СВЕТА На лбу словно клеймо выжгли только что. Столько всего в его взгляде было, что мне стало плохо, думала, что сознание потеряю. А потом вдруг собралась и сейчас стою прямо у выхода из раздевалки и прижимаю руку к адски колотящемуся сердцу. Вихрь чувств кружит голову и заставляет испытывать то панику, то странное счастье от по истине целомудренного поцелуя, которым он меня одарил. Клянусь, в этот момент я не то, что не дышала, я словно перестала существовать в конкретном моменте, настолько полностью отдалась эмоциям и бесконечному трепету, захватившему ослабевшее от прикосновения к мужчине тело. Как дура улыбаюсь сейчас, бросая взгляд на свою высоко вздымающуюся грудь. Когда Влад отдал мне эти вещи, я хотела сквозь землю провалиться. Наверное, на такие курсы по самообороне мне бы в голову не пришло напялить лосины и облегающую майку, что остались еще со времен занятий пилатесом. Но мой брат заверил меня, что забрал лишь то, что ему вручила мать. И я мысленно, да что там мысленно, даже в голос готова смеяться от ее дальновидности и безукоризненного умения вызвать на моем лице багровый румянец. Мне бы столько уверенности в себе, сколько есть у моей мамы, и тогда море бы точно было по колено. Я выдыхаю и поднимаю голову, заставляя себя по чуть-чуть идти вперед на ватных ногах. До краев наполняюсь упоением, успокоением и таким нежным-нежным и легким счастьем, что самой не верится. И пусть поцеловал меня Женя скорее по-отечески, но прикоснулась я к нему впервые так, как очень давно хотела. Окуная пальцы в жесткий волос, позволяя себе нырнуть с головой в его стальную непоколебимость подушечками пальцев. Конечно, я знаю, как такой массаж может влиять, я точно уверена, что головную боль он снял, и от этого становится в раз проще идти на ринг, где сегодня меня точно ждет мясорубка. Спуску мне не дадут, ведь в цели научить обороняться есть одна непреложная истина: нельзя имитировать и облегчать ситуацию, нужно повышать ставки, иначе в стрессовый момент ты будешь ждать поблажек, которых не дождешься. Этот урок я уяснила от отца, который много раз пояснял все Владу, талдыча, что в бою главное— не морду расквасить, а защитить себя и быть готовым к нечестному бою. Где на голые руки пойдут и с ножом, и с пистолетом. —Систер, иди сюда, —Вэ махает мне рукой, подзывая к группке парней, с которыми он часто тренируется. Я их знаю шапочно, ведь мне в их компании не место. Наверное, мой брат все ее подозревает, что я могу влюбиться в кого-то из этих ребят, а может они в меня и оттого те самые парни позволят себе лишнего. Глупости такие, но их я принимаю с улыбкой на лице. Это же мой всегда защищающий во всем брат, готовый сражаться даже с ветряными мельницами, не замечая очевидного у себя под носом. —Ты уже разогрелась? — он целует меня в лоб, и мне кажется, таким образом обрисовывает допустимую территорию, на что я отрицательно машу головой, мол «нет». Подняв взгляд, сталкиваюсь с опущенными в пол глазами всех парней, что до этого стояли и весело болтали, судя по их искрящим лицам. Вау. Да тут работа была проведена на миллион! —Тогда бегом, разминаемся, приседаем, — поворачивается к своим пацанами и кричит.— Ща глаза зашью, блять! От греха подальше отхожу вглубь зала, но тут куда не подойти — всюду мужики, и все могут посмотреть, если судить по субъективному мнению моего брата. Слегка улыбнувшись, я начинаю разминаться, четко понимая, что вообще-то форму растеряла. На меня и правда обращают внимание, но как только я это замечаю, глаза опускают…Разумеется, все в курсе, чья я дочка. Никто не хочет остаться кастрированным в молодые годы. Зачем так рисковать? Разве тем, кто любит риск. И все бы ничего, но мысли возвращаются в другое русло. А где же Женя? Мой потерянный взгляд скользит по залу, но не встречает своей цели. Зато мужчины словно нарочно начинают показывать себя во всей красе. Я тут единственная девушка, а дядя Ваха тренирует исключительно спецподразделения и охранные службы, вот у него тут и собираются сливки общества. Даже Янкин Бодя тут тягает железо со своей группой. На мне очень много внимательных и слишком жарких взглядов, на которые купилась бы любая. Но не я. Размявшись, подхожу обратно к брату, но тот в самом разгаре и «месит тесто», как он называет тренировку с грушей. Пот стекает по спине, оставляя темные пятна, но мой брат как машина продолжает методично наносить удары. В какой-то момент я серьезно начинаю задумываться о том, не слетит ли она с петель или не оборвется ли трос. За брата особо не переживаю, тут скорее земля подо мной разверзнется, чем он пострадает. —Эй, годзилла! — смеясь, зову Вэ, и тот прекращает месиво. Поворачивается ко мне и, стирая пот со лба, запыхавшись, спрашивает: —Готова? Я киваю, не вполне себе представляя, как именно начнутся занятия. Мы выходим на маты, и душа плавно стекает на пол. Я вроде как понимаю, что Вэ мне не навредит, но я ведь должна учиться, а значит сейчас надо быть готовой ко всему. —Давай потрогай меня сначала. Уясни, как руки двигаются, в чем их предел, — раздает указания брат, резко надев маску серьезности. Уже без шуток он протягивает руки ко мне, призывно раскрыв ладони, и я начинаю ими крутить. —Не знаю, о чем ты именно говоришь. —Узнай мой предел НЕболи. Руки — сила, ими заломить проще простого. У тебя силы нет, тебе надо думать, как ты будешь выкручиваться, имея свой запас возможностей, — он опускает голову и смотрит на меня исподлобья, вынуждая включиться наконец-то, но не выходит. Мне сложно сейчас давать отпор ему, ведь это мой родной Вэ! Тем более руки выкручивать. Я думала, мы обсудим, он покажет, как меня могут захватить, и как выбраться, потренируемся и все. Но не вот это вот все! А если я случайно сделаю ему слишком больно? Надо ведь знать, как бить! А я не в курсе! —Свет, думай, будь на моем месте твой конченный сталкер, он бы уже завалил тебя в кусты и все, дело сделано! — брат хлопает в ладоши, а у меня от страха холодеют конечности. Я всматриваюсь в лицо родного брата и начинаю думать. —Ломать пальцы? — звучит хрипло. Влад одаривает меня сдержанной улыбкой, но кивает и спокойно отвечает: —Ломай. —В смысле? — я держу его руки в своих ладонях и вместо того, чтобы причинить боль, слегка поглаживаю. —Ломай мне пальцы. Представь на моем месте своего сталкера. Как ломать будешь? Глава 19 ЖЕНЯ Влад что-то рассказывает Свете, и вроде все нормально, я наблюдаю со стороны, сдерживая свои порывы приблизиться. Младший Белов хоть и пиздюк, но фишку шарит, да и я видел его на ринге. Отец поднатаскал, плюс его перманентное общение с группами, тренирующимися здесь на постоянной основе. Я сразу отсек все возможности того, что тренировать ее будет кто-то сторонний. Не я. Никто иной, кроме человека, которому я смогу ее вверить без зазрения совести и своей жгучей ревности. Но когда Света с писком падает на мат, а Влад летит сверху и что-то злобно кричит, у меня шоры падают на глаза. Буквально по телу проносится убойная доза адреналина, что заставляет меня в секунды добраться до них. Ты че, сопляк, делаешь вообще?! —Ты, блять, че творишь?! Совсем с ума сошел? Залетаю на ринг и оттаскиваю мелкого за шиворот, а тот уже подскакивает и на меня несется тараном. В глазах несусветная ярость, но мне плевать. Боковым зрением цепляю, как Света разминает ладонь и медленно встает. Слегка ошарашенная она тихо шепчет: —Да все в порядке, я просто не ожидала… —Ты че мне мешаешь, я учу ее!— мелкий толкает меня в грудь и наступает дальше. Я его сейчас просто в порошок разотру и выпущу через окно. Учит он ее, ты у меня сейчас без зубов останешься. Злость лупит по вене новой дозой адреналина, стучащего сейчас вместо сердца. —Ты с ума сошел так учить? Ты показать азы должен сначала, а не заламывать руки и бросать на маты. Блять, не со спецназовцем тренируешься! Белов кривит «морду лица» и вопросительно изгибает бровь, разводя руки в стороны раскрытыми ладонями ко мне. —Давай поучи меня, как мне тренировать свою же сестру. Я знаю, как лучше. И раз в твою больную башку пришла такая идея, сиди и впитывай мое исполнение! Мы не в идеальных условиях должны тренироваться, а в ебанном стрессе. Чтобы потом она смогла дать отпор! А не ждать, пока с ней сыграют в поддавки! Может зерно здравой мысли его ответ и имеет, но не для меня. —Ясно. Ты не будешь ее тренировать. В уме я произнес «пошел нахуй», но обострять сейчас ситуацию смысла не вижу, а потому иду к Свете, беру за руку и, бегло осмотрев на отсутствие травмы или вывиха, хочу увести в другую часть зала. Закрытую. Чтобы не пялились, и чтобы не мешали, ска! Придется все самому делать. —Слыш ты, телохранитель всратый. А ну отпусти ее немедленно! Света, мы продолжим. Долетает мне в спину раскатистое обращение, а следом загребущие лапы тянутся к моей девочке. Я сжимаю зубы до противного скрежета и заслоняю девчонку собой. Она смотрит на меня в шоке и с неприкрытым удивлением, но я по-прежнему не выпускаю ее руки, и по-прежнему готов придушить мелкого засранца, выматывающего мои нервы в клубок. Сука, бесит! Ну как у Белова получилось привести в мир такое чудо, как Свету, и такую геморроидальную шишку, как Влад?! Как, поясните мне? КАК? —Лапы убрал,— хриплю в ответ, стоя к нему спиной. —Блять, Жека, ты меня сейчас доведешь и будешь зубы по полу собирать, — шипит мне в затылок, все-таки обхватывая руку Светы. Она тяжело втягивает носом воздух и подает голос: —Да все хорошо, успокойтесь. Вэ, ну в самом деле, хватит! — практически молит его, но смотрит на меня. Посылая нечитаемые импульсы взглядом. Ее маленькая ладошка слегка подрагивает, и ощутимо холодеет. —Света, я тебе что, больно сделал? —Белов обходит меня и впритык к сестре подходит, внимательно осматривая ее с головы до пят. От него волнами исходит самомнение выше крыши, и ЧСВ переваливает за сотню. —Нет, ну что ты. Все хорошо, правда, — сдержанно улыбается Света, опуская взгляд на наши руки. Аж кипятком обдает. От близости. От желания не отпускать. —Я сам буду тебя тренировать, — ослабляю захват, с которым до этого сжимал ее руку и, слегка, поддевая пальцы, веду за собой в противоположную от ринга сторону в залы для персональных тренировок. У Вахи тут места — боинг посадить хватит. —Ты и мертвого заебешь! Света, он придурок, он не научит тебя ничему, — смеется в ответ Белов, но вот в его напускном веселье и подозрительном взгляде, что так и плывет в сторону наших рук, я читаю нечто предупреждающее. Явно появляется один коршун, который будет за мной следит с особым остервенением. —Потом, как кое-кто наиграется в хорошего полицейского, приходи к плохому. Продолжим. Я слышу сбивчивое дыхание девочки, ощущаю, как пальцы дергаются в моих руках, и чисто на автомате начинаю поглаживать нежную кожу, чтобы успокоить. Или успокоиться. Но это вообще не вариант. Ни один гребанный выход из ситуации не представляется возможным. Мы молча заходим в зал, устеленный матами и обставленный зеркалами по периметру: тут обучаются даже гимнастике, танцам и еще какой-то штуке. В основном малые дети. Дочь Вахи закончила хореографический факультет, вот отец и старается помочь в реализации преподавательской деятельности, помимо того, что эта женщина еще и преподает в вузе. Сейчас здесь никого. Я блокирую желание закрыть дверь на замок, хоть и предлог найти можно. Вместо этого захлопываю дверь, снимаю обувь и иду в цент зала. Света делает то же самое, только оглядывается по сторонам, потому что видит все это впервые. Зал и правда детский, во многом благодаря постерам с героями из разных мультфильмов. Я останавливаюсь и резко поворачиваюсь, Света же, увлеченная интерьером, продолжает идти, от чего мы сталкиваемся телами, рождая мощный удар тока, направленный прямо мне в солнечное сплетение. Дыхание рвется по швам, как тонкая ткань старой футболки. —Ой, — Света делает шаг назад, одновременно с этим становясь буквально пунцовой. Смущенная. А я смотрю на разливающуюся по щекам красноту и пытаюсь найти причину, чтобы не провести по ней пальцем. Глава 20 СВЕТА У меня сердце заходится как бешеное, каждый вздох — на разрыв, потому что я вся словно напичкана нервами, стоит только вспомнить тот безумный взгляд, каким меня обжог Женя. Думала, он Влада просто размажет…Одновременно со странной радостью, что прошивает тело, у меня еще и страх зародился, что реально подерутся и, не дай Бог, навредят друг другу. Ну в самом деле… Мне не было больно, и в какой-то степени я понимаю брата, он реально хочет как лучше. Для меня в первую очередь, ведь никто не будет поддаваться в жизненной ситуации, что может стать фатальной. Но то, как к нам подлетел мой телохранитель, буквально сбивает с ног. Откуда же он наблюдал? Может…мама права? Может все именно так, как она говорила? Давя в зачатке туповатую улыбку на пол-лица, я покорно иду за человеком, которому доверяю больше, чем себе, и не просто иду, а наслаждаюсь прекрасным видом на мускулистую спину с перекатывающимися мышцами, на широкую шею и коротко-стриженный ежик на затылке. Он иногда так стрижется, словно в армии, не то под двойку, не то под тройку. Конечно, ему идет, но сразу делает черты лица суровее, а вид немного более пугающий. Будто бы есть куда суровее, он ведь и без этого самый настоящий брутальный мужик. Щеки опять горят, а вот мои трясущиеся пальцы в его руке— лед, что тает от слабого трения, создаваемого движением наших тел. Мне его лишаться не хочется, но в силу обстоятельств мужчина меня отпускает первым, а затем шустро разувается, и я опять стекаю вниз на его согнутую фигуру. Даже в таком положении он смотрится как Олимпийский бог. Приходится мысленно отвесить себе оплеуху и тоже разуться. Я вся такая по-девчачьи нежная…даже носки в тон главному цвету гардероба куклы Барби. Окончательно растерявшись в собственных мыслях, я на полном ходу сталкиваюсь всем телом со своим телохранителем. Кажется, удар током в двести двадцать по сравнению с этим разрядом, что вспыхнул сейчас между нами, — ничто. Малость незначительная. Я могу после такого освещать несколько кварталов как источник бесперебойного питания. —Все нормально, давай начнем с теории. Я выше и сильнее, ты полная противоположность, — его голос льется в мои уши словно через пелену. Надо смотреть в глаза, но я не могу, у меня просто не получается. И вот почему взгляд мечется от выраженного подбородка, подвижных губ и до глаз, что смотрят на меня без тени улыбки. Сама серьезность. А тот пожар, свидетелем которого я стала совсем пару минут назад, потух, оставляя после себя угольки…—твоя задача обезвредить меня. Большого и сильного с тем запасом, что есть у тебя. Ты должна быть быстрее, чем я, ведь ты миниатюрнее, а значит более подвижна. Он говорит все то же, что говорил мне Влад, но такой урок меня больше успокаивает, чем напрягает. Я собрана и одновременно растеряна от такой близости. Облизав губы, говорю все то, что поведала брату. —Ломать пальцы? — опустив взгляд, смотрю на свои большие пальцы ног, и на его огромную лапищу. Буквально. Не стопа, а ласта…Это потому что рост такой. —Не сможешь. Ты пальцы мне сломать не сможешь и среднестатистическому мужику тоже, вероятнее всего, ведь он будет в напряжении, и переломает тебя пополам, — безапелляционно заявляет Женя, буквально растирая мою слабо пробивающуюся уверенность в себе. Понятно. Минус пальцы. —Что тогда? — заломив руки за спиной, обращаю прямой взгляд на грубоватое мужское лицо. Женя прищуривается, изгибая бровь. —Пах, глаза, нос, — вот что ты должна сделать в первую очередь любым способом. Быстро и так сильно, как можешь. Давай попробуй, — он делает еще шаг ко мне и стоит, явно не собирающийся давать сопротивления. А я должна бить? И в пах тоже? —Жень, я не буду тебя бить, тебе ведь больно будет. Одна мысль причинить ему боль приводит меня в ужас, но мой телохранитель начинает раскатисто смеяться, опустив голову и всматриваясь в мое лицо. —Свет, бей, а там посмотрим. Ничего больнее укуса комара явно не случится со мной, — продолжает он, обхватывая мою руку и сжимая ее кулаком в своей. Табун мурашек пускается по коже. Я резко втягиваю носом воздух и слегка передергиваю плечами. —Давай. Смелее. Попытка ударить кулаком в нос не увенчивается успехом. Женя с легкостью перехватывает меня и, развернув к себе спиной, наклоняет вперед, а после утробно шепчет прямо в ухо: —Пока выигрывает сталкер. Быстрее, Свет. Ты должна видеть во мне того подонка, который следит за тобой и угрожает. Сейчас я нападающий, а ты — жертва. Собери всю силу в кулак и действуй. У тебя нет девяти жизней, только одна, и она — самое главное для тебя, если встанет вопрос, кому выжить: ему или тебе. Никакой жалости или сожалений. Они — начало конца, — шепот, струящийся по коже щеки и вниз по шее, будоражит мои мысли и отключает логическое мышление. В местах соприкосновения выдыхаемого Женей воздуха и моей кожи разрастается огненный шар, точечно раскатывающийся по телу. Я просто искра, которую он распаляет в настоящий пожар. Киваю, и в следующую секунду захват ослабляется. Сильные руки отпускают меня, и я снова поворачиваюсь лицом к «противнику». Нос. Пах. Глаза. Несложно ведь, да? —В идеале попасть в глаза. Боль от того, что тебе выдавливают их,— адская, он будет пытаться прекратить ее. Пах тоже. В члене дофига нервных окончаний, незначительный удар болезнен, а сильный и с колена может уложить в три погибели моментально. Омлет, бон апети. На слове «член» мой взгляд моментально переходит в пах Жени, и я снова становлюсь бардовой, судя по тому, как жар заставляет полыхать изнутри. Слабо улыбнувшись, пытаюсь собрать себе до кучи, но руки покрываются противной пленкой пота. Надо собраться. Я делаю резкий выпад вперед и пытаюсь ударить коленом в пах. Несильно, но явно ощутимо. В следующее мгновение меня подхватывают на руки, перехватив то самое, грозящее причинить боль паху, колено. Со свистом Женя перекидывает меня на себя, и мы летим назад — мужчина спиной. Я при этом умудряюсь еще и визжать, прикрыв глаза от нарастающего в груди ужаса. Легкие скукоживаются, а руки намертво впиваются в сильные плечи. Открыть глаза боюсь, но когда я это делаю, то лицо моего телохранителя оказывается очень близко. Теперь есть прекрасная возможность рассмотреть те маленькие черные вкрапления в изумительного цвета глазах Жени. Дыхание сбивается, я смотрю в его глаза так, словно вижу в них всю истину, но по факту — разрастающийся лесной пожар. Широкие ладони умещены на моем бедре и талии, держат крепко и заставляют меня дрожать от наслаждения. Я такая глупая… И могу просто опустить лицо, чтобы почувствовать вкус его губ. Глава 21 ЖЕНЯ Меня насквозь прошивает ее запахом и тяжестью тела. Пульс адски грохочет где-то в глотке, перекрывая доступ к кислороду. От взгляда хочется сдохнуть. Сдохнуть, чтобы не впиться сейчас в эти приоткрытые дрожащие губы, из которых вырывается сладкое дыхание, опаляющее кожу. Член призывно поднимается, ведь ее задница практически касается паха, но давит так, что можно и не касаться его, — еще пару минут и я кончу только от такой позы. Без касаний, без поцелуев, без ничего. Рука на бедре слегка дергается, на талии тоже. Как бы она смотрелась сверху голой на мне? Как бы двигалась, если бы мы пошли дальше? Она стонала бы или царапала бы мою кожу? Это было бы запредельно приятно в любом случае. Я пытаюсь оторвать руки от ее тела, но они словно примагничены, приклеены. Не сдвинуть даже при большом желании. По нужде. Смотрю в ее широко распахнутые глаза и фиксирую расширенные зрачки Светы, ухо выхватывает сбивчивое дыхание девчонки. Я в шаге от того, чтобы впиться пятерней в затылок и грубо притянуть к себе, чтобы кусать губы и таранить рот, пробовать на вкус. Сожрать целиком наконец-то. Периферийным зрением я отмечаю ложбинку, более глубокую, чем ту, что видел изначально в положении стоя. Сейчас ярче, сейчас вкуснее, мне хочется пальцем нырнуть туда и проверить, насколько это все реально. Моя нереальная девочка…Может не пальцем, языком, проехать носом по коже… Я жру ее без зазрения совести взглядом, моего лица касаются ее выбившиеся из хвоста пряди волос. Начинаю ловить особый дзен от щекочущих движений ароматно пахнущих волос. Вообще ее запах настолько глубоко в меня впитывается, что я теперь могу по памяти его воссоздать с точностью до сотой атомов, что входят в состав этого аромата. Крышесносного, запредельного, возбуждающего. Не моего. Внутренности крутятся на вертеле, будоража и поджигая меня. Я словно облит бензином и вспыхиваю моментально, как сухая листва в жаркий летний день. Ее сдавленный стон — пусковой крючок, на который я подсаживаюсь, слегка поглаживая дрожащим пальцем. Нажать — разорвет к чертям в щепки. В упор из дробовика. Света проводит язычком по нижней губе, совсем невесомо, и мой взгляд уплывает вслед. А в следующий момент мы синхронно двигаемся друг к другу, сталкиваясь лбами, грудью, переплетаясь руками и телами. Грудиной ощущаю ее возбужденные соски, пока губы обжигает от самого тесного и непозволительного для меня контакта, ударяющего точечно в пах. Мой нокаут. Руки беспардонно гуляют по манящему телу и собирают по атомам касания. Огненные, сжигающее. Испепеляющие меня. Я трахаю ее ртом, погружаясь сладость языком. Лучше, чем я себе это все представлял. Лучше самых извращенных снов. В какой-то момент резко сдвигаю ее к пульсирующему паху, слегка надавливая ягодицами на член. Черт. Опять удар током и ее слабый стон. Она дрожит. Я тоже. В голове полный швах, но оторваться от нее сейчас смерти подобно... Пока я не слышу звук отворяющейся двери. И со стоном переворачиваю Свету на спину, скатываясь в другую сторону животом в пол. Перед глазами фейерверк, а член начинает дымиться. Мне так похер на все, кроме того, что я только что побывал во рту у девочки, которую мне нельзя. И чертовски на это подсел с одного раза. Я хочу еще. Глава 22 СВЕТА У меня горят щеки, а все тело превратилось в вязкую жижу. Огненные касания к телу приносят наслаждение на грани боли, от этого хочется кричать, но мне нечем дышать, вообще нечем. Впиваюсь руками в широкую шею, обхватывая крепко-крепко, будто бы отпустить сейчас стало бы смерти подобно, а дышу тем, что выдыхает Женя, и этот огненный поток выжигает мне внутренности, оставляя ожоги. Поверить не могу, что мы это сейчас делаем, и что мне в задницу упирается его...член, и мужчина, очевидно, очень хочет меня сейчас, пусть я только в теории это все понимаю. Мне до практики было очень далеко и сейчас неблизко. Все в голове превращается в один бессвязный поток, думать вообще не получается. В себя прихожу лишь тогда, когда меня резко и со свистом перекидывают на мат, заботливо подставляя руки под спину, чтобы не ударилась, а затем вместе с бешеным потоком воздуха широкая фигура падает рядом со мной, сдерживая рвущееся хриплое дыхание. Он дышит носом, я — ртом, отчего горло начинает печь. —Фига се, уложила малышка своего телохранителя? — внезапный мужской голос заставляет меня покрыться коркой льда. Я в ужасе перевожу взгляд на входную дверь. А там…просто друг моего дедушки, но я называю его дядя Ваха. Так все его зову, ведь он очень не хочет стареть. КОНЕЧНО, а кто ж хочет? Еле сдерживая дыхание, пытаюсь найти хоть один адекватный ответ, но язык прилип к небу, губы полыхают, а в голове полный кавардак. Ситуацию спасает Женя, который все еще лежит на животе с повернутой от меня прочь головой. Наверное, ему так реально проще держаться, а я уже не держусь. Не за что. —Да, вот подняться не могу теперь. Хорошая ученица. Уложила меня на лопатки. —На брюхо, Жек. Ну ты молодец. Только не переусердствуй, а то ей и телохранитель будет ни к чему, а ты зп потеряешь, — хохочет дядя Ваха, и во взгляде я не вижу ничего, что могло бы сейчас вызвать у меня подозрения. Он ничего не заметил, да? Иначе уже сказал бы? Ну или заметил и все только расскажет, не мне, не Жене, а сразу папе. Или дедушке. И тогда…конец света покажется нам всем просто легкой неурядицей, Женя меняет положение головы так, что теперь поворачивает ее в мою сторону и в сторону Вахи. Лицо красноватое, взгляд колкий и лютующий, но голос звучит…как обычно. Я завидую ему, потому что скажи я сейчас хоть что-то, сразу сдала бы себя с потрохами, буквально написав на лбу все, что случилось пару секунд назад. Мне смотреть на него физически больно, потому что я, кажется, очень сильно догадываюсь, что будет, когда дядя Ваха уйдет…Мне хочется оттянуть этот момент, но на дне таких красивых глаз вижу свой приговор. Он неминуем и крайне жесток. Я очень хорошо умею наблюдать и реакции Жени выучила слишком давно, чтобы сейчас ошибаться. Приговор не в мою пользу. —Ну ладно. Вы занимайтесь. Я просто свет увидел, думал, что моя забыла выключить. А тут все проще некуда. Светлячок, папке привет передавай, скажи, что в теннис надо бы сыграть, — мужчина прощается, а я остаюсь растекаться по полу под уничижительным взглядом человека, в которого влюбилась так давно, что уже и не помню, каково это — жить спокойно и легко. Дышать без боли в груди, не думать о чем-то лишнем и непозволительном. Не прокручивать в голове не случившуюся реальность. Дверь захлопывается, а вместе с ней растворяется в воздухе моя надежда на положительный исход. Как только лишний свидетель покидает помещение, Женя встает, и мой взгляд снова плывет по фигуре, задерживаясь на выразительно бугре, по которому я совсем недавно проехалась ягодицами. От безумных мыслей в груди разливается свинец и очень хочется плакать, но я держусь, сжимая руки в кулаки. А вот мой телохранитель поворачивается ко мне спиной и с высоты собственного роста падает на маты прямо на ладони, начиная отжиматься от пола. Я сбиваюсь после двадцатого раза, впитывая в себя бугристость мышц и переливающуюся от пота кожу, резковатые движения рук, низко опущенную голову, и вздохи. Самые пламенные в моей жизни, заставляющие слюну во рту становиться вязкой. Медленно привстав, я прижимаю ноги к груди, умещая руки на коленки. И смотрю, смотрю, смотрю. Спустя вечность Женя падает на пол и бросает отборную брань в пространство. Мурашки по коже скачут без остановки. А затем самый главный завоеватель моего сердца встает, поворачивается и очень медленно подходит, протягивая руки ко мне. Безвольной куклой оседаю в уверенном захвате, и вот уже стою на своих двоих перед ним. На дрожащих ногах, грозящихся подкоситься в любой момент… Глава 23 СВЕТА —Послушай меня очень внимательно, Свет, —медленно и по слогам произносит Женя, обхватывая мое лицо двумя руками. Это снова разряд тока, насквозь прошивающий меня с ног до головы. Пожалуйста, Женечка, не надо…Я криво улыбаюсь через силу, одновременно сжимая руки в кулаки. А затем слегка прикрываю глаза, погружаясь в прикосновения целиком. Мне больно, потому что я отчетливо понимаю, что он скажет дальше. —Я не должен был тебя трогать. Этого больше не повторится, — слегка задев большим пальцем мою нижнюю губу, Женя, чертыхнувшись, резко поднимает взгляд на мои глаза. Смотрим друг на друга в упор. Это еще больнее. —Мне жаль, что я не смог сдержаться, это все оказалось для меня слишком, — хрипит он, опуская голову к моему лицу и сталкивается лбом с моим. Впитываю непозволительную близость, и молюсь всем богам, чтобы она не прекращалась. Но он отшатывается от меня первым. Очень больно, практически удар под дых. Слишком. Слишком. Значит, он боролся, раз так сложно ему было удержаться? Значит, мама права была, да? Вместе с радостью меня затапливает еще и сожалением, смешанным с обидой. Почему же тогда он сдается? —Жаль…— повторяю я, практически не дыша. Просто нечем. А он смотрит на меня без жалости и очень серьезно. Мой телохранитель серьезно настроен оборвать ту тоненькую ниточку, что образовалась между нами и навсегда о ней забыть. —Ты молодая, красивая, умная девочка, у тебя вся жизнь впереди с каким-нибудь очень…достойным сверстником, — выплевывает мне в лицо крайне обидные и острые слова, и я не сдерживаюсь, хоть и душу в себе рыдания. Они в конечном итоге выливаются на мое лицо первыми капельками слез. Достойным, значит? А ты не достоен? Кто вообще эти критерии создает? Кто может сказать, что вот один человек достоен тебя, а второй — нет и смотреть на тебя не может? КТО? Хочется смеяться и плакать одновременно, но реальность моя реакция точно не изменит. —Понятно, Жень. Мне все понятно. Ты отца испугался, да? Или дедушку? Конечно, их бояться есть за что, — сдавленно спрашиваю я, выхватывая огненный воздух, что плывет между нашими телами. Женя кривится и хмыкает, отпуская меня полностью и делая шаг назад. Еще один маленький шажок к моей персональной пропасти. —Ничего и никого я не боюсь, но считаю, что я тебе не пара хотя бы просто потому, что старше тебя на неполных семнадцать, — смотрит на меня исподлобья и буквально рычит. Его грудная клетка высоко поднимается, обрисовывая пресс и литую грудь. Я так стараюсь туда не смотреть, но все равно тону в этом мужчине. Возраст, значит. —Мой дедушка и Маша с такой же разницей и что с того? Если человек чего-то хочет, его ничто не может остановить, — дрожащими губами произношу, не сразу замечая, что меня теперь трясет сильнее. Господи, он отказывается от тебя, прими это как данность. Не будешь же ты сражаться за мужчину? Это ведь не ты, Света, ты бегать ни за кем не будешь. Тебя так не воспитывали… Женя замирает и опускает взгляд в пол. На долю секунды мне кажется, что он реально начинает допускать такую мысль. И даже может приходит к очевидному выводу, но, когда я слышу ответ, все рассыпается битым стеклом на мелкие кусочки у меня под ногами. —А то, что у него, в отличие от меня, совершенно другая жизненная ситуация. Удар точечно в сердце. Я сейчас себя ненавижу за то, что еще что-то пытаюсь выяснить. Господи, да что тут обсуждать вообще? Что? Просто мой дедушка очень любит Машу, а Женя меня не любит. Вот ответ на поверхности, потому что я не понимаю, что может его в принципе сдерживать, если не очевидный страх перед моими родственниками. —Знаешь, Женя. Мне очень жаль, что я тебя люблю. Сожалею, что влюбилась с человека, у которого не хватает смелости на что-то большее, чем просто грубые поцелуи в тайне от всех. Я может и младше тебя, может и намного, но смелости во мне в разы больше. Дернувшись, я резко разворачиваюсь и, на лету хватая обувь, выбегаю из зала, где мое сердце по швам разошлось из-за того, о ком я думаю столько лет подряд без остановки. Мой неподходящий. И все равно даже злясь на него, не прекращаю думать о том, какой жже прекрасный был этот поцелуй. Мой первый. Спустя пару секунд останавливаюсь, потому что ноги меня не несут, настолько состояние сейчас…отвратное, и дышу часто-часто, словно бежала марафон, но по факту — лишь испытала лавину боли. В какой-то момент я практически заставляю себя идти дальше, слегка страхуя саму себя рукой, скользящей по стенке. Иду быстрым шагом по приборам, как принято говорить, особенно не разбирая дороги, пока не врезаюсь в широкую грудь на полном ходу. —Ой, — прижимаю руку ко лбу и медленно поднимаю взгляд на… своего брата. Он осматривает меня с ног до головы и очень долго задерживается на лице. Наверняка красном и покрытому влагой. По его не по годам взрослому лицу скользит какая-то очередная эмоции, прочитать которую я не в состоянии прямо сейчас. —Ты плакала? Задержав дыхание, я показательно стирая влагу со лба, влагу, которой не существует. И одновременно цепляю щеки, но это не поможет ситуации… —Я вспотела, Влад. Вэ мажет по мне крайне внимательным взглядом и сжимает губы в прямую линию. —Пиздишь, как дышишь. А дышишь часто. Мне только разборок сейчас не хватало. Подгоняемая животной паникой, я решаю идти до конца. —И плохо себя чувствую, может рано решила спортом заниматься. Мало времени прошло. Стук сердца явно слышно в этом маленьком коридорчике, и мне приходится сильно напрячься, чтобы придать своему лицу оттенок невозмутимости. Мой младший брат приподнимает бровь в немом вопросе, но коротко кивает, обхватив мою ледяную ладонь своей огненной рукой. —У меня такая мысль тоже проскользнула, так что, домой? — без тени улыбки спрашивает он, посматривая на меня теперь сбоку. Какой же он высокий…я задираю голову и утвердительно отвечаю, стараясь смести метлой все то, что случилось в тренировочном зале. Но как же это трудно. Глава 24 СВЕТА Далее занятиями по самообороне занимается мой брат и папа в свободное время у нас дома. Благо — для этого есть все возможности, большой спортивный зал и самое главное: мое острое желание, чтобы Женя в этом не участвовал. Мне кажется, Вэ начинает что-то подозревать, но я стараюсь об этом не думать, а на резонные вопросы отшучиваться. —Свет, если тебя что-то тревожит, ты мне скажи — а далее вопрос можно считать закрытым, — после очередной тренировке по постановке удара говорит мне мой младший брат. Иногда мне кажется, что на самом деле он старший, потому что несмотря на юношеский максимализм, он все равно проявляет все признаки настоящего и зрелого мужчины. Молодого. Но не слепого и уж точно не глупого. —Вэ, ну что ты придумываешь на ровном месте? —я улыбаюсь и тянусь к парню, обнимая за широкие плечи. У самой же внутри пробоина из искрящих чувств. —Я не придумываю, просто мне кажется, что ты не хочешь делиться чем-то важным. И я тебя предупреждаю: до истины я докопаюсь все равно, ну и тогда итог будет более…травматичным для того, кто посмел тебя обидеть. Мне будет все равно, кто это, — брат крепче обнимает меня в ответ и ждет…но я молчу и глубоко вдыхаю стающий колом в легких воздух. —Все в порядке, — вру в очередной раз без зазрения совести и выхожу со спортзала. С папой занятия проходят в разы проще, потому что папа умудряется за какой-то час довести меня до истерического хохота, на который сбегаются все члены нашей семьи. Так проходят все мои вечера, мы чередуем занятия то с Вэ, то с папой. Но со вторым мне нравится в разы больше… С Женей разговоры я не веду, он всегда первым здоровается, спрашивает о самочувствии, я же скомкано отвечаю, но даже не смотрю на него лишний раз, если только нет острой необходимости. Зато я четко ощущаю его взгляд, прожигающий меня огнем, где бы я ни была, и что бы я ни делала. О своих словах я не жалею, но мне точно удалось его сбить признанием с ног. Опять же — мне не стыдно. Любить не стыдно, стыдно быть трусом. Занятия мне помогают вернуть себя, ведь с папой всегда очень весело… —Значит ты ему такая по яйкам, а там омлет — кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, — папа кривится и имитирует движения вилкой, а я хохочу, потому что только он мог настолько четко все передать. В какой-то момент мне даже удается забыть о Жене, хотя как тут забудешь, если он прямо под дверью. Всегда там и почти всегда в зоне моего зрения, словно делает это нарочно. —Паааап, — смеясь, повторяю очередной захват, которому меня сегодня обучил отец. —Не ну серьезно я. Тут только яйцам, доча. Ты вообще всегда по ним бей. Виноват — пусть страдает,— обнимает меня и целует в лоб, слегка потрепав собранные в хвост волосы. —Ммм по всем вопросам? И мужу тоже так делать? — улыбаюсь, продолжая шутить, но лицо отца вдруг бледнеет и превращается в мутное нечто. Переведя на меня потерянный взгляд, он хрипло спрашивает, практически заикаясь: —Какому мужу? —Нууу…моему, — я ведь когда-то все равно замуж выйду. Или не выйду, да? Папа в своем репертуаре…это он шутит, конечно. Я-то знаю, что он хочет внуков. —Нет, я уж понял, что не моему. Какому, бляха, твоему мужу? Ты чего? — окончательно нахмурившись, он подходит ко мне впритык и смотрит в упор, читая мои реакции, а я немного в шоке. —А ты хочешь, чтобы я завела сорок кошек? А их котята тебе внуками будут, да? — на этой фразе отец морщится, потому что котов не очень жалует. Вот собак —да, совсем как мой дед, он после Буйвола так и не смог завести собаку. Не получилось предать память лучшего друга. Когда пес умер, я была совсем малюткой, но у дедушки на столе есть фото всей семьи вместе с самым верным другом. И благодаря множеству снимков я знаю, какой он был замечательный. Где-то даже видео есть… —Нет, моя девочка. Внуков я хочу, конечно, но в вопросах замужества спешить не надо. Понимаешь, эти мужики…такие педрилы сейчас. Чтобы найти нормального, мне надо так серьезно работать, что тебе и не снилось. Проверять — не перепроверять. Давай вот сейчас решим вопрос с тем, кто на тебя слюни пускает, а потом я подумаю, где найти хорошего и преданного мужика. Но только после окончания вуза. И никакого совместного проживания. Может через лет пять…— папа снова хмурится, смотрит на меня, обнимает крепко, а я уже не сдерживаюсь, открыто посмеиваясь от его довольно яркого монолога. Ну если через лет пять…то да, папа согласится. Ой умора. ********************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************** СВЕТА Мы с ним не общаемся, и с каждым днем (прошла всего неделя, если что) принять мне этот факт все сложнее и невыносимее. Если все дни «до» я была в непосредственной близости, то вчера и сегодня Жени в доме нет, а я сижу дома из-за удаленки в универе. Ни по периметру, ни на территории моего телохранителя наблюдать не приходится, но зато другой охраны просто завались, а посему идти уточнять, где находится конкретный человек, мне кажется странным. Особенно, если принять во внимание тот незамысловатый факт, что тут мне ничего не грозит. С армией во главе с моим отцом. Сообщений от преследователя не поступает, и да, может потому что я в очередной раз с новым номером. На сей раз даже когда я звоню кому-то, собеседники видят изумительную надпись «номер скрыт», и это выход из ситуации. Мой папа просто гениален в плане технологий, да и вообще он, конечно, самый лучший. Уважительных причин до сегодняшнего дня для выезда из дома не было, но сегодня точно есть и достаточно уважительная. С самого утра я звоню своему другу детства, одновременно перевязывая подарок для него с особым вниманием. —Славкааааа, с праздником. Дорогой! Расти большой и не будь лапшой, пусть все у тебя сложится и приложится. Здоровья тебе крепкого, — с улыбкой прижимаю смарт к уху и верещу обо всех главных вещах для моего друга. Он и правда заслуживает только самого прекрасного, наверное, потому что ему в жизни было намного сложнее, чем кому бы то ни было из нашего окружения. Он рос с матерью, и его все шпыняли, пока я не привела затюканного паренька в компанию вполне адекватных ребят, половина из которых — это вообще мои родственники, так что за них я могла ручаться. —Привет, красота, спасибо. Сегодня жду тебя в нашем месте. Ничего глобального, но я все-таки решил затусить в клубе. Будут только близкие… —Это ты называешь «ничего глобального»? Буду иметь в виду. —Тебе припомнить твой бездей на восемнадцать? Ой да, это лучше не вспоминать. Папа решил собрать всех наших родственников, всех моих друзей, всех своих, маминых, и даже тех, кого я, клянусь, никогда в жизни не видела. Огромный ресторан в центре города едва ли смог вместить столько народу, но запомнилось мероприятие на долгие годы. Ах, да. Мы еще в газете засветились «Мэр празднует восемнадцатилетие внучки помпезнее, чем в стране отмечают инаугурацию президента». И фото было…как папа ради мамы чуть в фонтан не сиганул «потому что я ради тебя, дорогая, в омут с головой». Собственно говоря, мэр теперь в газетах мелькает только из-за своих внуков, потому что его младшие дети туда ни разу не попадали. Что Яна, что Миша предпочитают быть более…скрытными и не потому, что им нечем хвастаться. Поверьте, я бы тоже очень хотела быть такой, но мой папа — это иногда диагноз. —Да уж…— задумчиво тяну, ухмыляясь. —Вот именно, на восемь жду тебя. Сама будешь? —Ну как сама, Слав? Я сама даже в уборную не хожу вне дома, — выходит у меня как-то вымученно, хотя я все понимаю и даже не жалуюсь. Без охраны я бы точно не смогла. —Даже так? —Я утрирую, конечно, но все равно. —Больше не наяривал? —Пока нет. Защита номера. —Ты даже лучшему другу не скажешь?— Славка смеется, а мне вот вообще не смешно, особенно, когда я думаю о будущих заказах на сайтах. Мне теперь косметос через Вэ заказывать? —Слав. Я даже не знаю, какой у меня номер. Мне кажется, мой номер знает только отец, а больше мне сюда никто не звонит. Потому что...что? Потому что я все равно дома торчу целую неделю, чего мне звонить? —Аха даже так. Боже, ну ладно, мисс ИКС. Жду вас! Мы прощаемся, и я иду выбирать наряд на сегоднящний вечер. Если скажу, что мне все равно, в чем идти —совру, а если скажу, что буду по-особенному одеваться, тем более совру. Нет и нет, я не считаю, что заинтересовать внешним видом человека, который не может себе позволить тебя, в принципе возможно и даже нужно. Да, мне горько, обидно и очень досадно, но с горечью в душе решаю не предпринимать ровным счетом ничего. Я и так сказала достаточно много, впрочем, как и сделала тоже много. Как для девочки, которая еще И МЛАДШЕ на столько лет, если, конечно, начинать принимать во внимание разницу в возрасте и все сопутствующие особенности поведения. Ближе к вечеру я снова напоминаю всем домашним о моем выходе в свет, подбираю обычное черное платье, которое просто ложится на мою фигуру как сшитое по мне, оно не яркое, не броское, не короткое и не длинное, просто изящно облегает грудь и бедра и слегка покрывает колено. Туфли в тон, сумочка также. Волосы оставляю распущенными, укладывающимися легкой волной по спине. Когда я выхожу из комнаты, до момента начала праздника остается минут сорок. Мы успеем даже если попадем на пробки. —Епона кочерыжка, Свет. Ну может ты это, платье поменяешь? — Влад стоит с разинутым ртом и смотрит на меня так, словно я перед ним, по меньшей мере, голая. —Боже. Целомудреннее будет просто надеть мешок на голову и до пяток. Буду Каспером, — хмыкая, я бегло осматриваю себя и не понимаю, в чем проблема. Обычное платье. —Не уверен, что стоит тебя отпускать так, — папа тоже стоит у самого выхода...а рядом с ним Женя. И смотрит он прямо мне в лоб, от чего ноги, обутые в туфли на небольшом каблуке, слегка подкашиваются. Ощущения такие, будто мне сейчас дали кислородную маску после долгого удушения, и я теряю сознание от простого кислорода. Мой телохранитель напряжен, и это прекрасно читается по сжатым челюстям и играющим желвакам. Тяжесть атмосферы в зале душит похлеще веревки на шее... —Привет, — коротко бросает мне и отводит колкий и крайне внимательный взгляд, продолжая разговор с отцом. А я так и смотрю на него и думаю о том, что мне теперь ехать с ним в одной машине. И быть рядом если не всю ночь, то половину уж точно. А это больно, когда ты не можешь забыть вкус его губ и ощущения прикосновений, которые прямо сейчас фантомными ожогами ложатся на кожу. Глава 25 Света В машине нечем дышать, потому что вязкая энергетика моего телохранителя душит меня стальными канатами, перекрывая даже способность двигаться. Я смотрю на гладкую поверхность кожи пассажирского сидения напротив себя и пытаюсь дышать ровно, вот только не выходит. Рваными клочками вырываю себе кислород и ощущаю, как по моему лицу елозит взгляд водителя, словно украдкой, но так ощутимо, что кажется, будто бы пальцы ласкают кожу. Тяжело выдыхаю, собирая себя по осколочкам. На Женю не смотрю, конечно, это чревато, да и незачем, мы ведь по-прежнему молчим. Злости на него почему-то нет, а вот обида —немного. Совру, если скажу, что совершенно никак меня это все не зацепило. Еще как зацепило и расплющило. Словно на живую конечности переломали. —Как ты? — внезапно звучит в гробовой тишине машины. От неожиданности я аж подскакиваю, но поднимаю голову и сталкиваюсь с невозможным взглядом своего телохранителя. Прошивает снова насквозь. Ну почему он? Почему я? Почему мы? —Спасибо, хорошо, — съезжаю на нейтралитет, не вдаваясь в подробности. Но мысленно произношу «без тебя плохо», вот только ему это не нужно. Может я бы тоже хотела вести себя, как он. Словно ничего на самом деле не произошло, и тоже быть такой непоколебимой скалой. Очень хочу. —Я кое-что смог откопать на твоего сталкера, — даже без моего вопроса о том, как у него дела, без обиняков заявляет мне Женя. Сердце ухает вниз, и я снова стараюсь не впадать в крайности и дышать настолько глубоко, насколько это возможно. —И что же? —Вышел на курьера, который тебе притащил один из букетов. Парень сказал, что оплатил ему человек лично. Я думаю, что это подставное лицо, конечно, но все же…проверить можно. Он его детально описал, я подключил людей, и они составят фоторобот. Так у нас будет хоть какая-то зацепка, и если даже этот заказчик не является твоим преследователем, то может мы хоть от него узнаем, как он получил заказ. Поэтому тебя не было два дня, да? Но и этот вопрос звучит только у меня в голове. Работал ради тебя он, Свет. Приятное тепло вместе с горечью разливается по телу. С моего ракурса видно немого, ноя все равно утопаю в мужественной усталости мужчины. В его двухдневной щетине, в слегка мутном взгляде, где плещется что-то темное и мне незнакомое. Будь я смелее, я бы сейчас точно провела пальцем по кромке белой рубашки, не смея прикоснуться к коже. Будь смелее. Будь я не я. Но вместо этого распадаюсь на части и выдавливаю их себя: —Спасибо, Жень, — произнеся имя, я ощущаю, как в груди начинает жечь сильнее. Дальше едем молча, а когда приезжаем в клуб, где еще с улицы слышно оглушительно грохочущую музыку, мой телохранитель внезапно преграждает мне путь произнося: —Я прошу тебя не пропадать из поля моего зрения, тут сейчас зона повышенной опасности, — холодным голосом просит меня мужчина, всматриваясь в меня серьезным взглядом. Я смотрю в его и снова пропадаю, погружаясь в какую-то вязкую жижу. —Несмотря на…личные проблемы, прошу сохранять тебя разум. Ты сейчас намекаешь, что я тебе назло что-то вычудить могу? Зачем? Ты разве меня не знаешь? Об этом хочется кричать, вопить и бить кулаками по стальной груди в знак протеста. Но я ведь не такая. Не истеричка. Но почему-то он верить в обратное, верит в то, что я назло готова рисковать собой и своей безопасностью, и даже больше: готова рисковать им, ведь что бы я ни сделала, он последует за мной и будет это исправлять. Ты правда веришь, что я могу рисковать тобой? —Услышала тебя. Никаких проблем создавать я не собиралась, — вышло немного обидчиво, но так оно и было. За кого он меня принимает? Я никогда не давала повода думать о себе, как о девушке без царя в голове. —Спасибо, — он слегка касается моей руки своими пальцами, просто случайно, как может показаться со стороны, но так запредельно нежно, что я хочу провести пальцами в ответ уже не случайно — лишь бы продлить свою агонию. Вполне себе преднамеренно. Но все заканчивается уже мною. Первая разрываю контакт, не в силах терпеть прорывающееся желание коснуться лица, провести губами по заросшей щетиной скуле. Я первая не сорвусь и не упаду в пропасть — меня внизу никто не подхватит. Мы заходим внутрь, и здесь все сверкает разноцветными переливами, увлекает, отвлекает и дает на мгновение забыть о том, какой раздрай в душе. Тут и правда собрались все, все наши…Маня с Веней, Вика с Колей — друзья детства, не успеваю осмотреть присутствующих до конца, потому что именинника вижу. —Светлячок, наконец-то! —Слава обнимает меня крепко, а я вручаю ему подарок. В этом году времени на выбор особо не было, а потому сертификат в его любимый рыболовецкий магазин и маленькая сладость из Германии. —Привет, поздравляю! —Эй, бейба, подойди поближе, — Ася уже танцует чуть поодаль с микрофоном в руках, указывая на меня. Вот как ее муж отпускает куда-то? Он же еще хуже, чем дядя Алан со своей вездесущей ревностью. Мне казалось, что он в начале отношений просто прикует ее к батарее, ведь за Асей мужчины не просто уплетаются, они обхватываю ее за ноги и не дают уйти. —Всем привет, —улыбаюсь, обнимая буквального каждого присутствующего. Почти все мои родственники и друзья детства. Слава подходит к Рите, которая уже знатно перебрала и ни на кого не обращает внимания. Не есть гуд. И Яна тут со своим Бодей, сидит милуется, меня замечает не сразу, но радостно машет. Да, мы все уже в курсе, что он вернулся, а как иначе? Иначе никак. Это же Исаев, довольный сидит, лыбу тянет! Я скольжу взглядом по остальным, когда рядом плюхается Ася, погружая меня в пары алкоголя. Нет, она не алкоголичка, просто ее невозможно споить. Кто ни пытался — мимо. —Мой не захотел идти, сказал, что заберет пьяную жену и будет всем рассказывать о горе в семье, — хохотнув, девушка слегка пробует на язык разноцветный коктейль, а затем хмурится. —Фу. Никакой. —А Аня где? — поворачиваюсь в поисках еще одной своей сестры, полной противоположности Асе. Так разве бывает? Двойняшки и на тебе, абсолютно разные. Одна сорвиголова, а вторая спокойная и такая мягкая… —Наша правильная девочка не успела там что-то досдать, прилетает только завтра. Ну ты же знаешь ее…без вариантов вообще сделать что-то не по канону. А Давай выпьем? — окосевший взгляд Аси мутноват, но не лишен радостного флера. —Я ж не пью, —улыбаюсь, наливая себе стакан яблочного сока. Боковым зрением цепляю Женю, сидящего одиноко у дальнего столика. —А давай сегодня сделаем исключение? Ребят, давайте у нас Светлячок сегодня будет БЭД ГЕРЛ МАЗАФАКА, — она поворачивается ко всем, и что я слышу? Довольный вопль. Даже Яна поддерживает, иииии что? Серьезно? Смеюсь, отмахиваясь, ровно до того момента, пока Ася не поворачивается и не заявляет: —Не поняла. Женек, а ну неси свою аппетитную задницу сюда. Как мы тут без СИСУРИТИ? И даже Бодя подключается, отчего мне хочется встать и немного заклеить ему рот скотчем. —Да нехорошо, что девчат больше, чем парней. Дуй к нам, уложим в наглую слабы пол в поедании пиццы. И я не знаю, как реагировать на такой расклад. С одной стороны веселиться, пока он сидит и бдит, как-то нехорошо, но и пригласить его за стол…значит довести меня до белого каления. Я не смотрю на своего телохранителя, но понимаю, что он без слов отказывается, на что Ася действует как танк. Прет без остановки. —Женя, я мертвого достану. Давай не будем эксперименты ставить. Слышится утробный смех, а затем рядом со мной опускается широкая фигура мужчины, при виде которого коленки подкашиваются на раз-два. Он знакомится с теми, кого не знает, и как же хорошо, что за этим столом нет одиноких. Все в парах…кроме меня. —Я не пью, — безапелляционно звучит от него, пока мне наливают шампанское. Напиваться я точно не собираюсь, ведь я, в отличие от Аси, пьянею даже если на меня просто дыхнут перегаром. Глава 26 ЖЕНЯ Мне хочется вырвать себе глаза одновременно с желанием протянуть руку и проехаться по бархатной коже Светы. Мазнуть по языкам пламени до состояния ожогов. Случайно, как я это уже сделал возле машины. Повторить и удвоить, чтобы снова словно под гипнозом ходил. Чтобы опять начало мандражировать, чтобы снова захлебнуться в упоительном наслаждении на грани боли. Снова словить полный грусти взгляд, макнуться в него с головой и знать, что причина этому я. Стереть бы грусть и страх с ее нежного лица, да не могу. Меня на части разрывает, ломает и крушит внутри. Она сегодня такая красивая, да вот только Света всегда такая красивая, что мне руки сводит от желания коснуться. Как ни стараюсь не думать, как не пытаюсь не анализировать, в голове снова и снова всплывают ее слова о любви. Думал, что совсем с ума сошел, что мне привиделось, что галлюны словил, да что угодно, но только не то, что эта девочка меня любить может. Меня любит. Это лучше, чем секс. Лучше, чем все, что было в моей жизни. Услышать подобное от нее. Будь я подонком, я бы в тот момент набросился на нее и все. Точка невозврата была бы пройдена, но я лучше, чем могу казаться на первый взгляд. Но я не тот, кем кажусь, и я точно не тот, кто мог бы заслужить такую девочку. Чистую, светлую и добрую. Мне бы ее лет пять назад хотя бы. Хотя бы. И лучше вообще в другой жизни, в той, где я не тот, кто есть сейчас. Где меня не вытаскивали из дерьмища, способного засадить человека в тюрягу лет на дцать. Я деду ее по гроб жизни обязан чисто по факту, и вместо благодарности мечтаю о том, чтобы разложить любимую внучку во всех позах. От самого себя противно, хочется встать и выйти, но я не имею никакого морального права оставлять ее одну, хотя бы пока гребанный сталкер не будет найдет. А я его найду и уничтожу, в этом сомнений нет, ни единого, блять, нет. И вот я ударяюсь в работу, по макушку ныряю в самые кизяки, лишь бы нарыть хоть что-то. Шатко-валко нахожу, но мне мало, ведь половина успеха — ничто, если дело касается моей Светы и ее безопасности. В таких вещах не может быть полумер. Не с ней и не в вопросах, что хоть как-то касаются ее. Я ждал злости со стороны Светы, но она снова сбила меня с ног своим принятием и достоинством. Как любая, девчонка имела право закатить скандал, могла давить на меня и провоцировать, но она предпочла остаться собой, отчего меня кроет в разы сильнее. Я хочу ее себе всю и навсегда вне зависимости от причин, по которым не смею на нее смотреть. А пока лишь наблюдаю за тем, как она раздает улыбку всем, кроме меня, объятия всем, кроме меня, общение всем, кроме меня. В груди лавой разливается отчаяние и острое желание спускается лавой в штаны, но я сжимаю челюсть так крепко, что слышно ее противный скрежет. Сжимаю и смотрю по сторонам, думая в первую очередь о безопасности. Потому что я не заслужил, а только урвал запретное без выданного на то разрешения. И теперь я обязан дать ей то, за чем ко мне обратились. То, ради чего я готов отдать и свою жизнь. —С днем Рождения! — толпа ребят громко кричат и чокаются рюмками/бокалами, у кого что. Но я не ем и не пью, лишь анализирую ситуацию, сканируя пространство клуба. И так позволил себе больше — сесть радом с ней, чтобы ловить аромат и мягкость шелковистых волос, случайно касающихся меня во время общения. Ладошка Светы порхает от бокала с шампанским и до салатов с пиццей, которые наложил ей я. Нельзя пить на голодный желудок. Я не сомневаюсь в том, что она напиваться не будет, но это не мешает мне волноваться по поводу и без. О ней и так слишком много переполненных мыслями мозгов, но я должен думать адекватно без привязки на свои одержимые чувства Чтобы выполнять свою работу. Чтобы уберечь единственное ценное в моей бестолковой жизни. Внезапно к нашему ярусу подходит компания парней, все молодые и накаченные, первым делом шагают к Богдану, мужу Яны, о чем-то бегло перекидываются словами, а затем я вижу заправленный на Свету внимательный взгляд одного из них. Белова-Исаева что-то пытается пояснить мужу, затем этому смазливому перцу, но они смеются по-доброму, и лишь я понимаю, что ничем хорошим этот вечер сегодня не закончится. Для него. Ты иди отсюда, а то смотреть твои глаза будут друг на друга. По вене пускается злость, ведь я четко осознаю природу этой заинтересованности. Богдан удивленно посматривает на этого дерзкого, а потом кивает на стол. —Ребят, Слав, вы не против, если к нам мой товарищ присоединится? —Всем оставаться на местах, работает спецназ, — ТОВАРИЩ одаривает всех такой же смазливой улыбкой, задерживаясь на Свете подольше. Дольше, чем на остальных. —А зовут тебя как, спецназ? — Аська направляет на парня указательный палец, имитируя дуло пистолета. —Мекс, но можно просто Бог. —УУУУ у меня уже есть Бог, ты опоздал, но зачет за подводочку. —А я может не твоим хочу быть, — голова придурка скашивается на Свету, и я машинально кладу руку на спинку дивана, задевая пальцами плечо своей девочки. Это, конечно, не ускользает от внимания ловеласа. Глаза в глаза. Выстрел. Я тебе кадык вырву, мудак. **************************************************************************************************************************************************************** —Ребят, с меня выпивка, — говорит он властно, словно для него мелочь, а так по-хорошему на столе стоит «Кристалл», который подарили наверняка Исаевы-Беловы. Яна хоть и не пьет, но от папы выучилась — выпивка всегда хороший аттрибутив. Меня бесит, как новенький смотрит на Свету, склоняя голову на бок. Бесит, как он садится напротив нас, пронзая игривым взглядом. Бесит, когда она его слушает, пока этот мелкий начинает перечислять свои заслуги и достоинства. Меня бесит все от начала и до конца, во рту разливается ядом горечь из сожалений и ревности. Да, ревную. Да, бешусь. Да, хочу его прикопать. Да, мне голову срывает, что ОНА участвует в разговоре и дает ему обширные ответы на все, о чем он ее спрашивает. Какого хера? Понравился? Возможно, упоротыш смазлив, но не до приторности, а там хер его знает, я в предпочтениях девушек не разбираюсь. —Я переводчик, — открыто заявляет Света, откидываясь на спинку дивана навстречу моей руке, лежащей аккурат на том же месте, посылая негласные сигналы. Это действует на меня сродни морфину для смертельного больного пациента. Мягкие волосы воздушным облаком ласкают руку, рождая во мне что-то нездорово-одержимое, что-то, способное причинить боль, если у меня отобрать подобную близость. —Да, и палец ей в рот не клади. —Да кто палец-то вздумал бы такой девушке в рот класть? — тянет лыбу, прикусывая нижнюю губу идеальным рядом белых зубом. Ублюдок. Давай пошути еще, что ты вместо пальца бы мог предложить, и можешь уже писать завещание. Хотя нет, до него просто не дойдет! В осадок выпадаю моментально. Дергаюсь и одним напором машинально упираюсь руками в стол. —А ты шутник, да? Юморист прямо, — цежу злобно, полыхая изнутри. Языки пламени оставляют в душе выжженную землю. Он поворачивает голову на меня и кивает: —Ну тип того, а ты у нас кто? Не представился. Так и не понять, батя, что ли, или брат красотки Светы? — играя мышцами грудной клетки, он макает меня в болото почти мастерски. Были бы мы тут одни… —Я твой приговор, — роняю с тяжестью бетонной плиты, упавшей на голову этому уебку, надавившему дважды на больной мозоль. —Хм, прикольно, так меня не судят вроде, — вскидывает брови, рисуя на морде игривое выражение лица. Бабам такое нравится и парни такие нравятся, да? Вот прямо такие? Адски бесяче-наглые. —А я без суда и следствия. —Судилка не выросла еще. Таких как я не сажают, зато я сажаю. И кладу мордой в пол на работе очень много и часто. Я тебе просто уебу сейчас и все закончится. Атмосфера накаляется, и Света осторожно кладет мне руку на ногу, сжимая совсем легонько, но током бьет нехило, вольтаж лупит за триста. Вот только не надо сейчас воздействовать на меня через касания, Света, я отвлекаюсь, но не настолько, чтобы забыть ушлепка, что сидит передо мной и нагло зыркает в твою сторону. Перевожу нечитаемый взгляд на свою девочку, считывая в ее глазах мольбу. Нет. Я не буду молчать. Нет. Даже если ты просто уведешь меня сейчас. Сжимая руку в кулак, тяжело дышу, и это видно ей, отчего губы девчонки слегка дрожат. Не бойся. Ты точно можешь не переживать. Маленькие пальчики опускаются на руку, водят по кулаку, даря тепло, но прямой взгляд словно обдает холодом, разочаровываясь в моей реакции. Вот такой я. Без вариантов. —Воу, ребята, хорош мериться своими кабачками. Мы поняли, что они у вас просто ЖЕСТЬ какие большие, хотя мне кажется, что главнее все же толщина. ТАК, НЕСИТЕ МНЕ ШТАНГЕНЦИРКУЛЬ. Ну а если серьезно: вообще-то у нашего друга сегодня ДРшка! Вот и пьем мы за это, да? —Ася внезапно верезжит, поднимаясь с места вместе с очередным бокалом разноцветной жидкости. Как ее еще не унесло? Даже меня бы унесло, наверное. Тебя и так уносит, без выпивки. —Да, пацаны, а ну брейк, нормально сидим же, — вставляет пять копеек Бодя, пока я, не моргая всматриваюсь в напряженное лицо Светлячка. Пьем за здоровье именинника, за счастье и удачу. Пьют они, пока я впитываю в себя касания Светы. До тех пор, пока ее рука на мне — я готов тут сидеть до скончания гребанного века. —Женя у нас просто плохо переносит шутки в сторону своей подопечной, так что ты не шути, —дружбан ее тоже вставляет свое очень важное мнение, чем пздц как бесит меня. —Подопечной? —Женя мой телохранитель, — Света бегло посматривает на меня и возвращает внимание новенькому, но руку оставляет на моем бедре, не двигая ею и не предпринимая никаких попыток к тому, чтобы сжать или как-то иначе обозначит свое присутствие. Как мне теперь дышать? Я четко понимаю, что по бедру разливается лава, сжигая мне кожу до кости в том месте, где мы соприкасаемся. Раздвинув ноги, сажусь так, словно у меня дубина с метр между ног, но так я хотя бы касаюсь еще и обворожительных ног. Закипаю одновременно от гнева и от возбуждения. Бритый под троечку мажор присвистывает на слова о «телохранителе», снова окидывая Свету теперь уже оценивающим взглядом. Может ему темную сделать? Пусть сидит как искусанный в лицо пчеловод. —Очень важная персона, да? —У нас семейные проблемы, это вынужденно, —Яна вмешивается, не давая лишних подробностей, пока я молчу. Потому что если сейчас начну говорить — мы закончим пиздеть в травме, у него будет сломана челюсть, так что за мной то самое последнее слово. Мажор кивает понимающе, как будто он хоть на мгновение понимает, каков пиздец сейчас в реальности происходит. Затем поджимает губы и медленно окидывает внимательным взглядом меня, уже без шуток, после — снова осматривает Свету со скрупулезностью маньяка, отчего я начинаю его подозревать. Вот только не он сталкер, это стопудняк. Черт, да я всех подозреваю прямо сейчас. Бесит! Молодежь продолжает выпивать, а Света, поглядывая на меня время от времени, налегает исключительно на еду. Я же полностью игнорирую застолье, рассматривая людей, в конце концов, я сейчас ослеп от чувства ревности, а должен видеть в темноте даже самые мельчайшие подробности, способные навести меня на сталкера. В носу гуляет аромат моей девочки, и периодами я прикрываю глаза, чтобы ощутить его ярче, нарочно лишая себя зрения для максимизации нюха. Второй бокал шампанского касается губ подопечной, и мне бы сказать что-то, но я залипаю на губах, что прилегают к кромке бокала, на языке, медленно слизывающем осевшую капельку на нижней. Голова вращается, внутри распаляется пожар. Я изначально знал, что мне будет тут сложно, но не думал, что настолько. Невыносимо и до состояния трясучки. Молодежь рассасывается по танцполу, и Света тоже встает, а ей чтоб выйти — надо двигать меня. —Танцевать? — угрюмо спрашиваю, осматривая ее слегка расслабленный взгляд. Спиртное даже в малых дозах сделало ее такой, какой она была до всех событий, легкой, мягкой и необремененной страхами. Девчонка растягивает губы в улыбке, гипнотизируя меня движениями алых вишен, опускает взгляд и кивает. Как ей запретить? Нет, другой вопрос. Какое право имею запретить? А права иметь хочется. Внутренне прошипев от злости, встаю и пропускаю ее, слегка задевая пальцами поясницу, когда она проходит мимо. С этого момента на меня Белова больше не смотрит, в отличие от меня, готового выкатить глаза из орбит, чтобы не пропустить каждое ее движение. Смотреть есть на что, оценивать есть что, да что там…пялиться есть на что. Среди зрителей не только я, но и пресловутый Мекс. Пусть сначала он стоит, привалившись к барной стойке вместе с Исаевым, но взгляд его от этого не перестает пялить туда, куда не только смотреть нельзя, в ту сторону даже поворачиваться не следует. Я мониторю пространство, но не вижу угроз, кроме конченного мажора. Угроза моей нервной системе. Яна присоединяется к девочкам, Агеева тягает Свету по всему танцполу, но исключительно с нашей стороны, за что ей сердечное «спасибо». У меня внутри все скручивается и закручивается банкой кипящего повидла. Вот крышку налепили и все, сиди лопайся. Мой взгляд прилипает к одному объекту намертво, кажется, что я даже не дышу. Вишенкой на торте падает сверху ушат ледяной воды на голову, когда к Свете подходит мажорчик с улыбкой на лице предлагая танцевать. Я не слышу слов, но вижу это предложение в жестах, считываю реакцию девчонки, радуясь, что она замирает, раздумывая над предложением. Слегка ведет плечом, наверняка анализируя. Скажи «нет»! Нет! Нет! Внутренности закипают, пока я жду ответа, находясь в пяти метрах от них. Когда Мекс с самодовольной улыбкой, глядя на меня, берет ее за руку, я хочу оторвать ему голову, чтобы он вообще не мог лыбу тянуть. Никогда. И руки с корнем ликвидировать, чтобы не прикасался к ней. Нахуй. Первый порыв— устроить это ему прямо сейчас, запретить, я даже дергаюсь импульсивно в сторону танцопола, а потом сам себя оглушаю реальностью: какого черта? Ты не можешь ей запретить, ты сам от нее отказался. Ты ведь понимаешь это, больной ты на голову мудак? Торможу себя сам, опуская стоп-кран, что еще хоть как-то срабатывает. Падаю назад на диван, ощущая, как все конечности от напряжения покалывает. Стоп. Теперь дыши ровно и не смей устраивать скандал. В какой-то момент рядом падает дочь Агеева, запыхавшись, но не прекращая излучать веселье с парами спирта. Кулаки все еще сжимаются, на что Ася хмыкает, а затем придвигается ко мне ближе, начиная вещать: —Слушай, друг мой сердечный. Я все понимаю, но ты у нас наглый оказывается до пиздецов. А я думала, что сама наглая, да куда там. Вот смотри на нее. Красивая девочка, да? Молчу, лишь челюсть играет, ходуном идет. Мне от бессилия скулы сводит, я разрываюсь сейчас противоречий. Встать и вломить ему и сидеть на месте, потому что какого хера? Ну вот какого? Танцует он с ней почти целомудренно, но это не аргумент! Особенно, если лапищи на ее талии! —Ну ты можешь и молчать, конечно, а я продолжу, с твоего разрешения. Во мне уже две бутылки, и это развязывает храбрость. Тем более, если учесть, что через какой-то час придет мой грозный муж и заберет пьяную жену домой. Так вот: если ты сейчас проебешь свой шанс, она выйдет замуж вот за такого Бога Мекса, и кстати, вариант очень неплох, он в одной группе специального назначения с Бодей, мне Янка вот только что рассказывала, пацан хоть и нагловато-пошлый, но неплохой, упакованный, батя у него генерал. Мажорик, но не отбитый. Так вот она сейчас просто потанцует с ними, а он уже все себе в мозгах раскинет. Теперь внимание, вопрос знатокам: хер ли ты тут сопли жуешь и ее мучаешь? Или да, или нахер с пляжа и не мешай моей девочке устраивать личную жизнь. Я ее как дочь отца-цербера понимаю, и всеми фибрами души хочу й только счастья. Прямо сейчас. Решай. Рука у него, кстати, сползает на поясницу. Мммм, до задницы сантиметров пять, телохранитель, — последнее шепчет мне так тихо, но кажется, что только это я расслышал исключительно четко. Сжимаю руки в кулаки сильнее, уже слышится хруст, пока в крови начинается закипание, воспламеняющее меня изнутри синим пламенем. Срывает клему, зрение начинает плыть и отдавать красным, словно передо мной тряпкой маячат, вызывая максимальный уровень гнева. Пробуждая. Самые главные страхи, где она становится чужой женой, где она дарит ласку другому, где рожает детей от другого, где старится с другим, а я так и остаюсь на затворках жизни наблюдать за ней и не смея даже пальцем провести по волосам. Встаю резко, толкая от себя стол, ногами упираюсь в уголок, но эта боль вообще ничто по сравнению с тем, что нарисовало себе мое больное воображение от слов Агеевой. Умеет девка вырвать нервы и заставить искрить их. Одним махом, блять! Раз-два и пожар! Спасибо! Подхожу как на шарнирах к Свете, мягко обхватывая руку, что до того сжималась грязными лапами, и толкаю на себя, уводя в сторону выхода. Ибо нехер! Глава 27 СВЕТА Я вижу его реакцию и готова от этого взорваться к чертовой матери потому что …ты только сейчас понимаешь, что тебя бесит внимание от другого? Серьезно? Да, Мекс проявляет ко мне внимание, и это немного непривычно, чтобы вот так нахрапом, но в конце концов, я свободна? Свободна! Ко мне любой имеет право подойти и познакомиться, это законом не запрещено. Даже моему телохранителю нельзя вести себя как Отелло, собственно, если он сам от меня отказался. Я не позволяю себе ничего такого, вообще ничего, просто общаюсь с новым человеком, как общалась бы с любым на его месте, будь мы за одним столом и в одной компании. Кусая губы, я сжимаю руку на бедре Жени, надеясь, что он не бросится на бедного парня с кулаками. А виноват лишь только в том, что хочется мне кушать! Мой румянец с щек не сходит, а нервная улыбка рисуется на лице каждую минуту, когда у парней происходит словесный пинг-понг. Если бы взглядом можно было убить, кто-то точно сейчас валялся бы замертво. Истрепанное сердце заходится как сумасшедшее от всех событий этим вечером, я пытаюсь держаться, но конечности подводят меня от такого близкого контакта с Женей. И вот почему я так радостно иду танцевать, совершенно этого на самом деле не желая. Мне просто нужен кислород, который у меня в присутствии телохранителя выкачивают насильно из организма. Едва перебирая ногами, иду к Асе и Яне, которые уже там веселятся. —Свет, он сейчас начнет изрыгать языки пламени, — шипит мне в ухо Агеева, запыхавшись от активных движений. —Дааа, я в шоке, если честно. Таким я Женю вообще никогда не видела, мне казалось, что он спокойный как удав. Ну в отличие от Саши, он был всегда удавом, —Яна хмурится и поджимает губы, ища глазами мужа. Находит, улыбается и кивает ему, мол, все в порядке. Пока тот стоит с Мексом, о чем-то активно беседует. Я еще раз бросаю взгляд на него и понимаю, что не екает, хотя он и правда симпатичный, с юмором, и очевидно, я ему «зашла», раз уж так активно он врубает режим завоевания. —Сестрица, ты там сильно не брыкайся, тебе можно? —Ооо синдром Исаева врубился? Я беременная, а не больная, Ась. Мы продолжаем танцевать под такую себе музыку. Слава опять со своей девушкой, которая ни в какую не хочет с нами общаться. Вот как будто мы ей не нравимся, и они все время отдельно. С одной стороны это мило, как два голубка, но с другой…это странно, разве нет? Мой друг оборачивается и улыбается мне, обхватив свою девушку. Мдааа. Что у них там происходит? Киваю ему и бегло улыбаюсь, когда слышу за спиной. —Девушка, красавица, вы мне очень нравитесь, давайте танцевать. Ася и Яна, видя Мекса, улыбаются и чуть отходят в сторону, оставляя нас наедине. Вот только это очень плохая идея, если принять во внимание реакцию Жени на просто йразговор. —Я не думаю… —Слушай, ты мне правда понравилась, но мне уже Яна с Богданом все обрисовали, так что я помочь хочу. Сейчас твоего Кая оживим. Если ыт хочешь, конечно, — он подмигивает мне и тянет улыбку как Гринч из знаменитого мультика. Я хмыкаю и опускаю взгляд на тянущиеся ко мне руки. —Давай, кукла, сделаем ему темную. —Боюсь, как бы он тебе потом темную не сделал…— подняв голову, смущенно улыбаюсь, но включаюсь в игру. —Заебется мне темную делать. Тут работает спецназ, всем оставаться на своих местах, — снова шутит парень, подхватывая мою руку в свой стальной захват. Он и правда большой во всех смыслах этого слова. Я вот едва ли до подбородка макушкой достаю. —Хах. Ты его не знаешь, — слегка поворачиваю голову, чтобы напороться на бешеный взгляд Жени. Он несется на нас как разъяренный буйвол. —Три. Два. Один, — хрипло шепчет Макс, выпуская меня из объятий ровно в тот момент, когда моей руки касается злющий телохранитель. Шумно выдохнув, понимаю, что меня тащат куда-то в сторону бешеным напором. Рука плотно сжимается кольцом, и погромные пальцы, упирающиеся в кожу, приносят легкую боль. Я не успеваю бежать за ним на каблуках, и спотыкаюсь о собственные ноги, шипя от боли в пальцах при каждом таком неудачном «столкновении». Напряженная спина впереди маячит как скала, нерушимая и могучая. Он зол. Нет, даже не так. Он взбешен. И от этой злости меян волнами откидывает в разные стороны будто бы порывами ветра. —Мне больно! —Потерпишь, — грубо летит в ответ, и мы вылетаем на улицу, расталкивая людей на ходу, продолжая идти куда-то вперед, отчего я начинаю паниковать. На меня он никогда так не вызверялся, никогда не грубил и не хамил, и уж точно не заламывал мне руки. Ощутив легкую панику, я очень стараюсь сдерживаться, но куда там…резкое торможение, и я лечу прямо в спину своего телохранителя на полном ходу. Он резво разворачивается и пихает меня на себя, теперь к груди. —Хватит. Хватит, хватит! Ты наказываешь меня, что ли, так? Серьезно, блять? Не советую проверять мою нервную систему на прочность! — грубо бросает мне в макушку, крепко удерживая меня на месте. От паники уши закладывает, сердце грохочет как ненормальное, пока губы двигаются, шепча единственно верный ответ при данных переменных: —Я не одна из твоих подружек, Женя, и я никого не наказываю, не надо делать из меня стерву. Все, что ты там себе накрутил, это только твоя проблема. А теперь отпусти меня, пожалуйста, я хочу вернуться к друзьям. И не смей со мной так обращаться. Хватать, грубить и приказывать, и матом со мной разговаривать тоже нельзя. Я не уличная девка. И не твоя собственность. Во мне просыпается чувство несправедливости и гнева, причем такого, что хочется зарядить Жене звонкую пощечину, но мои руки прикованы к телу и двигаться не получается. ***************************************************** Он вперяется в меня злющим взглядом, атмосфера накаляется, от чего по телу скользят табуном мурашки. Кажется, что еще секунда, и взрыва уже будет не миновать, мы просто на атомы растворимся. —Я тебя не хватаю и не грублю, но ты другим позволяешь себя хватать и грубить тебе через пошлые шутки, — шипит мне уже тише, явно осознав весь спектр моего негодования. Другим. Ребячество какое-то, и это ты взрослый мужчина? Да? Ты? —Ведешь себя…— продолжает, и на последнем меня уже прорывает. Как же я веду себя? Как воспитанный человек, пытающийся удержать машину для убийств на месте? Не позволяя Жене парню череп проломить лишь только потому, что я понравилась ему, и он смел об этом заявить? —Женя, ты сейчас серьезно? Как веду? Где, кому и когда? Никто этого не делал, а я могу делать все, что только захочу, и никто не имеет права мне и слова против сказать. Слава Богу, мне уже двадцать три, а не пятнадцать. И ты точно не имеешь права читать мне морали, — я вскидываю руки в разные стороны, и внимание моего телохранителя рассеивается вслед за моим движением. Расплывается. А внутри кипит пожар из самых разных и порой противоречивых чувств. Мы молча смотрим друг на друга и поднимаем градус напряжения на ровном месте от одних лишь искр, пускаемых глазами. —И этому мудаку, да? — снова отзывается, пуская последнюю каплю в и без того переполненную чашу терпения. Мудаку ли? Может мужчине? —Да с чего ты взял, что он мудак? Этот парень военный, он достойный человек, и я не заметила в нем ничего из того, о чем ты тут мне вещаешь. Да, нагловат и не более! Есть только твое личное отношение к нему и твоя уникальная способность быть собакой на сене. Вот так, а этот парень хотя бы четко обозначил ориентиры, он заявил о своей позиции. Это, как минимум, заслуживает уважения, — распаляюсь сильнее, сама не понимая почему, ведь мне никогда не была присуща истеричность. Но сейчас я сверкаю всеми оттенками красного и готова изрыгать языки пламени, дрожа при этом не то от нервов, не то от неуверенности. Тяжело дышу, словно марафон пробежала, а затем откидываю волосы назад, поднимая глаза к небу и одновременно прикусывая губу. Ничего не будет просто, да? Мы так и будем взрываться от обоюдной ревности, приправленной злостью? Мне обидно, что он меня как девчонку отчитывает за свою же собственную слабость и неспособность быть тем, кем он хочет быть, но не решается. По глупым и субъективным причинам, а может просто потому, что он лишь только «хочет» меня, но это ведь совсем не то, чего хочу я. —Понравился тебе, значит? — Женя хватает меня за руку и сильнее к себе прижимает, всматриваясь в мое лицо безумным взглядом. Носом я снова выхватываю его запах, мужской и резкий сейчас. Кажется, я с помощью обоняния готова считывать перемены в настроении этого мужчины. —Да хоть бы и да, а что с того? — таким же тоном бросаю ответ, отшатываясь от него, но не выходит. Меня словно канатами привязали. Я вру нещадно, нисколько он мне не понравился, но дело ведь не в Мексе, который решил мне даже подыграть, а в самой ситуации, доведенной до абсурда. Ты значит еще маленькая, но сиди и жди меня, а я никогда не решусь на то, чтобы быть с тобой. Умри старой девой в общем-то. Это вот так следует трактовать? Если бы взглядом можно сбыть с ног, я бы давно валялась на асфальте, ведь он так смотрит на меня, на лопатки кладет эмоциями, бурлящими на дне глаз, словно изо всех сил старается сдержаться. А что будет, когда он взорвется? В легких печет каждая клеточка, с такой силой и отчаянной злостью я дышу, раздирая собственную грудную клетку от напора. Взгляд Жени стекает от лица ниже, снова на лицо, и мне бы возмутиться, но наслаждение затапливает вслед этому действию. Ему нравится на меня смотреть, и я как дура готова этому радоваться. —Не трогай меня,— цежу, вру, и будто бы на самом деле прошу не останавливаться, но все-таки в противовес словам слабо вырываюсь из захвата, но меня лишь сильнее придвигают к мощному телу, чтобы затем нагло впиться в губы. От шока не сразу понимаю, что происходит, и от затапливаемого меня горячего возбуждения плавится мозг, растекаясь в черепной коробке. Грубо кусая, он одновременно перехватывает меня двумя руками так, что не вырваться никак. Мои слабые руки по швам упираются в собственное тело, пока я растаявшим мороженным оседаю в его грубых касаниях и сильных руках. В каждом прикосновении жадность на грани отчаяния, от которого никак не избавиться. В каждом поцелуе — жажда чего-то, что ты никогда еще не встречал, но вот дорвался и понял, что твое, самое нужное, важное, ценное. Жажда, которую не утолить. Дыхание становится одним целым, и в какой-то момент захват слабеет только лишь для того, чтобы я могла коснуться спутавшихся волос, провести пальцами по покрытой щетиной коже и ощутить покалывающие удары током. Вызывающие особенную улыбку, если бы я сейчас могла улыбнуться. Его язык проворно пробирается в мой рот, лишая способности соображать хотя бы примитивно. Я прихожу в себя лишь в тот момент, когда осознаю, что теперь прижата к прохладной стене, но не полностью, так как упираюсь частично в тыльные части ладоней, участливо подставленный мне под лопатки. Все меняется ровно в тот момент, когда мы оба слышим оглушающий взрыв. Земля сотрясается под ногами, и кажется, что волной Женю кидает в мою сторону сильнее. Или он пытается меня закрыть… Глава 28 Света Уши закладывает, и я вижу клубы дыма, черно-серым облаком поднимающиеся в небо, усыпанное звездами. Дыхание перекрывается. Женя полностью накрывает меня собой, и я упираюсь лицом в его грудь, смотря вверх и ощущая его запах, действующий на меня сейчас совсем не как успокоительное, но единственное, что может удержать на плаву. Моя тоненькая веревочка, обвитая вокруг руки. Бешено колотящийся пульс лишает способности думать, есть только мои ощущения безопасности в этом маленьком заколке возле стен, сзади бетонная, а впереди из литых мышц. —Ты как? — тихо спрашивает меня, упираясь лицом мне в щеку. Только дождавшись моего ответа в виде слабого кивка, он поворачивает голову, все еще не выпуская меня. Мой потерянный и расфокусированный взгляд цепляет раскуроченную машину, наглухо бронированную, но однозначно лишенную возможности не взрываться. И не гореть. Судорожно сглатывая, понимая, что сейчас там вполне могли бы быть мы, если бы…не ссорились так долго. И стой мы чуть ближе, то вот та железка, что валяется в метре от нас, рассекла бы нам головы, а может и жизни лишила. Я дрожу как осиновый лист, цепляясь руками за широкие плечи Жени. Мои руки соскальзывают, но я продолжаю цепляться, стоя так близко к мужчине, что слышно запах его парфюма. Как у папы. Это немного успокаивает и не дает вывернуть свои внутренности наизнанку. Он закрывает меня собой и прижимает к стене, слегка поглаживая макушку. Совсем как папа делал в детстве. Каждое прикосновение как удар током, прошивает насквозь и торкает до глубины души. В моих огромных глазах страх прорисовывается четко. В его — непоколебимая уверенность. Она сейчас и окружает нас толстым коконом, мешая мне полностью потеряться в отчаянии. Дрожащие губы периодически прикасаются к коже мужской шеи, слегка покрытой щетиной. Я концентрируюсь на пульсирующей жилке и стараюсь думать о хорошем, вот только пот скатывается по вискам, мешает мне успокоиться. Это ощущение скольжения совсем как крутой вираж на аттракционе. Мутит. Живот скручивает от болезненных спазмов. Сильнее и сильнее. Последние несколько месяцев я все-таки нахожусь в стрессе, а потому такое самочувствие для меня не новость, но каждый раз как в первый раз. Мой телефон начинает разрываться, вибрировать, но сейчас его выхватывает из маленькой сумочки Женя. Смотрит на экран и играет челюстью, переводя на меня потрясенный взгляд. Я отчетливо понимаю, кто мне написал, и я точно знаю, почему мой телохранитель в ярости. —Женя, мне так страшно, — шепчу ему, понимая, что слова выкручиваются в непонятное нечто. Язык заплетается, а губы немеют. Мне кажется, что может схватить инсульт по меньшей мере. Он играет желваками и смотрит на меня сверху вниз, совсем как на несмышленыша. При этом очень старается придать лицу нейтральный вид, вот только в глазах периодически вспыхивает огонь нечитаемых эмоций. Он не может сдержаться, он в шаге такого же взрыва, который случился за нашей спиной. —Это он, да? Он написал? — сиплю, едва ли дыша при этом. Мне сложно даже моргать. Женя же молчит, но в глазах я вижу ответ, мне даже можно его не произносить…Женя. Он надежный. Он сильный. Он меня защитит. Папа ему доверяет, значит, все должно быть хорошо. Все ведь будет хорошо? Обязательно будет, иначе просто и быть не может. Вот только я понимаю, что если сообщения вызвали у отца панику, то сейчас ситуация вышла за все мыслимые и немыслимые пределы. Теперь просто сменой номера не обойтись. Это новый уровень, способный лишить меня жизни за полсекунды, ведь мой сталкер решился на покушение. Хотя нет, он по факту решился на убийство, но что-то пошло не так, вмешалась судьба. Женя слегка наклоняется. Мой пульс начинает грохотать сильнее, и уши плавно закладываются от нарастающего давления. Бам. Бам. Я облизываю огненную кожу обветренных и потрескавшихся губ. Жилка на шее у мужчины начинает сокращаться сильнее, кадык поднимается вверх и опускается вниз. Я вижу, как ему тяжело, чувствую его звериный гнев, чьи огненные вибрации отходят от мускулистого тела. Женя тихо шепчет у самых губ: —Ничего не бойся. Я рядом. Я его убью, но ему тебя не отдам. Никогда. Последнее слово звучит жестче, захват рук усиливается, мы сталкиваемся грудными клетками до вырывающегося из моего горла полустона. Он стена. Он мой жилет. И страха больше нет. На улицу выбегают люди, кто-то достает камеры и начинает снимать, ведь это такое событие, достойное социальных сетей. Прикусываю губу, цепляясь мокрой ладошкой в руку Жени, он сжимает меня и тянет куда-то в сторону. Нам навстречу бегут Слава, Яна и Ася. Богдан с Мексом последние, осматривают цепким взглядом и достают телефон —Света, господи! — меня хватают за лицо, я слышу крики, но до конца их не осознаю. Слава что-то кричит мне, но все сливает в один сплошной гул. Только лица меняются. —Спокойно, езжайте домой, — командует Женя, ведя меня куда-то в сторону. —Рус в курсе? — кричит Яна вдогонку, но ответа от нас нет. Я оборачиваюсь и цепляю своих близких, в шоке взирающих нам вслед. И только одно лицо не смотрит на меня, а смотрит на полыхающий огонь…девушка Славы, Валя, словно любуется пламенем, а потом переводит нечитаемый взгляд на меня. Я хмурюсь, не до конца понимая, что же на самом деле происходит. —Быстрее, — злится Женя, подхватывая меня на руки, потому чтоя медлено перебираю ногами, не успевая за его широким шагом. Без понятия, куда мы так несемся, но калейдоскоп вирадей вокруг меня подвешивает за воображаемую веревку вверх ногами. Я цепляюсь за шею и смотрю на группку людей, столпившихся вокруг пылающего автомобиля моего отца. Тошнота подкатывает к горлу, и кажется, что все внутренности мои сейчас вывернутся наружу. Носом прижимаюсь к плечу своего телохранителя, старая ь дышать ровно, но не получается. Никак. —Женя, мне плохо, — сиплю, прикрывая дрожащей рукой рот. Чувства навыворот, ощущения такие, словно я после трехчасового катания на карусели. Женя не останавливается, —Света… —Я сейчас вырву! — отчаянно кричу, и он отпускает меня возле кустов, удерживая волосы на затылке, пока я выворачиваюсь наизнанку. Все конечности дрожат, а мысли хаотично скачут в голове. Мне кажется, именно так и развивается посттравматический шок. Нас только что чуть не убили, как я должно реагировать? Я не могу как он. Не могу просто идти и делать что-то. Прикладываю руку ко лбу и прикрываю глаза. —Все? —Я не знаю, — без сил оседаю на асфальт, но меня тут же подхватывают. Прижимаю к груди и ведут пальцем по щеке, огненными касаниями стараясь меня отвлечь. Но я лишь сильнее готова упасть в пропасть. —Послушай меня, нам надо добраться до моего дома, сесть в машину и уехать. Мы с твоим отцом проработали все варианты, разобрав даже такой плохой. Я не дышу и может даже не существую, слушая спокойный голос мужчины, словно ничего не случилось. Будто бы это абсолютная рутина. От смеха меня пополам сгибает, и я понимаю, что это нездоровая реакция. —Нас могло не стать, — хриплю, мутным взглядом рассматривая собственные ноги и грязь под туфлями. Мужчина шипит и ругается громко, выдыхая в меня чистый гнев. Он ударяется множественными ударами тока о кожу. Женя грубо разворачивает меня и цепляется за подбородок, принуждая смотреть на него. Большой палец ложится мне на нижнюю губу, сдавив плоть до боли. Сердце скачет вперед как ненормальное, отдавая во мне ударами молота о наковальню. —Выкинь это из головы. С тобой ничего не случится, — жесткий взгляд рубит кожу, вспарывая и оголяя меня. Снимая все защитные механизмы. Я плачу, окончательно теряясь в пережитом, отчего Женя грубо встряхивает меня, продолжая: —Соберись. Мы выжили, все остальное я решу сам. Тебе бояться нечего, твоя задача сейчас собраться и довериться мне, потому что я буду убивать, но тебя под удар не отдам. Глава 29 ЖЕНЯ Ощущение, что мой мозг сейчас вытечет в трубу. Именно покушения мы с Белым подсознательно и опасались, но по факту наивно надеясь, что на самом деле ситуация из-под контроля не выйдет, но она, сука, вышла, да шарахнула по голове, оглушив буквально. Я думал, что меня на части порвет, когда я упирался в Свету в надежде, что ее не зацепит. Не зацепило, но прошло по касательной, поддев нервную систему моей девочки. Держу ее в руках, дрожащую как осиновый лист, и понимаю, что она вообще не для этого создана. Не для нервов, не для страха, ее любить надо, холить, лелеять и заботиться, как это делали ее родители двадцать три года подряд. Привал делаем возле местной библиотеки в закромах. Из сумки девчонки выуживаю телефон, достаю симку и ломаю ее пополам. Телефон вырубаю, по-хорошему нам бы и от него избавиться, потому и спрашиваю: —Что-то ценное есть? —Все синхронизировано с облаком. Я тут же роняю его на пол и раздавливаю ногой. Слышится противный скрежет и тихий всхлип Светы. —Куплю тебе новый, — но ее это мало заботит, она лишь поджимает губы и опускает взгляд. Нас бы не стало в момент , будь мы в машине. Нас бы просто не стало, и Света абсолютно права, вещая мне неприглядную истину, от которой волосы на голове встают дыбом. Адреналин продолжает поступать в кровь, и я двигаюсь резковато, словно вместо суставов — шарниры, раскачивающие тело в разные стороны. Пишу короткое сообщение Белому, без конца оборачиваясь по сторонам. Мы уходим через дворы, сворачивая в произвольном порядке, выжидая, пока наконец-то я не убеждаюсь в отсутствии хвоста. Никто за нами не следует, абсолютно никто. —Я замерзла, — неживым голосом шепчет Света, цепляясь в мою руку стальной хваткой. При других обстоятельствах я бы точно испытывал восторг, но сейчас мои инстинкты слишком обострены, а тело настроено на другое. Дурак я, вообще не думал об этом, а сейчас осматриваю подрагивающую фигурку, синюшные губы и бледноватую кожу, пока стягиваю с себя пиджак. Укутываю и прижимаю хрупкую к себе, выдыхая куда-то в макушку, выходит так, словно испытываю сейчас облегчение. Она в целости, в безопасности. Особый трепет меня накрывает от осознания того, что моя одежда смотрится на ней в разы лучше, чем на мне. Света обхватывает меня, упираясь лицом в шею. От умиротворения в данный конкретный момент мне рвет крышу, и я слегка успокаиваюсь, закрывая эмоции от взрыва в своей голове. Все с тобой будет хорошо, а остальное — неважно. Моя рука замирает на темной макушке, погружаясь в мягкость волос, и впитывает невозможное ощущение без остатка. Я пишу на «камеру» каждую секунду, стараясь запечатлеть все. Позже с особым удовольствием буду пересматривать запрещенку. Мы ловим такси и уезжаем в мою квартиру, где я планирую быть ровно пять минут. Продираясь сквозь непроглядную тьму окраин города, таксист умудряется ехать так медленно, что я начинаю злиться, прижав к себе Свету непозволительно близко. Мы сейчас словно не пытаемся абстрагироваться от реальности, погружаясь друг в дружку. Это и хорошо. И плохо, потому что реальность так и остается ею, и мне трогать ее по-прежнему нельзя, но после всего пережитого ломать себя сейчас не получается. Не могу от нее оторваться, как бы ни старался, как бы ни прокручивал в голове, что это правильно: только сделать свою работу и уйти, ведь Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить. —Можно мне маме или папе позвонить? — шепчет мне в грудь, отчего я эмоционально вибрирую. —Позже,— целую в висок, прикрывая глаза. Вдыхаю ее невозможно-приятный аромат. От которого меня ведет всегда, и каждый раз как в первый, а может даже сильнее накрывает. Что вполне логично, потому что я распробовал уже, а теперь только раскрываю весь спектр ее аромата. Сейчас бы перекинуть ее на себя и прижать покрепче, но я коршуном смотрю в зеркала заднего вида как ненормальный, продолжая анализировать ситуацию. У меня нет права на ошибку. В принципе нет никакого права, ни на нее, ни вообще, но я снова и снова плюю на это, сильнее обхватывая Светлячка. Приезжаем спустя вечность. Видеть ее в своей квартире странно, словно она тут инородное тело, а может это я в связке с ней инородное тело. Света стоит поодаль, все еще дрожа, осторожно рассматривая скромную однушку. В ее реакции я грешу совсем не на холод… Может в глазах мелькает слабый интерес, а может сожаление о том, что она видит. Но я тут не бываю, квартира чисто для галочки…осталось от родителей, тут в принципе только бывшая моя находилась и то недолго, но у нас не срослось и больше сюда никто не захаживал. —У меня нет женских вещей, но спортивки на резинке могут подойти, — бормочу, выуживая пару вещей из шкафа. Девушка тушуется, но подходит и берет футболку, штаны и батник. Все это вместе с каблуками, умник? Мать их за ногу. Прижимая к груди вещи, она смотрит в одну точку, пока я утекаю взглядом в ложбинку. Все. Стоп. Не сейчас. Трушу башкой, но это ни черта не помогает мне не думать о ней. Хватаю скопом наличку, ключи от машины, и все, а дальше мы отправляемся туда, где нас мало того, что никто не найдет, даже пробовать искать не будет, потому что маршрут прямо сейчас прокладывается у меня в голове. Его знаю только я, так изначально было оговорено, потому что сейчас вопрос встал ребром. Все хорошо…Мы там будем в полной безопасности. В замкнутом пространстве машины сконцентрироваться сложнее. Руки Светы гуляют по моему батнику, перебирают, гладят, а взгляд плывет в окно. На меня не смотрит, но я реагирую на ее в разы сильнее. Тут только мы и больше никого. —Почему он выбрал меня? — ломающимся голосом спрашивает Светлячок. Почему? Да потому что ты просто мечта, и почему нет, в конце концов? ************************************************************************************** —В тебя сложно не врезаться, — выпаливаю следом, ускоряясь и сильнее сжимая руль. Как в ней можно не утонуть? Лобовое навылет с сотрясением мозга — легко. С ней вообще легко шею свернуть и радоваться этому факту как истинному счастью. Любой врежется, любой поймет всю прелесть, любой будет рад урвать такую девушку себе. Боковым зрением цепляю дрожащие руки, обхватывающие манящее тело, вижу, как она поворачивается в мою сторону и надрывным голосом шепчет, пронзая насквозь омутами: —Может в мою внешность и легко, — режет меня без ножа, обливаясь слезами. По бледному личику проходится судорога нечитаемой эмоции, а потом Света просто отворачивается, прикусывая нижнюю губу, затем вовсе искусывая ее в кровь. Слезы уже не просто льются, они водопадом струятся по лицу, слышны тихие всхлипывания, отчего мое нутро скручивается узлом, причиняя нечеловеческую боль. Смотреть на слезы Светы для меня равносильно купанию в кипящем чане с маслом. Так же срезает кожу огненным напором, также вытягивает жилы и заставляет хотеть смерти как освобождения от мук. Во всем есть своя сладость и горечь. Смотреть на Свету само по себе сладость, но видеть ее боль — горечь. Я торможу резко, виражируя на обочину, окунаясь в ночную пыль дорог, и рывком притягиваю Свету под руки к себе на ноги. Бам. И она сверху на мне, разрывается от рыданий, а я разрываюсь от желания к ней прикоснуться и стереть с лица всю печаль. Ноги обвивают мою бедра, я резко хлопаю на рычаг переключения положений сидения, и отскакиваю вместе со Светлячком назад. Руки хаотично водят по спутавшимся волосам, поднимаются выше, словно только в этом я могу сейчас найти свое успокоение. В прикосновениях. В них мое безумие и моя радость, и это неотделимо друг от друга, пока я есть рядом с ней. Пока она рядом со мной. Маленькие ладошки скользят по моим плечам, впиваясь следом намертво в шею. Вся дрожит, смотрит на меня побитым взглядом, и я не могу больше, притягиваю к себе и обрушиваюсь нагло на губы, искусанные вдоль и поперек. На грани. Горько-металлический привкус на двоих. Взрыв перед глазами ослепляет, пока я позволю себе еще больше слабости, еще больше запретного плода, сжираемого прямо сейчас без остатка и до последней крошки. Почему? Только во внешность, говоришь? Тогда как это пояснить все? Что меня вставляет от всего, и может от внешности вообще в последнюю очередь. Упираюсь лбом в ее щеку, на секунду отрываясь от губ, и переключаюсь на выразительные скулы, тоненькую шею, уплываю в пухловатую грудь, нагло лапая подтянутые ягодицы, идеально умещающиеся в моих ладонях. Мне мало, хочется больше и еще. Света извивается в моих руках, тяжело дыша, а я сползаю губами на грудь, скрытую под плотной тканью платья. Скатываюсь в ложбинку, ныряя языком между грудей по сладкой коже, впечатывая навсегда божественный вкус всех участков тела. Вбираю в себя, впечатываю, зарываюсь поглубже. Сдавленный хрип в тишине автомобиля звучит громко, ударяя по барабанным перепонкам молотом о наковальню, меня трусит, в голове словно перфоратор работает, оглушая от всего, концентрируясь при этом только на одной точке. Мне нервы рвет на мелкие части простое осознание, что она в моих руках, отвечает, прижимается сильнее, упираясь грудью в мою. Мозг затапливается кипятком, а в руках горят непрекращающиеся покалывания при соприкосновении с мягкостью и податливостью тела. Нахер. Все нахер! Пальцы цепляются в скрытую змейку, в одно мгновение расстегивают ее, и черная ткань скатывается плавной волной по плечам, рукам, оголяя аккуратную грудь без лифа и яркие спелые вишни сосков. Вау. От неожиданности меня кидает в разные стороны, руки резковатыми движениями тянутся к груди, наконец-то сминая бугорки пальцами. Света с утробным стоном запрокидывает голову и являет мне пульсирую жилку на шее, в которую я моментально впиваюсь, проводя по ней языком сверху вниз, уползая еще ниже, прямо к груди, жалю поцелуями, вгрызаясь жадными укусами. Языком обвожу ореолы, выдыхая прямо в покрытую мурашками кожу. Это до пиздецов приятно, на грани боли, потому что в штанах все давно дымится. И будь на месте Светы другая, я бы трахнул ее прямо в машине без всяких воплей совести, продирающих грудную в кровь, но вместо этого рычу, упираясь горящим лбом в грудь. Мне сейчас просто надо дать пощечину. —Ударь меня. Оттолкни, скажи «нет», Света, — злобно бросаю ей, сильнее притягивая за лопатки дрожащую фигурку к себе. Ну же, маленькая, давай! А вместо этого ладошки касаются макушки, выводя невидимые узоры на коже, перебирают волосы. Наклон. Она нежно целует меня, раскрывая объятия, которые я воспринимаю как приглашение к битком заставленному столу с яствами. Меня плющит и раздирает в разные стороны, пока я скрупулезно рассматриваю ее подрагивающее от смущенной улыбки личико. ************** Упираюсь лицом в ее пылающую щеку и дышу так тяжело, будто бы мне на грудь падает бетонная плита. Света в ответ дышит так же, обжигая меня собой еще больше, буквально уничтожая последние ростки адекватного мышления, что могли еще быть во мне. Топчет она из с особым удовольствием. Смотреть на нее даже сложно, не говоря уже о большем. Пульсирующая жилка действует на меня как гипноз на приеме у психолога, снова тянусь к ней и веду языком, сильнее притягивая малышку за бедра к себе. Пухлая грудь упирается в меня, лишая всех сомнений насчет размеров, форм и даже упругости — теперь я в курсе всего, в курсе запаха, в курсе ощущений от прикосновений, осталось только оголить полностью и сдохнуть в муках. Сжимаю в руках и втрамбовываю в себя Светлячка, чтобы ни сантиметра более не осталось, только вся целиком рядом со мной. —Женечка, только не надо меня отталкивать, — умоляет меня, обхватив лицо ладошками, и это действует как чертов удар под дых. Сносит мне башню окончательно, я снова впиваюсь в распахнутые губы со вкусом спелых ягод, измываюсь над ними, как только могу, отчетливо осознавая переход на новый уровень. Старые рубежи давно пройдены, стены сломаны и запрета для меня не существует — закончился в изящной линии шеи, которую я нагло целую и кусаю, стараясь вобрать в себя больше. Ее рваного дыхания, хриплого стона, мимолетных касаний рук, острых взглядов, пронзающих насквозь и лишающих способности дышать. Мне надо больше. Мне мало. Не в состоянии от нее отказаться. Режь меня, ломай меня, сжигай живьем, мне все равно. Не оторвусь и не откажусь, пусть хоть небо на голову падает, расплющивая меня во все стороны. Света ерзает на мне, и это лишает рассудка. Но вместо того, чтобы скинуть ее с бедер, я приподнимаю и резко опускаю на себя, откидывая голову назад. Еще пару раз так сделать, и я спущу все в штаны, может хоть так дотерплю гребанных полчаса до первого пункта остановки. Черт. Черт. Черт! Взрывной волной меня откидывает то назад, то вперед, пока Света целует меня и нежно водит по лицу ладошками, что дарят мне неземное наслаждение. Зрение плывет, концентрируясь при этом только на манящей фигуре, чье платье давно уже беспардонно задралось. Опустив взгляд вниз, я начинаю рычать, потому что это, сука, чулки с широкой резинкой, плотно прилегающей к светлой коже моей девочки. Блять, она меня добьет сегодня, да? Пальцами накрываю ажурную ткань, представляя, как бы я сейчас поднял ткань выше, чтобы увидеть больше. Но я не смею, все еще вибрируя от касаний Светы, все еще пьяный от ее запаха, от ее позы верхом на мне, от нее целиком и полностью. Меня пришибает от взглядов, бросаемых в мою сторону, ведет от жарких поцелуев, которые обязательно должны превратиться во что-то большое. Но я нарочно луплю себя по рукам, стоит им подняться выше, ведь как у каждого у меня тоже имеется точка невозврата, та черта, переступив которую я остановиться больше не смогу. А этого допустить нельзя, ведь Света не просто девка из клуба, она моя девочка, и она не заслуживает вот так…как…девка в машине с кем-то там. —Первый раз, — шепчу ей в губы, не прерывая зрительного контакта. Света тушуется, прикрыв глаза, а когда поднимает, мне хочется сдохнуть. Она вообще может не говорить, я это знал с самого начала, и даже когда думал сомневаться, испытывал жгучую злость и адскую ревность, ведь кто-то у нее будет первым, кто-то будет же! Я пытался свыкнуться с этим, отодвигая возможные вариации на тему «а если уже был?». Мысленно надеялся, что не было. А теперь бьюсь в радостных конвульсиях, чуть ли не дрожа от восторга, ведь я у нее…первый. —И последний, — спокойно отвечает она, снова целуя, отчего я улетаю в нереальность, но все-таки впиваюсь руками в узкую талию, удерживая Светлячка на месте. Надо успокоиться, подумать о чем-то отстраненном, не связанном с ней, чтобы не накинуться на девчонку как животное. —Не в машине, малыш, — хриплю, боясь глаза открыть. Пока она на мне в такой позе подобные финты опасны. —Я не настолько аморальный ублюдок. Пожалуйста, — теперь умоляю я, и мне очень нужно благоразумие этой малышки. Нужнее воздуха. Света замирает и осторожно проводит ладошками по плечам. —Жень, я не смогу встать сама, помоги, — тихо смеется, запутавшись в моих ногах, своих туфлях. Задержав дыхание, быстро поднимаю малышку вверх и перетягиваю обратно на пассажирское. Разрывает ощущение, что мне одно легкое сейчас вырезали, аж дышать трудно. Обхватывая ладошку и притягиваю к губам, смазано целую и втягиваю незабываемый аромат ее кожи. —Спасибо, — шепчу я в пустоту перед собой, не решаясь посмотреть на Свету. Потому что меня нахер разорвет сейчас. Глава 30 СВЕТА Мне кажется, что я дышу чистым огнем, потому что внутренности накалены до максимально возможного предела. Рука грубо сжимается огромной лапищей, но я только улыбаюсь от этого, робко рассматривая намертво сплетенные пальцы. Женя даже скорости переключает вместе с моей рукой, как будто очень боится отпустить меня, или не уверен, что может отпустить. А пока я прижимаю руку к груди и считываю безумный ритм собственного сердца, разрывающий грудную клетку в ошметки. Губы все еще горят, ожогами расползается чувство одухотворенности и бесконечного счастья, затапливающего с головой. Я в нем захлебываюсь, улыбаясь при этом как ненормальная, но абсолютно довольная ситуацией. Мне казалось, что все потеряно, и мне непременно стоит просто забыть об этих чувствах, ведь человека не принудить, не заставить. Это совсем не то чувство, которое должно быть из-под палки. Не могу позволить себе упустить хоть что-то из движений Жени, и потому исподтишка рассматриваю его играющие от напряжения скулы, сжатые губы и остро-серьезный взгляд, который совсем недавно был вяжущим-расслабленно-искушенным. Широкая грудь высоко вздымается, и я уплываю вследза этим, а зетм цепляюсь взглядом на выступающей части брюк, испытывая легкую панику. Но ведь надо собраться? Я четко понимаю, что сегодня у нас все случится, и я не буду бояться в процессе, потому что буду гореть. А пока мысли продолжают вращаться насчет первого раза, который может быть не таким сказочным, как я нарисовала себе в голове. Меня бросает то в жар, то в холод, и я растягиваю губы в улыбке либо жую их, покрываясь крупными мурашками по всему телу. Я полностью доверяю этому мужчине, я его люблю, но может сейчас во мне кричат отголоски стресса? Или я просто сошла с ума и накручиваю себя. А еще одержимо размышляю о том, достаточно ли изящное на мне белье. Понравится ли ему? Чулки точно понравились. Этот огненный взгляд навсегда останется со мной вместе с теми матами, что он гнул мне в лицо, вряд ли до конца осознавая происходящее. Мысленно благодарю саму себя, что сходила на шугаринг, а то сейчас бы весь этот ужас показался бы Жене в самом неприглядном свете. Дышу часто и много и вполне возможно, что от гипервентиляции грохнусь в обморок, но все равно накручиваю себя. Хватит! Это же мелочи, да? Может даже если бы я была волосатой как обезьяна, он бы не заметил, потому что был бы занят совсем другими вещами? Да, так и есть. И белье неважно, важно же без? Когда машина останавливается возле невзрачного дома, моя душа практически выпрыгивает из груди. —Приехали, мы тут до завтра, а затем дальше, — Женя отпускает мою руку, выходит и идет к пассажирской двери, но я уже выпрыгиваю их машины и сталкиваюсь с огромной фигурой, обхватывая руками приятно пахнущего мужчину, моего... Крепко-крепко держу и с закрытыми глазами произношу то, что вряд ли бы осмелилась сказать прямо в глаза, просто потому что от стыда сгорела бы. —Мне немного страшно, но ты не останавливайся, — последнее шепчу чуть тише, сворачивая голову к подрагивающему кадыку. —Если я буду делать что-то не так, научи меня, пожалуйста, — слегка касаюсь шеи губами, отчего стальной захват рук усиливается в области поясницы. Женя тянет меня на себя, опуская голову на мою макушку. Легкий поцелуй, и я улетаю куда-то, теряя остатки мозга. —Свет, ну что ты… — отвечает он так хрипло, как будто голос отняло. ************************************************************ Рука настойчиво ложится мне на лицо, сминая щеку, а я уплываю навстречу широкой ладони, прикладывая свою к ней, словно не позволяя отвести ее. —Пойдем, — шепчет он, играя желваками. Пока мы следуем по темному закоулку прямо к многоэтажному дому, я дрожу, вцепившись в руку Жени, потому что боюсь отката, он ведь может стрельнуть ему в голову в любой момент, еще совесть включится, а может долг или сожаление. Я порой точно не знаю, что у него в голове. И от неопределенности штормит как в самую плохую погоду в бушующем море… Варясь в собственном соку, захожу вслед за своим мужчиной в подъезд. Мучительно долго мы поднимаемся по лестнице сначала на второй этаж, затем на третий. Все это время Женя мягко поглаживает внутреннюю часть ладони, укладывая большой пальце на пульсирующую жилку. От этого я только сильнее распаляюсь, и мой пульс грохочет в ушах совсем не от физической нагрузки на тело в данный момент. Мы оба дышим надсадно, и я уверена, что для Жени эту ступеньки тоже мелочь. Совсем другое — предвкушение, ломающее внутренности от того, как долго мы к нему шли. Мне хочется чего-то, чего я сама пока не понимаю, и потому без конца кусаю губы, осматриваясь по сторонам, изучая размеренно движущуюся фигуру своего телохранителя. Украдкой из-под полуопущенных ресниц. Стоит только мужчине остановиться возле новенькой входной двери, я сжимаю пальцы на руках сильнее, и меня придвигают ближе. Отточенными движениями он просовывает ключ в замок, прокручивает его и отворяет дверь, слегка притягивая меня вперед. Я делаю шаг в темную квартиру, и одновременно с этим рука Жени ложится мне на живот, а в поясницу упирается стальная фигура, вырывая из горла слабый стон. Женя толкает меня со спины вперед, двигаясь «по приборам». Через мгновение включается яркий свет, и я понимаю, что мы в квартире после ремонта, тут все — будто бы только-только из магазина, но мысли уходят на задний план, когда меня подхватывают на руки и грубо впиваются в рот. От неожиданности происходящего я намертво впиваюсь в шею Женю пальцами, меняя положение тела так, чтобы полностью обхватить его ногами. Платье собирается на талии гармошкой, а разгоряченные ладони плывут по ягодицам, с силой сжимая их, отчего по телу табуном проносится дрожь. Я понимаю, что в момент воспламеняюсь, ерзая в руках мужчины, а он же отрывается от губ и тяжело дышит мне в грудь, ругаясь почему-то еле слышно, грубо. —Спокойно, блять. Спокойно, — грудная клетка ходит ходуном, цепляя мою ноющую грудь. Я даже не дышу, давая ему время…успокоиться? Почему? Хоть бы не откат, пожалуйста… В полутьме комнаты я вижу выгравированный профиль, острыми краями впивающийся в мою реальность, взгляд, упирающийся в шею, пронзающий насквозь. Его ладони, больно врезающиеся в ягодицы, сводят меня с ума, но я послушно сижу на руках, понимая, что он явно планировал не так, но получается уже как получается. Может он хочет грубо, и я согласна на это грубо, очень-очень согласна. Женя медленно идет вперед, кладет меня на что-то мягкое и начинает сначала. Как будто переключает передачу с пятой на нейтралку, до полной остановки, и на первую, рывком, а затем медленно двигается. Мучительно медленно и нежно ведет губами по шее, пробираясь к губам, слизывает их, следом же погружается языком в мой рот, заполняя без остатка собой. Запахом, что плотно обосновывается в носу, касаниями, что тонут в моем теле, звуком своего же сердцебиения, что я ощущаю так, будто бы оно мое. Прямо под кожей… Платье расстёгивается быстро, а вот снимается так же плавно, как и все, что было до. Следом скользят широкие пальцы, выводящие узоры по коже, сминающие грудь через лиф белья, внезапно ныряющие под чашечку, чтобы захватить сосок сначала мягко, затем грубо, и снова мягко, обводя указательным пальцем по ореоле. —Жень…— хриплю я, откидывая голову назад, не в состоянии вообще и двух слов связать. По ощущениям я давно на вертеле, а между ног источник воспламенения. Женины шершавые губы спускаются к груди и обхватывают сосок, вакуумом втягивая его в себя. Резко дернувшись, я пищу, и в ответ мужчина слизывает твердую горошинку. Успокаивая ранее раздраженную кожу —Тебе сегодня приятно может быть мало, и надо заранее загладить вину. Когда окажусь в тебе, тут еще главное не опозориться… —Почему? —Думаю, что все может закончиться не начавшись, вид такой, что я в шаге от этого, —хрипит мне в ответ Женя, выдыхая огненный воздух на грудь. Я смазано веду пальцами по его лицу, в полутьме комнаты видя исключительно силуэты. Без света мне не так стыдно быть голой под ним. Почти голой, но этот незамысловатый факт решается быстро, платье мягко стягивается через голову, образуя из волос сплошной колтун. Но об этом позже, потому что думать сейчас не получается, даже если бы я очень захотела. Сталкиваемся губами, а еще оголенными грудями. Жесткий волос царапает кожу, но я словно специально ищу этих ощущений, чтобы почувствовать ток, пронзающий меня насквозь. Женя закидывает мои ноги к себе на поясницу, полностью ныряя в меня своей широкой фигурой. Я чувствую его возбуждение, упирающееся в меня разгоряченным камнем и лишающее любой возможности осознавать эту нереальность. Даже сквозь плотный джинс это чувствуется. Грубая ласка снова смещается к шее, пока я пятками упираюсь в стальные ягодицы. Мне кажется, я вся горю, и мне настолько жарко, что я ладошкой стираю пот со лба, пока Женя продолжает скользить ниже, обводя языком сначала одну грудь, затем вторую. Невесомыми поцелуями спускается ниже, поддевая ткань трусиков, отчего я замираю, натягиваясь струной. —Расслабься, отпусти меня. А я так крепко притянула его к себе ногами, что только сейчас это поняла по напряжению в мышцах. Он мягко раздвигает мои ноги, проходясь пальцами по резинке чулок. Раздвигает и смотрит. Сразу хочется их сдвинуть, но тут же звучит протест: —Тииише, я хочу налюбоваться. Можно? — он склоняет голову и просто смотрит на меня. Я никогда не думала, что от взгляда можно ощутить огненные касания, ожогами распространяющиеся по коже. Никогда не мыслила даже, что они способны заставить все внизу живота кипеть. Не думала и не гадала, но вот она я, испытывающая именно такие чувства. —Не сжимайся, — Женя медленно стягивает насквозь мокрое белье, поднимая мои ноги вверх. Влага оставляет на них следы, и мне становится слегка стыдно, потому что не заметить такого — невозможно. В какой-то момент кажется, что это все слишком, но слишком наступает тогда, когда мужчина снова раздвигает ноги, а сам умещается между них, прямо напротив самого сокровенного, отчего я прикрываю глаза и немею. Ни сказать и слова, ни оттолкнуть, вся напряжена и стыжусь. —Расслабься, просто расслабься. Обещаю, что будет хорошо, — мужчина успокаивает меня, поглаживая по бедру, после чего осторожно целует половые губы. Просто касание, а меня начинает трясти. Поцелуи сменяются языком, проворно ласкающим кожу, собирающим влагу и размазывающим ее по набухшей горошинке. Издав слабый полустон, я изгибаюсь, тут же опадая на кровать без сил от новых ощущений. Меня как на кардиограмме бросает из крайности в крайность. За подрывом неизменно идет падение. Он ласкает меня, целует и делает что-то такое, чего я даже описать не могу, зато утопаю в наслаждении, с радостью принимая все ласки. Широкие ладони притягивают меня к себе еще ближе, и тут я ощущаю вибрацию в месте касаний, от издаваемого звука у меня волосы встают дыбом, а все тело падает с обрыва в глубокие воды упоительного восторга. Я кричу, ощущая, как внутри что-то лопается, и тут же расслабляюсь, понимая, что не способна вообще ни на что. Волосы противно липнут к телу, а Женя теперь целует лобок, низ живота, задерживается на пупке, обводя его языком, скользит выше и возле сердца оставляет по-особенному нежный след своей ласки, словно клеймо. Судорога продолжает пронзать меня, когда перед лицом показывается довольная улыбка Жени. —Ну вот, а ты не хотела. —Как стыдно, — я прячу лицо, упираясь в его плечо, рваными вдохами выгрызая себе кислород. —Глупости, не стыдно, если это все по обоюдному согласию, и если тебе и мне это нравится. Я в восторге, — шепчет мне в ухо, Женя, а затем отстраняется и расстегивает джинсы. Мой взгляд падает на выступающий бугор, и по лицу начинает гулять румянец, который наверняка не видно в приглушенном свете. Джинсы летят на пол, боксеры следом. Между моих раздвинутых ног стоит голый мужчина, и когда он слегка поворачивается, я вижу эрегированный член. Маленькая капелька страха оседает в душе, потому что я понимаю, что мне будет больно. Первый раз разве бывает приятным? Дышу часто и кажется, что могу только от этого грохнуться в обморок, но с жадностью осматриваю каждый сантиметр накаченного тела. А Женя рвет пачку презерватива, бросает ее на пол, после чего слышится характерный звук, но я закрываю глаза, потому что теперь мне по-настоящему стыдно, хоть в этом и нет ничего постыдного. Когда все готово, как мне кажется, я открываю глаза, и Женя плавно ложится на меня сверху, слегка касаясь членом бедра. Меня прошивает от новизны ощущений. Я цепляюсь за плечи и не могу расслабиться. —Дай руку, — мой телохранитель обхватывает ладошки и тянет ее вниз, накрывая головку. Горячая каменная плоть упирается мне в руку. Он и правда большой, и кажется, не поместится во мне совсем.—Все хорошо, я подготовил тебя, больно если и будет, то не так сильно. Не бойся, — цепляет губами мои и меняет угол наклона, теперь член прямо у входа, елозит вверх и вниз, принося новую волну возбуждения. Я веду влажной рукой по кубикам пресса, обводя их пальчиками, пока Женя продолжает тереться, доводя меня до исступления. Я понимаю, что это — не то, что было до, но такая ласка снова рождает сладкое томление, что отбрасывает точечные удары током в грудь. Будто бы она связана напрямую… Уперевшись губами в плечо мужчины, я очень пытаюсь не думать о том, что будет дальше, а наслаждаться моментом сейчас. На языке солоноватый привкус его манящего тела. Принимать то, какое невозможное ощущение наслаждения поглощает меня с головой, утягивая ну глубину острейших чувств, становится сложнее. Я теряюсь. Женя снова меняет движения, слегка упираясь в меня и снова отталкиваясь назад. Упираясь в клитор, съезжая чуть ниже, и отводя пульсирующую головку назад. И так по кругу, отчего я начинаю метаться на кровати, шире расставляя ноги. Он же плавно скользит вперед, назад, не входя в меня, но продолжая очередную пытку еще и губами, что обхватили сосок и теперь сжимают и отпускают его синхронно с движениями внизу. Полностью ослабевая в сильных руках, я все-таки впиваюсь рукой в волосы Жени и тяну на себя, мечтая продлить ощущения, что дарят его губы. В какой-то момент острота достигает пика, и я снова ловлю ту сладкую и пронзительную секунду, когда поднимаюсь к небесам, чтобы парить. Именно в этот момент грузное ощущение наполненности пронзает мое тело. Женя резко входит меня, вырывая из горла крик. Секунды боли скатываются в наслаждение. Мы не двигаемся, только дышим тяжело друг другу в губы. Смотрим прямо глаза в глаза, не моргая. Он во мне, и это не было так ужасно, как я думала изначально. —Я еще не вошел, только половина, — Женя целует меня в губы, и я с ужасом понимаю свое положение. —Больно, да? —Нет…просто…не знаю, это была быстрая боль, сейчас только слегка саднит. —Хорошо, малыш, немного передышки и дальше, хорошо? Медленно не будем, так больнее. Он снова целует меня, теперь мягко, не тараня языком, просто смакуя, будто бы дальше спешить некуда. И только по бугрящимся под моими руками мышцам я понимаю, как ему тяжело. По вискам скатывается пот и оседает на моей груди, желваки играют, и мы замираем в положении «наполовину». —Все прошло, давай, — моя ослабевшая ладошка ложится на мужественное лицо, слегка цепляя губу. Следующий толчок по боли равносилен первому. Пискнув, я сразу расслабляюсь, принимая его целиком. И это ощущение нельзя сравнить ни с чем. Все предыдущие ласки нивелируются, меркнут на фоне того всепоглощающего ощущения, что полностью накрыло меня. Рык над ухом похож на звериный, а мое дыхание становится поверхностным. Женя двигается, сначала медленно, растягивая истому, затем быстрее, но не грубо. Пусть намеки на грубость и прослеживаются в его желании обхватить ягодицы, что он и совершает, чтобы размашисто войти в меня, но в последний момент мужчина тормозит… и все выходит в разы плавнее. Очень быстро мы находим свое освобождение, моментально обхватывая друг друга руками и ногами. Прямо так, наплевав на все и лежим. Мне не хочется, чтобы наша близость прекращалось, но Женя первым тянется вниз, погружая пальцы в мои половые губы. —Надо проверить. Сейчас включу свет. Нет. Никакого света. Тогда все разрушится и вернется в реальность, а я не готова ее принять. Пока нет. Во мне так много счастья, что растрачивать его не хочется. Я совершаю уверенное движение к нему и сажусь сверху, мешая испортить этот момент. Член все еще в наполовину стоячем положении. Женя только стягивает презерватив, и тот падает на пол с хлюпающим звуком. Теперь подрагивающая плоть касается поясницы, а я сижу верхом на мужчине, наверняка измазав его всем, чем только можно. Но сейчас мне плевать. —Не надо…— снова целуя губы, которых теперь мне можно касаться. Глава 31 СВЕТА Утро наступает внезапно, и я просыпаюсь по щелчку, но страшно боюсь открыть глаза. Моя голова покоится на груди Жени, а волосы спутались и безобразными прядями покрывают его грудь. Я полностью обнажена, а между бедер ощущается тянущая боль. Но в душе такое чистое счастье плещется, что я не могу скрыть улыбку, упираясь носом в покрытую плотным волосом грудь. Мои губы едва касаются мужчины, а пальцы дрожат от наслаждения, что я испытываю от такой близости. Размеренное дыхание сигнализирует о глубокой фазе сна. Медленно открыв глаза, всматриваюсь в мужественный подбородок, пухловатые губы и длинные ресницы, дрожащие с каждым вздохом. Дрожу вслед за ними, трепыхаясь запертой в клетке птичкой. Мне так страшно, что с наступлением утра все закончится, что мысленно я начинаю просить об обратном. Чтобы вдруг все не прекратилось вместе с жестоким осознанием реальности. Пятерней Женя даже во сне контролирует меня, не пуская сдвинуться с места. Помимо всего прочего, чувствую пульсирующий член, касающийся ягодиц с каждым вздохом. Меня на части рвет от желания поцеловать мужчину, такого сонного, размеренного, моего. Но вместо этого подперев ладошкой подбородок, не моргая рассматриваю разглаженные черты лица человека, которому я так давно уже отдала свое сердце в полное владение. Спустя пару минут Женя просыпается, первым делом прижимая к себе ближе, настолько, что дышать становится трудно. Приподнимая меня выше, он упирается губами в висок и шепчет: —Доброе утро, малыш. Как ты? — от вибрации в голосе, ударяющейся сразу по всем нервным окончаниям, грудь становится тяжелой, царапаясь о жесткий волос и горячую кожу мужчины. —Все хорошо, — скольжу ладошками по лицу и поворачиваю его к себе, оставляя мягкий поцелуй на губах. Голова кружится от чувств, обрушивающихся на тело. Женя перехватывает инициативу, углубляя поцелуй и одновременно раздвигая мои ноги так, чтобы они полностью обхватывали бедра. Секунда и я уже лежу под ним, а ноги сцеплены на пояснице. —Точно? Болит? — пальцами он скользит ниже, будоража простыми движениями все тело. —Нет. —Ты врешь, малыш, — серьезный взгляд останавливается на мне, как предупреждение о чем-то. И тут я замечаю красноватые разводы на прессе мужчины, отчего моментально краснею. Он явно видит их так же, как и я. Простынь тоже испачкана, стягивающие ощущение на коже ощущаются по бедрам. —Боже, какой стыд, — прикрываю лицо руками, и вижу, что и на них есть разводы. Тут что свинью зарезали? —Свет, спокойно, ну просто кровь, ничего страшного. —Она везде, Женя, — не отнимая рук от лица отвечаю ему, сдавленно дыша при этом. Как мне теперь ему в глаза смотреть? Женя трогает меня там, раздвигая складки, и мне теперь еще больше не по себе, вся натягиваюсь струной. —Больше не идет, я думаю, это нормально, но может сходим в больницу? —НЕТ! — визжу, резко подскакивая, отчего практически ударяюсь лбом о подбородок своего телохранителя. Тот распахивает объятия и впивается в губы жадным поцелуем. Язык моментально ныряет глубже, выталкивая все дурные мысли из головы. Остается лишь непреодолимое желание снова ощутить все то, что пережили вчера. Мужские ладони подхватывают меня за ягодицы, и я проезжаюсь складочками по стоящему члену. Разряд тока прошивает тело. Глаза в глаза, в них сейчас видно всю вселенную. —Не надо стесняться меня, я все видел, мне все нравится. Он так спокойно это говорит, будто бы это совершенно обыденно, что мы вдвоем все это. Выдыхая спертый воздух, упираюсь грудью в Женю, чтобы скрыть наготу, ведь мне по-прежнему неловко. При свете дня... ***************************************************************************** Кувырок — я и под ним, обнимаю крепко-крепко широкую фигуру, укрывающую щитом, кажется, что от всех бед на свете. Внутри меня раздувается абсолютно чистое счастье, и я закрываю глаза, пытаясь продлить это ощущение. Даже не дышу толком, втрамбовывая неповторимый запах в себе без остатка. —Спрашиваю еще раз: ты как себя чувствуешь? — шепчет мне в ухо, проезжаясь щетиной по исполосованной ласками коже. —Я лучше всех, —отвечаю ему в грудь, прижимаясь губами к жесткому волосу. Мне и правда хорошо, никакие ощущения недомоганий не смогли бы испортить этот прекрасный момент. —Хорошо, я должен отойти на час. Ты пообещай мне, что не будешь думать лишнего, хорошо? На завтрак что принести? Что хочешь? — Женя улыбается. Осматривая меня внимательным взглядом, от которого воспламеняюсь на раз. Я бы лежала вот так вечность, и мне ничего больше не надо. —Да что угодно, все равно, — улыбаюсь, откидываясь назад на подушки. Мы полностью соприкасаемся самым сокровенным в абсолютно голом виде. Настолько интимно, что мое тело предательски ноет, требуя продолжения, но я слишком хорошо понимаю, что к нему не готова и не буду готова в ближайшее время, если принимать во внимание саднящие ощущения между ног. Пальцами проезжаюсь по лопаткам и оседаю на бедрах, выводя узоры. Взгляд упирается ниже и замечает черные линии, по которым я начинаю вести, обводя контуры замысловатого тату. Сглотнув слюну, тянусь в сторону, чтобы рассмотреть подробнее, все еще порхая пальчиками по рисунку. Это птица? Да, похоже на птицу, одну и вторую, чуть ниже первой. Немного странно как для мужского тату, но обводя указательным пальцем эту красоту, в голове рождаются какие-то теплые чувства. —У тебя тату, красиво, —мечтательно произношу, рассматривая мелкие детали. Рисунок необычный и выполнен с подробностями. Женя перехватывает мою руку и притягивает к губам, целуя пальцы, а затем спрашивает: —Нравится? —Очень красиво, я бы тоже хотела такую. —Не надо портить свое тело, малыш, и это больно, а ты такая нежная у меня. От простых слов я расплываюсь мороженым на солнышке, подняв такой же поплывший взгляд на мужчину. Так много вопросов и страхов крутятся сейчас в моей голове, что это точно отображается на лице. —Жень, что будет, когда… —Папа узнает, да? Он ухмыляется, махнув головой при этом. Взгляд опускается на мою оголенную грудь. Женя рассматривает ее с особой скрупулезностью, пока мои внутренности будто на вертеле вращаются, а трепет поглощает тело… —Да. —Он меня подвесит за яйца в своем кабинете и будет лупить, пока я не откинусь, — с юмором произносит мой телохраниетль. Кровь моментально стынет в жилах, а страх пробирается по коже вверх, локализуясь на шее. Душит. —Нет, я сама ему скажу, Жень, он меня послушает, — резко поднимаюсь и обнимаю мужчину так крепко, что руки сводит от напряжения. —Света, это мужской разговор, и я получу в морду заслужено, но мы будем говорить только вдвоем. Ты вообще присутствовать не должна, и не надо, пожалуйста, спорить, бросаться на амбразуру, пытаться уговорить меня. Я мужик, и я все решу. Но сначала у нас есть проблемы посерьезнее вообще-то. Глава 32 ЖЕНЯ Смотрю в подернутые дымкой потушенной страсти глаза и понимаю, что в Свете огня хватит спалить меня вместе с моими влажными фантазиями на ее счет за секунды. Она заглядывает прямо в душу, выворачивая нутро наизнанку, и явно готова уже идти в бой, хотя по факту о нас никто не знает. Пока не знает, но долго это продолжаться не может. Света не секрет, не грязная тайна, она моя слабость, что непременно случается, если ударить с ноги по коленкам, после чего человек падает лицом в пол, разбивая тело в кровь. Вот примерно так я и валяюсь, улыбаясь при этом и не выпуская из руку девочку, которую мне нельзя. Я сорвался с выступа вниз, ныряя в воду плашмя, а от этого бывают переломы, бывает что и насмерть разбиваются. В моей голове атомный взрыв, оставляющий после себя сплошной огонь, выедающий внутренности, лишающий зрения, потому что я давно ослеплен и теряюсь в обществе Светы. Она долго думает о чем-то, мне даже кажется, что сейчас наша ссора первая в плане «мужик главный, свыкнись с этим». Конечно, Света пошла в отца, в этом сомнений нет никаких, вот почему иногда она также, как и чета Беловых прет вперед танком. Это наблюдается и у дедушки, и у отца, так что брать пример было с кого. —Папа меня послушает, — она предпринимает последнюю попытку, а я сжимаю челюсть посильнее, лишь бы не выругаться в голос. При ней не хочется, хотя в другое время я бы это с радостью сделал, но и при других людях. —Папа меня любит и для меня сделает все. —Света, — предупредительный рык все-таки издаю, загребая девчонку в объятия и моментально прижимаю к себе. Отпускать не хочется. Носом ныряю в спутавшиеся волосы и жадно вдыхаю неповторимый аромат, от которого у меня сносит крышу. Я снова ее хочу, но сейчас вообще не до этого, не так быстро и не с таким напором. Нет. Только когда все заживет, а то я буду похож на коновала. —Я все сказал, — ставлю точку в разговоре. Никогда не будет такого, что света будет просить за меня у отца. Никогда. Я сам приду. Отхвачу по харе, а потом уйду вместе со Светой вне зависимости от получения благословения. Хотя его, разумеется, не будет. Тут можно на кофейной гуще не гадать. Света водит пальчиками по моей спине и обреченно выдыхает, что толкает меня на определенные мысли. —Это вопрос, который решаться должен исключительно мной. Я взял за тебя ответственность, я буду говорить с твоими родителями, потому что я старше, с меня спрос больше, отвечать придется только мне одному. И это правильно, малыш. Было бы куда хуже, если бы я прятался за тобой в надежде, что любовь отца отрикошетит злость на меня. Ты первая бы меня уважать перестала, поступи я так. Конечно, я далек от идеала, но для тебя мне хочется стараться. Света ведет губами по моей руке и поднимает потерянный взгляд на меня. —Хорошо, Женя, я полностью тебе доверяю. И люблю. Слышать это без привязки к сексу или к эмоциональным качелям в разы приятнее, штырит от этого в десятки раз сильнее. Мне кажется, я до нее вообще не любил никогда, иначе как пояснить то чувство, что раздувает меня всякий раз, когда я просто вижу Свету. Не говоря уже о прикосновениях или запахе, что непременно заставляет зверя внутри рваться наружу и защищать свое. —Ты для меня все, —шепчу ей в губы, слегка касаясь их. Мне сложно держаться, но приходится заставлять себя вырубить инстинкты и включить холодный разум, что в первую очередь настроен исключительно на благополучие девчонки. Трогать нельзя сейчас, целовать тоже, потому что я слишком хочу оказаться в ней снова. —Мне пора, я быстро. Ты обещай отдыхать, — шепчу сквозь зубы, превозмогая острое желание сорваться еще раз и прижаться к ней, ощутив всю сладость кожи. Света нехотя отпускает меня, тут же прикрываясь одеялом. Даже не так, закручивается в него коконом, за что я ей сейчас очень благодарен. Так будет в разы проще терпеть. На меня не смотрит, стесняется, наверное. К такому надо еще привыкнуть, потому что слишком давно я не сталкивался с подобным проявлением реакции на свой голый вид. Всегда был восторг, а тут румянец и опущенный взгляд. У меня это вызывает улыбку, которую я успешно давлю, ведь моя реакция больная. Чего я ожидал? От девочки чего ожидать? Конечно, только такого, и это нормально. Одеваюсь быстро, а Света пока поворачивается на живот и устремляет взгляд в окно. Волосы рассыпаются по спине, и на этой картине можно залипнуть надолго. Черт. И как оставить ее одну? Но мне позарез надо выйти на связь и купить продуктов. —Чья это квартира? — спрашивает она тихо, словно не уверена в том, что может вообще такой вопрос задавать. —По документам, она чья-то, а по факту — это новая квартира, о которой никто не знает. Запасной аэродром на случай, если все пойдет по плохому сценарию, — осторожно выдаю дозу информации, которая не навредит. Света замолкает и опускает голову. Волосы закрывают лицо, но я все понимаю. Обхожу кровать и опускаюсь на корточки перед малышкой. —Что ж, все пошло по плохому сценарию, — наконец произносит она, поднимая голову и всматриваясь в меня печальным взглядом. —Свет, я найду его, и это перестанет быть твоей проблемой. —Спасибо, — она ежится, но пытается улыбнуться, пусть натянуто, но хоть как-то. Мои пальцы ложатся на губы, искаженные в спазме, и яркие вишенки растягиваются шире в более естественном выражении. Моя девочка. Глава 33 СВЕТА Когда Женя уходит, я конец-то позволяю себе скинуть с себя одеяло и пойти искать уборную. В квартире пахнет новизной, и мне кажется, что я вряд ли найду хоть что-то для купания, но это неважно, мне хотя бы освежиться и смыть кровь. Взгляд падает на кровать, где видны алые разводы, и я не мешкая тут же сдираю постельное и скопом бросаю на пол, чувствуя максимальное смущение. Вероятность того, что Женя и так все видел, велика, но лишний раз напоминать не хочется. В этой квартире есть своя прачечная. О чудо! Я нахожу классические капсулы для стирки, и потому бегом сую грязную наволочку, плед в машинку и тут же запускаю в надежде, что сушка именно сушка, а не просто дополнительная функция для того, чтобы содрать денег с покупателей. Может постельное еще есть в шкафу? Ладно, это мелочи. Я принимаю быстро душ. Саднящие ощущение не покидают тело, но это приносит радость, а не неудобства. Стоя под сильным напором теплой воды, я расслабляюсь и не прекращаю улыбаться. Ладони цепляются за холодный кафель, а по телу прогуливается нега. Но в какой-то момент противные мысли начинают лезть в голову, и улыбка смывается моментально. Мне страшно, что может случиться что-то, что нас с Женей разведет по разные стороны баррикад, вот почему я так отчаянно пыталась сегодня изменить его мнение насчет отца. Мой папа — это моя любовь, безусловно, как и я его, но его при этом одержима, она не знает компромиссов и не готова делить любимую дочь хоть с кем-нибудь. Стыдно признаться, но даже к Яне на ночёвку меня отпускали лишь после того, как дед подтверждал слова сестры. Разве это нормально? Пожалуй, нет, но я и в таком случае не злилась, просто принимала своего папу таким, какой он есть. Он же у меня замечательный… Сомнений в том, что папа будет против наших с Женей отношений, совсем нет. Я уверена, что грядет война, в которой будет слишком много пораженных и раненых, и нельзя просто стоять в стороне и ждать, пока Армагеддон закончится. Пусть мой мужчина поговорит, конечно, но молча наблюдать не смогу. Почему-то я абсолюно уверена, что мое слово будет решающим. Глупая? Прямо в полотенце выхожу в комнату, где уже сидит Женя и смотрит на меня в упор. —Так быстро? — цепляюсь в узелок полотенца и выдыхаю. Скольжу по его рубашке взглядом, по лицу, а потом быстро подбегаю и обнимаю, прямо так, будучи еще влажной. Крепко-крепко сжимаю — мне теперь можно. —Да, а что мне? Тут магазин в двух шагах. Я купил на первое время всякого, включая шампуни и прочее. Без понятия, что ты используешь, но попозже можем сходить вдвоем, выберешь, что нужно, — шепчет он мне в плечо, обдавая кожу огненным воздухом. Женя меня подхватывает на руки и держит, а полотенце плавно скатывается, обнажая тело. —Свет, я твоему отцу звонил. А вот и моя реальность, которую я встречаю с особым волнением. Встаю на свои двои. Пульс стучит сильно-сильно. А ладошки плавно скатываются по плечам вниз. Придерживаю полотенце в последний момент и обреченно смотрю на мужчину. Он же следит за каждым моим движением, а по глазам видно восторг, вырывающийся из-под ширмы, которую он так любит цеплять для маскировки эмоций. —И что? Если папа сказал ему, что все решено, и мы можем возвращаться, я на месте упаду и умру. —Мы тут около недели поживем, может больше. Просил передать тебе, что любит и чтобы ты не волновалась. Связываться поменьше, чтобы нас не вычислили, так что пока раз в три дня и не в этой квартире, а с телефонов прохожих. Облегченно выдохнув, улыбаюсь как дурочка, на что Женя непонимающе всматривается в меня прежде, чем я тянусь к нему с поцелуем. Легкий чмок с моей стороны, а с его совсем нет. Перехватив инициативу, он грубо впивается в мои губы, проталкивая язык в рот, отчего по телу моментально поднимается жар. Женя садится на кровать, утягивая меня следом, сажая на ноги. Полотенце разъезжается, и я практически голая верхом на Жене целуюсь с ним как в последний раз. *************************************************************************************************************************************************************************************************************** Грудь становится слишком чувствительно, а ноющие соски посылают импульсы точечно вниз живота, заставляя меня изнывать от желания. Я никогда е думала. Что могу быть способна на такое. Что смогу сама проявлять инициативу в таких щепетильных вопросах, или что вообще когда-либо смогу прикоснуться к этому мужчине подобным образом. Руками вожу по плечам, собирая трепет по крупицам. Но он и так во мне насквозь прошит, заменяя кожу на выцветшую эмоциями страницу. Слегка приподнимаясь, я проезжаюсь ноющими складочками по жесткой ткани джинс и выдыхаю резко в рот мужчине от остроты саднящих ощущений. Не болит, но упрямо напоминает о том, как именно я провела ночь. Возможно, это действует отрезвляюще на него, а может причина в исключительной порядочности, но Женя меня отталкивает, мягко и при этом настойчиво. Так, что я понимаю предельно ясно — сейчас продолжения не будет. —Нет, — мой телохранитель смотрит на меня пьяным взглядом, лишенным всякой адекватности. Зато руки упорно удерживают на месте, одна даже целомудренно прикрывает полотенцем то, что давно раскрыто для мужчины. —Хорошо, Женечка, я просто поцеловала тебя. —Твои поцелуи простыми назвать точно нельзя, — он криво улыбается и поднимает взгляд с моих бедер на грудь, а затем и на лицо, пронзая поплывшими омутами. Кадык дергается вслед за сказанной фразой. —И мой папа нас убьет, —нервный смех прорывается наружу, отчего Женя становится хмурым. —Еще раз. За все отвечать буду только я. Непоколебимая уверенность в голове срезает на корню все мои юморные мотивы. Спорить даже как-то не хочется, теперь у Жени совершенно другая интонация. В ней напрочь отсутствует теплота и принятие. Теперь ответ настолько точный, что поймет любой. —Извини, если грубо, — вдогонку летит от него, а затем Женя встает вместе со мной на руках, и спустя мгновения, прижав к себе запредельно сильно так, что мои позвонки хрустят, шепчет в ухо хриплым голосом: —Я давно не пацан-молокосос. И даже когда был им, никогда не прятался за девушкой, наоборот сломя голову шел вперед защищать при любом раскладе. При неравных силах, один против толпы, когда мне говорили нет или умоляли не делать этого. Разница между мальчиком и мужчиной заключается именно в этом: не пасти запасных, не ждать пока попросят, а защищать то, за что он готов и умереть. Я скажу это один раз и больше повторять не стану, Свет. Принимай мое лидерство и будь за мной в безопасности. Все это время я не дышу, боюсь даже моргнуть, чтобы не пропустить абсолютно ничего из того, что сейф час происходит между нами. Нет, я привыкла, что мужчина главный. В нашей семье все было именно так, да и вообще в моем окружении никогда не было мужчин, способных «пасти задних», как говорит Женя. Но тут ведь другое…о другом. Мой папа совершенно исключительный случай. Он для нас с мамой всегда готов горы свернуть, да и Вэ учит этому. Будь хоть кем, но мужиком по итогу, чтобы не стыдно было самому за себя. Мама всю жизнь получает поддержку, а уж как он ее завоевывал…Отдельная история для того, чтобы тихими вечерами рассказывать детям и внукам, например. То есть я абсолютно точно принимаю позицию главного, но я очень боюсь, что папа жене навредит из ревности и вредности, лишь только потому, что я его Горошинка, которая теперь не полностью его...ведь я выросла. —Я услышала тебя, Женечка, — шепчу тихо в ответ, прижимаясь щекой к отбойному молотку, скрытому за широкой грудной клеткой. Этот звук убаюкивает. —Пойдем кушать… Как будто специально, мой желудок начинает издавать адские звуки птеродактиля на охоте. —А что у нас на завтрак? —Я купил всего по чуть-чуть, но полуфабрикаты. —Может я лучше блинчики приготовлю? Женя замирает, после чего заглядывает мне в лицо и слишком радостно спрашивает: —Со сгущенкой? —Со сгущенкой, — улыбаюсь, понимая, что теперь меня затапливает абсолютным счастьем. У нас с ним своя история сгущенки… Глава 34 Света День, два, три. Время утекает сквозь пальцы, лишая способности дышать, когда я начинаю думать о том, что будет «потом». Сейчас же я словно замираю в одной точке, крепко обхватывая руку Жени, засыпая на его груди, просыпаясь на ней же, целуя проступающую щетину, касаясь пальцами губ. Мне может и жарко, может не совсем комфортно в одной позе спать, но даже во сне я не смею пошевелиться, плотно обтекаемая сильными руками, в которых спится в разы приятнее, мягче, уютнее. В этих руках надежно как в бункере с бесперебойной системой жизнеобеспечения под рукой. Женя тоже с трудом сдерживается, чтобы лишний раз ко мне не прикоснуться. Это так четко во взгляде у него прослеживается, что я невольно улыбаюсь. Я понимаю, что он старается держать руки при себе, иначе мы бы проводили все время в кровати, а он у меня джентельмен. Более того вбил в голову, что там что-то должно зажить. От медицины я далека, а Яне позвонить не могу. Мой телефон свое отжил, а Женя не дает мне индивидуальное средство связи. Мне страшно оттого, что все хорошо. Наверное так логичнее всего обозначить происходящее с нами...со мной. Будто бы я не верю, но я отчаянно пытаюсь удержать уплывающий из рук момент, отчего периодически просто подхожу и обнимаю Женю, что бы он при этом ни делал. Мы можем стоять так, пока я не отпущу, потому что он никогда не отталкивает меня, лишь сильнее прижимает к себе. —Жень, я не хочу домой…— говорю я ему честно, потому что дома…будет не так, будет в тайне от всех. Это я понимаю. Женя явно не вывалит на отца все скопом, он скорее мягко действовать начнет. Но как мягко? Явно через поступки какие? А может если принесет голову моего сталкера на блюдечке? И что тогда? Может это отца и вовсе не смягчит, ведь именно за этим Женя и был назначен моим телохранителем. Чтобы бдил, охранял и оберегал от всякого зла. Я даже знаю, что моя отец скажет ему, когда узнает. Хотя нет, они говорит точно не будут. В этом у меня нет никаких сомнений. От догадок аж сердце замирает, настолько мне жутко от тех картинок, что напором перед глазами мелькают. —Светлячок, ты себя накручиваешь…— спокойным тоном говорит со мной Женя, подхватывая двумя пальцами лицо за подбородок. — Бояться тебе точно нечего, ты же со мной, — он и правда излучает уверенность на словах, вроде и по языку тела это заметно, вот только я отчетливо вижу совсем другое…на дне невозможного цвета глаз тоже селится сомнение. Оно пока что слабое, едва различимое, но мне удается его сосчитать. То самое сомнение, что настолько сильно меня пугает и не дает расслабиться до конца. Не может же он сомневаться в том, что мы будем? Что нам позволят? Может я себя накручиваю? Да, так и есть. —Я смогу папе позвонить? — спрашиваю едва различимо, стараясь не двигаться. Женя криво улыбается и кивает неоднозначно, будто бы идея так себе. Но мне надо позвонить и просто услышать отца, чтобы понимать, насколько все плохо. Ведь мне не говорят ровным счётом ничего. —Да, пойдем сегодня на прогулку. Позвонишь. —Разве у тебя нет телефона? —Это небезопасно. А мы с твоем отцом учли все варианты развития событий. Настолько не по себе мне сейчас, что даже подташнивать начинает. Опустив взгляд, выдыхаю рвано, прежде чем решаюсь задать следующий вопрос… ******************************************************************************************************************************************************************** —Что-то выяснили? Кто подорвал машину? — Осторожно спрашиваю, не особо рассчитывая на хоть какой-то ответ. Женя заметно играет желваками, окидывая меня нечитаемым взглядом. Такой реакции я от него в принципе и ожидала, но все равно как-то жутко холодно внутри. —Мы нашли этого человека, но ответ нам не нравится, вот почему пытаемся убедиться на сто процентов в правильности не самого радужного открытия. Нашли. И не нравится ответ. Значит, это кто-то, на кого меньше сего можно было бы подумать. Холодок оседает в грудине, покрывая ее корочкой льда. А если это близкий круг, настолько близкий, что открывшаяся реальность сможет меня убить? Онемевшими пальцами я касаюсь теплой руки Жени и цепляюсь за него как за спасательный круг. Мне кажется, я одновременно хочу знать и боюсь этого как огня. —Кто? По лицу мужчины мазками идут тени, превращающие лицо в неживую маску. —Давай я отвечу тебе на этот вопрос чуть позже. Чтобы уже наверняка, а то так ты будешь только зря нервничать. Вот только я и так нервничаю, и это скрыть не удается. Женя перехватывает меня за подбородок и прижимается к губам своими. Несколько дней он меня практически не трогал, только ночью к себе прижимал так сильно, что мне порой было сложно дышать. Я понимаю, в чем моет быть причина, но мне от этого ничуть не легче. Внутри все обрывается, когда его язык ласкает мои губы, щекочет кожу, воспламеняя моментально тлеющий ныне уголек. Я понимаю, что полностью отключаюсь, когда Женя прикасается ко мне, ласкает тело, целует душу. И пусть сейчас это имеет эффект отвлечения, я все равно рада. Обхватываю его за шею и крепко прижимаю к себе. Грудь плотно упирается в его стальные мышцы. Этот контакт лишает меня кислорода. Лишает возможности мыслить здраво. Сильные руки подхватывают меня под ягодицы и плотно прижимают к телу, массируя при этом бедра. Я упираюсь лбом в лицо Жени и выдыхаю огненный воздух, что застрял внутри и до боли раздувает грудину. Возбужденные соски трутся о ткань пижамы, пока мой мужчина не стягивает ее. Сначала майку, что падает куда-то в сторону, затем ставит меня на пол и в одно движение лишает и шортов, наклонившись при этом так, что умудряется обхватить сосок губами, зубами, лаская еще и языком Ноги подкашиваются от неожиданной ласки. Я обхватываю голову Жени и пальцами ныряю в всклоченные мною же волосы. Проворными пальцами он начинает ласкать меня между ног, и теперь я в принципе не могу стоять. Тогда Женя сгребает меня в свои руки и несет в спальню. По пути ласкает мою шею, обхватывает грудь, водит пальцами, вызывая табун мурашек. Все это — моя сгущенка, которую ты готов есть килограммами, не испытывая при этом укоров совести. Меня разрывает от чувств и эмоций, я в них натурально захлебываюсь, но с таким остервенением держу за хвост, будто бы очень боюсь их потерять. Они мне нужны как воздух, чтобы понимать: больше нет страхов, запретов и сожалений, нет переживаний относительно нашего будущего. Есть только мы сейчас и вообще. Настолько счастливой я не была никогда. Веду ладошками по мужской груди и цепляю все отметины жизни. У него так много шрамов, и несколько татуировок. Но если провести по ним пальцем, Женя напрягается, пусть это может быть незаметно для обычного человека. Не для меня, которая замечает, как разглаживаются его морщинки, стоит мужчине впасть в короткий сон. Я засыпаю вместе с Женей, а затем просыпаюсь и просто смотрю на то, ка кон дышит, прижав мою ладонь к груди. —Я вообще дурею с тобой, — шепчет он мне в губы, уложив на кровать. Следом же накрывает собой, всматриваясь в меня помутневшим взглядом. В нем столько всего, что от радости меня скоро расплющит. —Я давно, —с улыбкой говорю ему, обводя контур мужских губ. Они у него идеальные, и я от них дурею так же сильно, как и от Жени целиком. Он стягивает пижамные брюки, боксеры, представая передо мной полностью голым. При свете дня с настолько близкого расстояния я не видела его еще голым. Меня бросает то в холод, то в жар, когда я рассматриваю крупную головку, внушительный размер. Мне не понять, какие они вообще бывают, но почему-то кажется, что у моего мужчины он самый лучший и идеальный. И очень большой. —Прикоснись, не бойся, — хрипит он мне в лицо, слегка поддаваясь бедрами вперед. Очень медленно тянусь к набухающему члену и провожу пальцами по головке. Кожа здесь мягкая, нежная. Иду дальше, обхватывая его по всей длине. Мне кажется, что сделай я что-то не так, Женя мне обязательно скажет, но пока он — только дышит тяжело и толкает мне в ладошку. Я не уверена в своих движениях, но очень хочу сделать ему хорошо. В процессе отмечаю, что мне самой это доставляет некоторую степень удовольствия. Между складочек становится влажно, внизу живота начинает распаляться пожар. Женя наклоняется ниже, теперь его член елозит по моему животу, пока я все так же обхватываю его плоть и вожу ладонью вверх-вниз. Нам обоим жарко, настолько, что я чувствую капельки пота, скатывающиеся по мужскому телу на мое. В какой-то момент я совершаю слегка уклончивый жест, меняя угол на пару градусов, и слышу, как мой телохранитель издает хрип, замирая в этой позе. —Извини. Больно? Я прекращаю, всматриваясь в Женю, но тот лишь устало улыбается мне и перехватывает за бедра, чтобы перекинуть на себя верхом. Пискнуть не успеваю, как я сижу сверху, а в ягодицы упирается пульсирующий член. —Очень нравится, а такой вид мне нравится в разы больше. Он лежит и смотрит на меня, так скрупулезно рассматривает, что мне становится неловко. Я чувствую томление в груди, и в этот момент Женя обхватывает соски пальцами, мягко прокручивая их в разные стороны. Перед глазами все темнеет, и я теряю равновесие, наклоняясь на мужчину, а тот приподнимает меня и опускает на горячий член, входя в меня резко и грубо. Взрыв сверхновой. Из горла вырывает стон вперемешку с криком, пока Женя приподнимается, и теперь мы оба сидим, наши лица в сантиметре друг от друга. Меня прошивает насквозь от того, что я испытываю. По коже гуляет ток. Женя припадает к моим губам и в перерывах между рваными поцелуями шепчет: —Двигайся. Я будто бы напитанная инстинктами двигаюсь как могу и умею, но каждое движение приносит так много наслаждения. Что они выходят медленными. Мне попросту нужно время, чтобы собраться после очередной лавины наслаждения. Грудь трется о жесткий волос на груди, и маленькие удары тока импульсами расходятся по телу. Я двигаюсь резко, медленно, и Женя мне помогает, приподнимая и опуская на себя. Рывки и хлюпающий звук сносят мне голову. А еще мы почти не открываемся от губ друг друга, продолжая кусать, лизать и просто впитывать в себя без остатка всю ту нежность, страсть и наслаждение, что втрамбованы между нами намертво. Он так сильно впивается в мои бедра, что там точно останутся синяки, но это меньше всего меня волнует. Скорее я хочу, чтобы они там остались. У меня немеют ноги, и словно читая мои мысли, Женя так же резко перекатывает меня по д себя, а затем укладывает на живот. Теперь я в наиболее уязвимой позиции и полностью лишена способности ласкать его. Не успеваю почувствовать разочарование на этот счет. Меня ставят на коленки и входят рывком. Кричим оба, я от секундной боли, что тонет в наслаждении. А затем этот бешеный ритм продолжается. Крупные ладони упираются в бедра и тянут то на себя, то от себя. Я успеваю только дышать, а еще чувствовать, что пружинка внизу живота лопается. Женя тоже замирает, резко выходит и укладывает член мне на ягодицы. Отголосками я чувствую влагу на пояснице, пока меня бьет крупная дрожь, а спазмы разносят по телу только наслаждение. Мы обессиленно падаем на кровать. Женя только слегка смешается, чтобы меня не раздавить. Мыслей ноль. Двигаться не можем, только переплетаемся плотно телами и, кажется, готовы так лежать вечность. Глава 35 Света Дни мчатся куда-то так быстро, что я успеваю только моргать, но не следить за его течением. Женя почти не проявляет эмоций. Только молча сгребает меня к себе на руки и подолгу смотрит на меня, особенно, когда ему кажется, будто бы я не замечаю. Ноя замечаю все. И его странно-серьезный взгляд, и напряженные мышцы рук, и сжатые челюсти. Что-то происходит, но он сопротивляется этому. Не хочет меня пугать, возможно. Мы собираемся на прогулку, и я так сильно хочу быть спокойной. Но руки дрожат. Дыхание срывается, как листва с деревьев в ветренную погоду. В том, что я теперь спокойно могу держаться за руку Жени есть что-то трепетное, что-то, что заставляет меня глупо улыбаться и периодически останавливаться, чтобы запечатлеть этот момент. Женя по большей части молчит, а я тараторю без умолку. Пытаюсь скрыть свое волнение, но мне кажется, каждый понимает, что это один из последних вечеров. Дальше будет одна из последних ночей. Чтобы открыто и без прикрас. Нет никаких сомнений, что мой отец не позволит нам сожительствовать. Даже больше, он без боя и быть нам вместе не позволит. Даже просто видеться. —Не грузись, Светлячок, — добродушно отмечает он, поглаживая мою ладонь. Все время, пока я трещу без умолку, он меня не перебивает. Слушает и слушает, пока я говорю самые разные глупости. И о том, что хочу с ним поехать туда, и сюда, и что была бы не против сходить в его любимое кафе, а может мы смогли бы пойти на аттракционы, которые я до сих пор так люблю, но с таким ужасом сажусь на самые высокие, ведь высота моя слабость. —Я не гружусь. —Грузишься, все хорошо ведь будет, — мы забредаем в парк вдали от дома, где остановились. И только здесь садимся на скамью. Женя достает телефон, меняет карту в нем и включает. —Да, будет. Когда мой телохранитель набирает номер отца, я чувствую то еще волнение, но еще и предвкушение. Зыблется внутри ощущение, что папа сможет все понять по моему голосу. Прочтет, раскроет карты и накажет как нерадивое дитя за плохое поведение. —Слушаю, — грозно звучит голос отца. —Пап, — вместо приветствия шепчу, обхватывая кнопочный телефон. Женя встает и уходит, явно не решаясь нам мешать. —Горошинка, ты как? Все нормально? Не грустишь там? —Грущу, конечно, а как иначе? —Не надо. Домой завтра вернетесь. Нашли мы твоего сталкера. Больше тебя никто не посмеет обидеть, запугать и что-нибудь в этом роде, —устало выдыхает отец, на фоне слышно маму. —Даю трубку, даю. Доча, мама рвется в бой, — посмеивается он, и очень скоро я слышу голос мамы. —Света, ты как, моя девочка? — почти плачет она в трубку.—Все закончилось. Слышишь? Все закончилось, моя радость! Внутри все обрывается. Значит ли это, что теперь мне совершенно не нужен телохранитель? Спросить сейчас будет странным, но не спросить…еще хуже, я ведь себя накручу окончательно. —Мам, да все хорошо, правда. Ты не волнуйся, я в порядке. За Женей как за каменной стеной. ********************************************************************************************************************************************************************************************************************************************** Проговорив это, я все еще всматриваюсь в спокойное выражение лица мужчины. Женя абсолютно не выражает никаких эмоций, только внимательно рассматривает меня, будто бы пытается найти ответы на все свои вопросы. —Как я могу о тебе не волноваться, Светочка? Ох, — мне кажется, мама практически плачет, на фоне слышится голос отца. —Не заливай мне ребенка слезами, Вася! Все! Хватит, успокойся. —Я спокойна, — ломающимся голосом произносит мать, а затем отходит от папы, судя по тому, как глухо звучит очередная волна наставлений. Что-что, а приказывать и поучать папа любит. —Что ты там делаешь, малыш? Чем занимаетесь? Если опустить жаркий секс, то что можно маме рассказать? Женя точно читает мои мысли, потому что усмехается и опускает взгляд на мою грудь, что сейчас высоко поднимается от глубоких вздохов. Кажется, что это не смотрит он, а прикасается своими большими горячими ладонями, выжигающими мою кожу на раз-два. Облизав вмиг пересохшие губы, стараюсь не сбиться с мысли и продолжить разговор с мамой. Я соскучилась адски, и пусть мне не хочется терять частичку рая с Женей, но по родным я также скучаю. Эта двойственность теперь у меня во всем. Хочу домой и ненавижу одну мысль о возвращении. —Я стараюсь выспаться, мам. И гулять побольше. Выспаться не очень получается, потому что я отвлекаюсь, но в целом…очень даже рада этому. —Это хорошо, прекрасно просто. С Женей не ругаетесь? Ты у меня такая своенравная…— смешинка сквозит, конечно, но все равно это утверждение звучит серьезно. —Не ругаемся, мам, у нас все хорошо. И это «нас» по-особенному греет душу, ведь теперь «мы» означаем одно целое. Неосознанно тянусь к руке Жени, но он решает притянуть меня в свои объятия. Это мне надо. —Да? Ну хорошо тогда. Ждем вас домой. Женя сказал, что завтра уже будете, чтобы в ночь не ехать… Просто он также оттягивает момент возвращения, как и я. Оттягивает как может. —Да, конечно, до встречи, мам. Обнимаю всех. —И мы тебя, малыш. Я сбрасываю звонок и вымученно выдыхаю в шею своего телохранителя. Наверное, сейчас мы смотримся как влюбленная пара. Быть может, даже разница в возрасте особо в глаза не бросается. Женя пересаживает меня к себе на руки и прижимается губами к макушке. —Расскажешь теперь, кто это? —Может давай лучше дома? — он гладит меня по спине, рождая в теле особые ощущения. —Женя, ну сколько можно? Я не маленькая девочка, а уже взрослый человек и в состоянии пережить любые плохие новости. Кто это? Скажи мне уже наконец! — говорю ему грубовато, упираясь лбом в его губы. А затем поднимаю голову и смотрю, как на лице больше нет того спокойного выражения лица. Руки сильнее сжимают меня в объятиях. —Твой лучший друг. Бам. Если бы меня сейчас приложили о что-то твердое, я была бы в меньшем шоке. Слава? Что? Да быть этого не может. Все внутри покрывается тонкой корочкой льда. Невидящим взглядом я вперяюсь в своего телохранителя и отрицательно машу головой. —Нет…— пытаюсь выбраться из его рук, потому что мне кажется, что я задыхаюсь. Мне не хватает кислорода. —Свет, подожди. Послушай меня. —Я не собираюсь слушать этот бред! Женя, я знаю Славу с детства, мы с ним прошли столько, что тебе и не снилось! Это мой лучший друг! Он мне почти как брат, ты понимаешь вообще это?! Это не он, я не верю. Дай мне с ним поговорить, — я чувствую, что очень близка к истерике, дышу часто и понимаю, что это все театр абсурда. Нет, это ошибка! Серьезная ошибка! Но зная папу, я могу только догадываться, что он уже предпринял! Нет! Я уверена, что это не Слава. Кто угодно, но не он! Мне удается подняться, но теперь меня шатает, а удушающая тошнота подкатывает к горлу. Женя встает следом, захватывая мои руки в свои, притягивает снова к себе и тихо шепчет: —Это он. Все доказательства указывают на это. Он влюблен в тебя уже давно, но ты не отвечала ему взаимностью. —Женя, это бред! Ты понимаешь, что это бред?! Неправда, я не верю, — хныкая, все гну свою линию. Я не верю! Я отказываюсь верить в это сумасшествие. —Нет, Агеев нам помог. Твой друг оказался тем еще гением в плане компьютеров, шифрования и дешифровки. Пока твой отец занимался отслеживанием существующего номера, Алан придумал кое-что получше и с точностью до сантиметра выдал нам адрес, с которого все это отправлялось. Адрес Славы. Это не может быть так. Совершенно не может быть. По щекам текут соленые слезы, пока Женя поднимает мое лицо чуть повыше, обхватив его в ладонях. —Мне жаль, малыш, очень жаль, но это он. Я не могу винить его в том, что он в тебя влюбился, но если бы это его нашел, то без размышлений придушил. Я резко дергаюсь в его руках, пытаясь вырваться из стального захвата. —Не смей так говорить, он не мог. Просто не мог! —Шшш, — Женя силой толкает меня в свои объятия, и теперь я рыдаю в его широченную грудь, задыхаясь от родного аромата, полностью наполняющего меня без остатка. Глава 36 Света Он гладит меня по голове, удерживает на плаву, пока у меня перед глазами бесконечным потоком проносятся все самые яркие события, связанные со Славой. Нет сомнений в том, что теперь эти кадры будут мне сетчатку выжигать. Синим пламенем. Слава ведь не мог. Он не такой. Я помню его сопливым мальчишкой, тем, кто всегда был рядом с тех самых пор, как мы пообещали друг другу быть друзьями навек. Навсегда и при люых обстоятельствах. Так как же такие нерушимые обеты могут все-таки рушиться? Как? От боли нечем дышать. Мне словно кажется, что я разучилась это делать. —Шшш, не надо, — Женя спокойно проговаривает, перебирая мои локоны в своих руках. Я давно уже заметила, что к моим волосам у него особая страсть. При каждом удобном и ненадобном случае он гладит их, будто бы только так находит успокоение. В самых простых вещах. —Это неправда, Жень. —Малыш, я так не думаю. —Я смогу с ним поговорить? Пожалуйста, — поднимаю голову и шепчу сдавленно. Женя морщится, стирая мои слезы большими пальцами. Они мягко гладят кожу, оседают скулах. —Давай мы сегодня не будем об этом говорить, а выясним детали, когда вернемся. А пока…просто не думай ни о чем. И доверься мне в этом решении. —Не смогу. —Я знаю, что это сложно, но давай сегодня просто проведем время вместе. Я приготовил для тебя нечто особенное. Уверен, тебе понравится. Женя ведет руками от плеч на талию, задерживается там и терпеливо ожидает моего ответа. Только сегодня не думать, да? Дрожу, цепляясь за своего телохранителя. Как и всегда в последнее время. Только в его руках мне удается немного успокоиться, уперевшись носом в выступающую ключицу. Дышу глубоко и часто, прикрыв глаза и обмякнув в объятиях Жени. Мы отправляемся куда-то в центр этого маленького городка. Тут повсюду снуют люди, они веселы и радостны, кто-то гуляет с детьми и жует сладкую вату. Мне нравится наблюдать за окружающими, это всегда имело какой-то странный терапевтический эффект. —Куда мы идем? — переспрашиваю, бросая на мужчину внимательный взгляд. Женя мне кажется сейчас каким-то отдаленным, будто бы со мной, а будто и нет. —На свидание? —Свидание? — переспрашиваю, несмело улыбаясь. Звучит приятно, а еще как-то по-новому трепетно. С ним все приобретает тот самый трепет, от которого пальцы сводит. Настолько сильно я хочу, чтобы он продолжался вечно… —Да, а как иначе? Я хочу и буду приглашать свою девушку на свидания. Конечно, в некотором роде понятия не имею, как их организовывать, но это уже детали, — смеясь, он притягивает мою ладошку, сжимаемую его рукой, к губам. Мягко целует, отчего по коже разносится табун мурашек. У нас все закрутилось очень стремительно и на свидания мы, конечно, не ходили, вот почему сейчас я вдруг радостно принимаю эту новость. —Куда пойдем? —Это секрет, потерпи немного, любопытная Варвара, — щелкнув меня по носу, он ведет меня в неприметное здание без вывесок и опознавательных знаков, но даже несмотря на это, я с первых минут понимаю, что мы в тире. Он обустроен как бункер, тут довольно много вывесок с разными видами оружия. Атмосфера боевая, но при этом ламповая. Будто бы только избранные люди допускаются сюда. Но Женя однозначно не первый раз здесь, даже больше…складывается впечатление, что всех здесь он знает давно. —Жек, ну привет, старичок, — высокий статный мужчина выходит к нам из-за стойки администратора и протягивает руку Жене. Похлопав по плечу, сразу отпускает и переводит внимательный взгляд на меня. Я сильнее сжимаю ладонь своего телохранителя. —Здравствуйте. —Батюшки, какая красота. Жек, ну урвал же, глаза не отвести, — незнакомец делает шаг ко мне и протягивает руку, на что я тут же отзываюсь. Но вместо рукопожатия меня ждет поцелуй в тыльную сторону ладони. —Я к вашим услугам мадемуазель. —Полегче, — недовольно бурчит Женя, притягивая меня за талию к себе. —Света, это Роман, владелец тира и мой старый знакомый. —Не такой старый, как ваш избранник! *********************************************************************************************************************************************************** Шутка заходит мужчинам, но не мне. Я внимательно всматриваюсь в собеседника, вмиг теряя к нему всякое возможное расположение. Может для кого-то галочка относительно возраста и шуточна, но мне даже намек на это кажется странным, потому что я очень долгое время загонялась относительно разницы в возрасте. Скрыть свое недовольство не получается, оно маской отображается на лице, что моментально считывается. —Милое дитя, прошу меня извинить, но уже в том возрасте, когда такие шутки не кажутся неуместными. Жек, ну без обид? Женя не проявляет никаких посторонних эмоций относительно услышанного, только захват его руки усиливается. Тело мягко вибрирует в ответ на скрытую ласку. —Мы пойдем. —Первая кабинка, удачно пострелять. Пострелять? Я бы может разве что наблюдала за Женей, но никак не участвовала. Мы спускаемся по лестнице вниз. Жене переплетает наши пальцы, но я никак не могу успокоить бешено колотящееся сердце. —Я тоже буду?— неуверенно спрашиваю, ощущая, как конечности начинают холодеть. Все дело в том, что к оружию я отношусь плохо. Нет. Даже не так, я скорее его боюсь. Мой отец владеет боевым, и прежде, чем купить, конечно, получал разрешение, проходил курсы. У дедушки также имеется, так что в нашей семье оружие не в новинку. Однако я все равно ничего не могу поделать с тем, что испытываю жуткий страх перед ним. Даже на фотографиях. —Конечно, а почему нет?— добродушно улыбается Женя, и я замираю на ступеньке, вцепившись в парапет. —Я не умею…и я боюсь. Женя разворачивается, и теперь мы стоим так, что находимся на одном уровне. Непривычно быть с ним на одном уровне. Хотя бы так, хоть имитация этого равенства. Всматриваюсь в его широко распахнутые глаза, обрамленные длиннющими ресницами, и теряюсь в своих эмоциях. Меня топит ими. Я в них захлебываюсь рядом с Женей. —Я тебя научу. И буду рядом, тебе бояться нечего. Никогда и ни в чем, когда ты со мной. И даже если я не рядом, ты все равно под моей защитой. Его слова мне ударяются в сердце и растекаются по нему патокой. Возможно, для кого это могло бы звучать высокопарно, для кого-то даже высокомерно и как-то с напуском. И только для меня это нерушимый обет, в котором я уверена больше, чем в самой себе. Больше, чем в ком-либо еще в своем окружении. Глава 37 Света —Первое. Ты не должна бояться оружия. Это твой компаньон. Средство. Метод. Женя проводит инструктаж, ставит меня в правильную позицию, шепча на ухо все то, что я должна помнить. У меня не получается в полной мере осознать его слова, потому что прикосновения будто бы отключают мозг. Ладони съезжают от рук к пояснице, спиной я теперь прижимаюсь к груди своего телохранителя. Мне кажется, этот момент намного более интимный, чем может показаться на первый взгляд. Шершавые пальцы скользят вверх к шее и выставляют правильно угол наклона головы. Пульс стучит в висках от простых касаний, а руки покрываются тонкой липкой пленкой. На столике стоят разные пистолеты, и все они меня пугают до чертиков. Не могу пояснить собственный страх перед оружием, но чем больше я всматриваюсь в холодный металл, тем тяжелее мне дышать от подступающего к горлу удушающей тошноты. —В этом деле все имеет значение, Света. Если ты правильно дышишь, стоишь, держишь оружие, значит, ты правильно стреляешь. Ничего не бойся. Никогда. Как только страх поселяется внутри тебя, ты совершаешь ошибки. Или промахиваешься, — губы скользят по ушной раковине, а я покрываюсь мурашками. Горячее дыхание опаляет кожу, покрывающуюся от этого мурашками. Я сглатываю вязкую слюну и рассматриваю белый трафарет, висящий на приличном расстоянии от нас. Там схематично нарисован человек, мне отсюда не так чтобы идеально видно, но, очевидно, попасть нужно по центру. —Ты давно этим занимаешься? —Всю жизнь, — печальным голосом отвечает Женя. —И тебе нравится…стрелять? —Мне нравится оружие. Изящный способ выпустить пар, — широкие ладони приземляются на мои бедра, слегка переставляя позицию тела. Теперь я точно стою правильно, пока стою, ведь очень близка к тому, чтобы растечься патокой у ног мужчины. Он на меня действует как анестезия. —Думала, что мужчины предпочитают секс, — хмыкаю и краснею от сказанного. Да. По крайней мере, так всегда и говорят эти самые мужчины. —До некоторых пор мне секс не помогал, — Женя касается моей щеки своей, губы растягиваются в улыбке. Намек ведь понят. А я все равно чувствую странное саднящее чувство в груди при мысли, что раньше он сексом занимался с другими. Это ведь детский сад ревновать кого-то к бывшим, но я ревную. Мне кажется, я настолько сильно помешалась на Жене, что не могу мыслить рационально. Это странно и явно неправильно. Женя накрывает меня собой со спины, еще раз наставляя правильную позицию. Затем вручает мне наушники и помогает их правильно надеть их. В них слышно окружающую среду будто бы сквозь вату. Теперь общаемся жестами. Сначала Женя берет пистолет и, выставив руку за спину, делает серию выстрелов. На каждом я дергаюсь, но впитываю в себя вид напряженного мужского тела, отточено выполняющего замысловатые движения. От них кровь в жилах встает. Он так спокойно это делает. Только мускулы напрягаются, а на лице полнейшее спокойствие. Взгляд колкий, устремленный в одну точку. Уверена, что он точно не попал в молоко, там наверняка каждый выстрел прошелся по центру. Понимаю, что все это время даже не дышу, не то, что не моргаю. Настолько впитываю в себя происходящее, что растворяюсь в итоге. Когда наступает тишина, а Женя поворачивается ко мне с легко улыбкой на губах, я поднимаюсь на носочки и, обхватив голову своего телохранителя, первая целую его, задыхаясь от желания, захватившего тело. Глава 38 Света Он подхватывает меня за бедра и сажает на столик. Ноги скользят вверх и приземляются на поясницу, пятки упираются в накаченные ягодицы. Я будто бы взрывной волной выдыхаю отчаянное желание в рот Жене, задыхаясь при этом от нахлынувших чувств. Сносит голову и отключает. Разряды тока прошивают тело. Сталкиваемся грудными клетками. Каждое касание как раскат грома. Губы пекут, плавятся под напором, с которым мы ласкаем друг друга. Остро, до боли, на разрыв и так, как будто очень боимся, что это и станет чем-то последним. Любая наша близость, от прикосновения к руке и до секса, всегда как будто на надломе, словно оба боимся и самим себе сознаться в производящем. И в том, что дальше полная неизвестность и сплошные преграды в лице моего отца и нашей разницы во всем на свете. Но это ведь неважно. Женя проезжается щетиной по моему скуле и дарит пульсирующий поцелуй на скачущую от напряжения жилку за ушком. Мурашки табуном по коже гуляют. Запрокинув голову, вырываю клочок воздуха, что тут же застревает в лёгких, переполненных чем-то, что мешает полноценно дышать. Мне хочется плакать. Цепляясь за плечи мужчины, практически молю, чтобы это не заканчивалось, но мой Телохранитель останавливается ровно в тот момент, когда я успеваю подумать об этом. Наши страхи материализуются. И я должна прекратить об этом думать, но в груди словно дыра. Я не хочу возвращаться домой. Не хочу погружаться в то, от чего с такой радостью сбежала с тем, кого так сильно люблю. Женя упирается губами в мой лоб и тихо произносит: —Я себя уважать перестану, если позволю с тобой так себя вести, малыш. До дома же потерпим… Я смотрю на дергающийся от каждого произнесенного слова кадык и сдавленно дышу, словно продираюсь сквозь дымку, выхватывая живительный кислород. —У нас вся жизнь впереди, Свет, — он не пытается оправдаться, но поясняет, почему "нет". И правда ведь, мы в общественном месте, но меня это мало останавливает. Наверное, ничто не сможет меня остановить сейчас. Приподняв мое лицо за подбородок, мужчина с улыбкой на лице шепчет: —Выглядишь расстроенной, теперь я чувствую себя мерзко. —А не надо было отбирать у меня конфетку, раз уже однажды дал попробовать. Мои слова производят на Женю впечатление. Он смеётся, отчего на лице появляются мелкие морщинки, в которые я тоже влюбилась. В каждую складочку, залом, "несовершенство", для меня являющееся абсолютным превосходством во всем. —Интересные метафоры. Не грузись, лады? — толкает меня на себя, и я тут же обхватываю мощную фигуру, упираясь лицом в грудь. Дышу часто и много, стараясь напитаться этим чувством. —Конечно, не буду. Говорю я с показной уверенностью. —Эй, Халтурщица, давай стрелять. Он опускает меня на пол и разворачивает спиной к себе. Мы начинаем сначала, и в этот раз я стараюсь не думать ни о чем, кроме как о выстреле в цель. Ожидаемо, ни в первый раз, ни во второй у меня не получается хотя бы приблизительно попасть в табло. —Ты забываешь, что нельзя дышать, когда стреляешь. Попробуй ещё раз. Голос обволакивает меня, хоть и сквозь пелену звучит. Я замираю и стреляю, в этот раз даже не дергаясь от звука. Попадаю в молоко, но это уже повод для гордости. А у Жени…у него вся обойма ушла ровно в центр. Поразительная меткость, от которой волосы на затылке встают дыбом. Я стреляю буквально несколько раз, а затем сажусь в уголочек и наблюдаю за тем, как Женя делает это намного более искусно, чем я. У него все выходит лучше и изящнее, в то время как я все ещё любитель, и все ещё боюсь оружия как черт ладана. Видимо, заметив, что я как никогда тихая, он тихо спрашивает: —Скучно, да? — с печальной улыбкой спрашивает мой Телохранитель. Уплываю вслед за морщинками, гармошкой собирающимися вокруг родных глаз. Нормально, что я так сильно втрескалась в него? Нормально, что до боли в груди? Мне кажется, что даже дышим мы синхронно. Я с ним в унисон. —Нет, мне нравится за тобой наблюдать, — говорю и дрожу, чувствуя, как мурашки по телу гуляют. —Я бы хотел, чтобы ты тоже поучаствовала и прониклась процессом, но, видимо, не угадал с предпочтениями. Но у меня есть ещё кое-что, что обязательно должно понравиться, — тяжёлыми шагами он подходит ко мне и, наклонившись, поддевает лицо за подбородок, чтобы провести губами, проехаться по ним обжигающими касаниями. —Оружие меня страшит и с этим я ничего сделать не смогу, Жень, — шепчу в полубессознательном состоянии. Проезжаюсь пальчиками по груди. Мне хочется больше, но мы уже это проходили. Глотаю вязкую слюну и тону во взгляде мужчины. Он прожигает, прошивает. Насквозь. Не могу привыкнуть к тому, что могу вот так касаться его легко и просто, просто потому что хочу. —Пойдем, на людях мне в разы проще сдерживаться, — он удивляется, посматривая на меня украдкой. Соглашусь с ним. На людях проще, но все равно именно на людях хочется заявить о своих правах на этого мужчину. Пусть пока и прав никаких нет. Мы идём гулять по парку, садимся под огромным деревом на летней террасе уютной кафешки, чтобы перекусить. —Я о тебе так мало знаю, а ты знаешь обо мне практически все. —Ты выросла у меня на глазах, конечно, я знаю о тебе все и даже больше. Эта фраза гасит настроение Жени на раз-два. Меня тоже ставит в тупик она, обозначающая явное…нехорошее, на что многие явно не смогли бы закрыть глаза. Да, старше. На целую жизнь, но меня это не волнует. —Это ведь ничего не значит, — непоколебимость в голосе пугает и меня. Женя изучает мое лицо, кивает и криво улыбается. Я жду ответа так сильно, как будто от этого может зависеть моя жизнь. —Для меня это не значит ничего, остальное неважно. Облегчение затапливает волной, пусть я и так понимаю, что этот ответ прозвучал бы именно так. Мы говорим о разном, и это засасывает. Не думала, что у нас может быть столько общих тем. Все рушится, когда я задаю фатальный, как окажется позднее, вопрос. —Как ты попал к моему дедушке, Жень? Улыбка с лица моего мужчины слетает, а глаза остаются холодными, словно лёд. —Я должен был сесть в тюрьму за убийство, а в итоге попал в команду мэра. Шок на моем лице слишком явный, чтобы его скрывать. Глава 39 Света —В смысле? — переспрашиваю еле слышно, мой голос кажется чужим. Женя внимательно рассматривает меня, считывая первый шок. Да что там первый, и второй. Я вообще смутно соображаю сейчас, зато чувствую панический ужас. —Между нами же все честно, Свет? Ты должна знать обо мне все, прежде чем принять окончательное решение. Разумеется, да, но я не уверена, что готова сейчас это слышать. Женя в моем воображении какой-то слишком идеальный принц, без страха и упрека, а это…будто разбивает идеальный образ. Но совсем не значит, что теперь я готова испугаться и сбежать без оглядки. Нет, конечно. Однако скрывать свое отношение я не собираюсь. —Да, честно, но я в шоке, —говорю правду, покрываясь липки потом. Я не считаю, что человек, который совершил убийство, это конченный человек, но в моем окружении таких не было никогда, вот почему сейчас я испытываю смешанные чувства, не поддающиеся логике. За что? Почему? Как это случилось? Мог бы он снова это совершить? И самый главный вопрос… Смогла бы я пережить повторение ситуации? —Это нормально, Света. И я пойму, если тебя это от меня оттолкнет. Мы говорим без прикрас, но смена настроения сильно ударяет по нервной системе. Я скукоживаюсь и сжимаю руки в кулаки. Нет, меня не оттолкнет это, я вообще смутно представляю, что смогло бы меня оттолкнуть. От страха, что он неправильно понял мои чувства, сразу же встаю и подхожу к нему, обнимая стоя, а затем и вовсе усаживаясь на руки. Носом утыкаюсь в область около уха и втягиваю в себя неповторимый запах. —Это не повлияет на мое решение всегда выбирать тебя при любых условиях, Женя. Ничто и никогда не повлияет. —Никогда не говори никогда, малыш, потому что все на свете случается, — он перехватывает мои руки и целует, посматривая на меня украдкой. Мы так и сидим в обнимку по итогу, пока не подходит официант и не уточняет, не принести ли нам еще что-то. Нам вообще больше ничего не надо, лишь бы этот день не заканчивался никогда. Вот так в объятиях друг друга. Но я все-таки набираюсь смелости и задаю вопрос, который точно поставит точку в сомнениях и бесконечных думах. —Как это случилось? По лицу Жени проходится судорога, а затем стелется спокойствие. Именно с таким выражением он и начинает рассказ, пока в глазах тлеет слабый огонь. —У меня не было выбора. Друг моего отчима хотел мою сестру. Сначала все было только на словах, позже начались действия. Я защищал ее, в итоге превысил свои «полномочия». Тогда ходил на тренировки по боевому самбо, боксу, борьбе. На все я ходил, чтобы сублимировать, так что бить я умел и делал это вполне сносно. Конечно, я не оправдываю себя, и не прошу оправдания у тебя. Мы просто говорим о реальности положения, в котором я тогда очутился. Мне бы тогда те мозги, что имеются у меня сейчас, я был бы сдержаннее, но сестру все равно бы отбил. Язык противно липнет к небу. Не моргая смотрю на Женю в ужасе, представив в голове скверную картину всего, что он описал. Боже. Я же тут допускала варианты, конечно, но точно не могла бы представить, что все будет именно так… Сестра? Что? —Боже мой. Какой ужас. А что с ней? Атмосфера вдруг становится вязкой, ведь я захожу на опасную дорожку, ведущую в прошлое. Не знаю ни одного человека, кому было бы погружение в него приятно. —Я не знаю, нас в разные детдома отправили после всего этого. Мне не удалось ее найти, да и сначала меня тягали как малолетку за особо тяжкое. Один хороший друг меня вытащил и тогда пытался помочь еще и с сестрой, но тоже не вышло. Знаем только, что ее удочерила семья из Америки. А я попал к мэру, как юное дарование, ведь мои навыки были выдающимися. Сопляк обучал взрослых дядек боевому искусству. Как тебе такое? — печально хмыкает. —Уже сейчас, имея больше влияния, связей и возможностей, я пытался ее найти, но увы. Пуговка осталась для меня просто воспоминанием из прошлого. Я не отпускаю надежды, что однажды мы все-таки увидимся, но пока что вот так, — он раскидывает руки в разные стороны, а затем улыбается. Сдержано, но я просматриваю нервозность. Взгляд мечется из стороны в сторону. По телу мурашки скачут. В этот раз от ужаса. Тело парализует. Боже мой, что же он пережил. —Верю, что ты найдешь ее, Женя. Только ты верь в это сильно-сильно, и обязательно случится встреча. —Конечно, случится. Когда-то обязательно случится. Я сжимаю руку Жени и переплетаю пальцы. Мы некоторое время прогуливаемся, обнимаемся, целуемся. Мы просто есть в этом моменте, на пару часов забывая обо всех проблемах. Так легко забыться, когда ты рядом с любимым человеком, легко не думать, что через считанные часы ты вернешься в реальность, где все будет теперь иначе. Туда, где друг оказался врагом, а твои отношения нежелательны, а может и вовсе враждебны. И туда, где теперь придется жить по новым правилам. —Давай завтра расскажем папе? Мои пальцы подрагивают от напряжения. Ночь давно опустилась на город, и теперь гирлянды и фонари подсвечивают главную площадь. —Я расскажу, когда вопрос с твоим преследователем решится. Очевидно, мы будем идти в правовом поле, потребуется время и мозгоебка. Давай потрясения дозированно на его голову сваливать? — предлагает Женя, целуя меня в лоб. — Давай, — прикрываю глаза от наслаждения, но подсознательно не считаю правильным скрывать так долго. Я бы рассказал хоть сейчас. А дальше…хоть потоп. Глава 40 СВЕТА Мы едем домой с помощью каршеринга на следующее утро. И если раньше я бы была безумно рада этому событию, то сейчас, чем ближе я к дому, тем сильнее мне хочется свернуть куда-то и укатить подальше. По дороге Женя не отпускает моей руки, чем удерживает на плаву. Я кусаю губы и судорожно представляю грядущий разговор и тот кошмар, что меня ожидает там. Слава не мог так поступить. Я в этом уверена так же, как и в том, что завтра наступит новый день. Он просто не может быть моим преследователем, это совершенно не такой человек. Плюс он на самом деле никогда не интересовался шифрами и загадками, скорее, просто поддерживал меня, но в тонкостях он не разбирается. Именно это я и планирую рассказать отцу, предоставляя контраргументы на каждое обвинение. Его наглым образом подставили, и это ясно как божий день. Женя поглаживает мои пальцы своими, перебирая их один за другим. Дыхание перехватывает каждый раз, словно мы снова перед запретной чертой. А чем недоступнее, тем желаннее. —Завтра заберу тебя с универа, погуляем, — как бы между прочим заявляет мужчина, а у меня пальцы поджимаются от восторга. —Где? — улыбаюсь нервно, я сейчас вообще сплошной нервный комок. —Да где угодно, я даже не думал, потом покажу тебе свой дом. Я бы хотел, чтобы ты чувствовала себя там как дома. Мурашки выступают на коже. От счастья хочется кричать. Я никогда не была у него дома, но… Кажется, стоит мне туда попасть, как выгнать будет очень сложно. —Ты живешь в доме? —Нет, квартира, но нам хватит места. Если тебе будет тесно, продам и поищу что-то за городом. Все как ты захочешь, я тут непринципиален, — радостная улыбка растягивает родные губы. Сердцебиение ускоряется. Я реагирую на любое движение Жени однозначно. Острое желание прикоснуться или оказаться в крепких объятиях. —А в чем ты принципиален? — В том, чтобы ты моей была. И все. С глупой улыбкой на лице наклоняюсь к накаченному плечу и целую сквозь ткань рубашки. Женя выдыхает и целует меня в макушку, тут же возвращая свое внимание на дорогу, я так и остаюсь на его сильном плече, прижимаюсь крепче, почти касаясь носом шеи. —Обожаю автомат, — смеется мужчина, притягивая меня к себе ближе второй рукой. —И я…— мне хоть и неудобно, но я с места не сдвинусь. И пусть у нас впереди целая жизнь, я почему-то очень боюсь терять возможности, словно подсознательно чувствую угрозу. Избавиться от этого чувства мне так и не удается. Когда мы приезжаем к дому, я нехотя сажусь на свое место уже полноценно, и только засматриваться на Женю позволяю себе. На первый взгляд кажется, что ничего не изменилось в родных стенах, но в тоже время изменилось все. Под домом замечаю машину дедушки. Наверное, он напрямую участвует во всех вопросах. Папа точно обратился к нему. Всем известно, что у мэра лучшие адвокаты, многих из которых он взрастил самостоятельно. «Всегда нужно иметь команду качественных специалистов в сфере юриспруденции» всегда говорит мой дедушка. —Саша на месте, — резюмирует Женя, переводя на меня внимательный взгляд. —Не грузись, малыш. Все хорошо же, — он аккуратно сжимает мою ладонь, целомудренно даже, обжигая при этом кожу. —Конечно, — рвотный позыв становится невыносимым. Меня бросает в жар. Мы заходим в дом по отдельности, сначала я, затем Женя. —Дочка, — мама первая идет меня обнимать, следом отец. Приподнимает меня над полом в крепчайших объятиях, походящих на стальные. —Светик, солнышко, ну вот ты и дома. Я слабо обнимаю всех в ответ. Брата не вижу, может он на тренировках, зато ко мне выходит дедушка, погруженный в глубокие мысли. Сначала кивает Жене, затем целует меня в лоб… —Что, моя красавица? С возвращением тебя сокровище, —глубокие морщины не разлаживаются при виде меня. Значит, он и сейчас загружен. Впереди предвыборная кампания, мой отец придет на смену господину Белову. Об этом знают все, но и шушукаться не перестают. «Кресло переходит по наследству». Именно такие лозунги можно заметить в прессе. Меня этот вопрос не волнует. Я все равно знаю, что мой отец лучший, и он заслуживает это кресло так же, как и мой дедушка. —Привет всем…— меня хватает на вымученную улыбку, которую можно списать на усталость. Но факт в том, что меня безумно колбасит от всего случившегося. Эмоционально лупит по голове обухом. Сначала болтаем о том, о сем. Я под прицельным вниманием родных, Женя в это время стоит поодаль и разговаривает с главой службы безопасности мэра, Сашей, тезкой дедушки. Ох, сколько же событий с этим Сашей случилось. Угораздило же его влюбиться в Яну! Не передать словами эту эпопею. Он и завоевывать пытался, и руки просил у деда, а потом и вовсе со службы ушел на полгода. Вернулся после серьезного разговора с моим отцом. Каким-то магическим образом им удалось переломить непоколебимое решение. От Яны слышала, что они с Сашей даже общаются, скупо, но по крайней мере не делают вид, что чужие люди. А еще…на руке у бывшего телохранителя Яны я замечаю кольцо. Ну надо же… Когда разговоры становятся совсем уж семейными, я решаюсь прервать беседу. —Пап, мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Все присутствующие реагируют на это спокойно. Отец тоже, и только Женя пускает в меня острый взгляд, от которого мурашки по коже проступает на раз-два. Глава 41 Света Мы заходим в рабочий кабинет, где я сразу становлюсь напряженнее. Отец перехватывает мою ледяную ладошку и всматривается в лицо. Кажется, я даже бледнею. Мысли хаотично скачут в голове, и ни одну мне не удается схватить за хвост. —Как вы с Женей ладите, все хорошо? Есть за что мне переживать? — папа зрит в корень, но другого от него не стоило бы и ожидать. Я нервно улыбаюсь, отпускаю его руку и сжимаю ладошки в замок. Сажусь в мягкое кресло, но расслабиться не могу. Да, пап, все хорошо. Я влюбилась в своего телохранителя, и ты можешь быть абсолютно спокоен, ведь он отдаст свою жизнь за меня. Мои глаза явно отвечают именно это, в то время как язык намертво приковывается к небу. Отец не садится, напротив, стоит у стола и с «уставшей» улыбкой рассматривает меня. Он всегда меня любит рассматривать, говоря, что я картина, удавшаяся для того, чтобы любоваться, ценить, оберегать. Его б воля, он бы меня в сейфе запер и никому бы не показывал. —Все хорошо, пап. Но я хотела поговорить о другом. Слава… По лицу отца проходится судорога, он поигрывает желваками и тут же перебивает меня, складывая руки на груди замком. —О куске этой падали я говорить не собираюсь. Пусть скажет «спасибо», что я на месте не уничтожил его, тварь. Суку удушил бы собственноручно, если бы не мои люди. Прости за мат, все. Закрыли тему, — со стола на пол летят какие-то папки, это отец так аккуратно развернулся и снес все на своем пути. Решаю взять маленькую паузу, чтобы переварить. Молчим теперь оба. Дышим утробно и тяжело. Я от волнения, отец от напряжения, скрывать которое не собирается. Нет, реальность остается неизменной. Слава не мог. Точка. —Пап, его подставили, — практически молю, но мои слова отец встречает враждебно. Подходит ко мне и лицо обхватывает руками, приподнимая так, чтобы я смотрела только на него. В глазах горит праведный гнев. Я встаю вслед за этим движением, упираясь икрами в мягкую ткань. Все мышцы напрягаются. Дыхание замирает, сердцебиение тоже. Я в одной точке существовать перестаю. Отец взбешен, ведь он уверен только в том, во что верит сам. —Да что ты? А если это и так, тогда почему тебе перестали поступать угрозы? Почему? Да слать их просто некому. Неужели ты думаешь, что после последнего случая я мог бы допустить ошибку и взять не того? Ты моя дочь, Света. И за тебя я буду убивать всегда и при любых условиях. Я землю носом рыл вместе с Алом, с твоим дедушкой, понимаешь? Это уже не шутки, не простые писульки в смс. Ты могла умереть, понимаешь? Тебя могло не стать, и у меня мозг от этого взрывается. Не смей больше тему эту поднимать, я только выдохнул спокойно. Все. Ты в безопасности, остальное неважно. Он рывком целует меня в лоб, затем обнимает крепко и выдыхает тяжело. Я видела отца всяким. И злым, и недовольным, но чтобы злость настолько сильно переплеталась с отчаянием — нет. Вот теперь увидела и мне стало страшно. Наверное, я и правда не в полной мере осознала, каково было ему узнать, что машина взорвалась. И что в этой машине должна была быть я. Но не была. Опять же, дело случая. Он упирается своим лбом к моему и прикрывает глаза, одновременно с силой сжимая челюсть. Сейчас в отце отчетливо прослеживается возраст. —Я не переживу, если с тобой что-то случится, Горошинка. И чтобы этого избежать я сделаю все от себя зависящее и независящее. Надо будет, и планету переверну под нужным градусом. С особой болью произносит папа, а у меня язык немеет, чтобы сказать ему хоть слово поперек. Мне нужно найти доказательства того, что все это дело рук не Славы и принести ему. Пока что в этом я вижу выход из ситуации. И раз это не Слава, я по-прежнему под прицелом. Женя и слушать не хочет, приводя железобетонные аргументы в пользу виновности лучшего друга. Я могу в ответ предоставить лишь малоинформативную женскую интуицию. Но она нерепрезентативна. Позже из разговоров я узнаю, что Слава в СИЗО, его квартира опечатана, оттуда вынесли буквально все и теперь расследуют дело с особой скрупулезностью, ведь покушение совершилось на внучку мэра. Я подумываю связаться с его мамой, но ее телефон отключен, и дома ее тоже нет. Понятное дело, что в нашем случае связи решают, и в другой ситуации это могло бы быть идеально, но не сейчас, когда я слишком уверена, что за всем стоит далеко не Слава. С Женей мы теперь видимся реже, поездка к нему домой откладывается, во многом из-за того, что отец постоянно его тягает по делам, о которых мне знать необязательно. Есть и плюс. Теперь я без охраны, но в универ и с универа меня забирает один из водителей из службы безопасности дедушки. То, что я без охраны — это информация для меня, но по факту я то и дело замечаю разных людей, снующих под окнами университета. Некоторые кажутся мне смутно знакомыми, а некоторых я точно знаю, отсюда делаю определенные выводы: мне соврали, и я все также под контролем. Впервые я этому рада, потому что все еще ощущаю холодное дыхание, ударяющееся в затылок. В дни, когда за мной приезжает Женя, посторонних нет, как и сегодня…Я сажусь в машину своего телохранителя и без зазрения совести утопаю в родных объятиях. Тонировка скрывает все… —Я так соскучился, — шепчет мне в губы, прежде чем накрыть их своими и с жадностью перехватить меня за бедра, чтобы усадить верхом на себя. —И я…сильно, — шепчу в ответ, обхватив широкие плечи мужчины. Упираюсь в него как влитая, проезжаясь носом от шеи к уху. Трепет тело захватывает, и я в нем тону. —Поехали…— отрываясь от меня на мгновение, шепчет он. —Куда? Улыбаюсь и носом упираюсь в родны губы. Вдыхаю аромат и замираю опять. —Ко мне, наши планы так настойчиво рушат, что я начинаю верить в карму, — ведет пальцами по спине, отчего у меня давление скачет. —Поехали. Глава 42 Света В квартире у Жени просторно, но очень грустно. Цветовая композиция полностью соответствует мужскому стилю: холодные оттенки наводят тоску, сюда бы что-то яркого, теплого, такого, чтобы дух захватывало. Но нет… И пусть квартира в старой хрущевке, она все равно с качественным ремонтом, и довольно большая. Три комнаты, но две из них объединены в одну, совмещенную с кухней. Выходит, что она как студия, а вторая полностью спальня. Места и правда много, а если ты живешь тут один, то и подавно. Своим явно нездоровым взглядом я ищу следы, способные натолкнуть на то, что я тут не первая девушка. Это до смешного странно, но поделать с собой ничего не могу. Женя преграждает мне путь, перехватывая в крепкие объятия. Я ныряю лицом в литую грудь, скрытую под белой рубашкой. —Я никого сюда не приводил, ты первая и последняя тут. Вот ключи, — он достает из кармана брюк увесистую связку, поясняет мне все детали. Что-то здесь от охраны, что-то от кладовой, она общая на несколько квартир, а что-то непосредственно от входной двери. Столько самых разных чувств захватывают меня, что я не сразу отвечаю. —Спасибо. —За что? Это я должен благодарить тебя за то, что ты со мной, малыш, — он целует меня целомудренно в щеку, спускается ниже к скуле, ведет влажные дорожки до подбородка, пока мое сердце отбивает чечетку. Пальцы ведут по плечам, я в них цепляюсь мертвой хваткой. Мурашки табуном прогуливаются по коже. Я никогда не думала, что меня настолько крыть будет в близости с кем-то. Просто от прикосновений к коже, от поцелуев, от объятий, способных свести с ума. Я с такой упоительной радостью и наслаждением прижимаюсь к губам Жени, что происходит маленький взрыв, в котором мы сгораем. Полустон нарушает тишину, звук влажных поцелуев проносится самым ярким пятном в сознании, где всюду вязкая патока вожделения. От одежды избавляемся так быстро, как будто и без нее были. Прикосновения к распаленной коже как купание в горячих источниках, до потери пульса. Рывок, и я уже на руках, прижимаюсь всем телом к открытому огню самого желанного тела. Женя удерживает меня за бедра, массирует ягодицы пальцами. Мы падаем на кровать и теперь я проезжаюсь по эрегированному члену влажными складочками. В голову приходит мысль, от которой дрожь становится сильнее. Упираюсь ладошками в грудь мужчины и смещаюсь так, чтобы ягодицами ощущать член, а сама шепчу: — Хочу сверху, — выходит хрипло, до агонии непривычно. Взгляд Жени мутнеет, становится вязким. Он кивает и приподнимается, опускается к груди и проводит языком по выступающей горошинке, а ладонями толкает меня ближе к себе. Разряд тока ударяет в грудину, запуская сердце с новой силой. Кровь разносится по венам кипящей лавой. Волосы прилипают к спине, шее, а Женя мягко отодвигает их в сторону и слизывает бегущую по разгоряченной коже капельку пота. —Ты только не торопись, хорошо? Хочу в этот раз насладиться по полной, — шепчет на ухо Женя, наклоняя меня собой. Он ищет что-то в кармане брошенных на пол брюк, а найдя — тут же разрывает упаковку. Ну да…в этот раз мы не торопимся. Возвращаясь в исходную точку, держит в руках презерватив, сдвигает меня на кровать, а сам начинает растягивать латекс по крупной головке и дальше по стволу. Только при виде этой картины во рту скапливается слюна, а между ног становится слишком влажно и горячо. —Поможешь, да? —Не сомневайся даже, — ухмыляется и впивается в меня болезненным поцелуем, одновременно с этим толкая меня на себя. Мы падаем на кровать, теперь я сверху, переплетаемся руками и ногами так крепко, что сложно дышать. Мы дышим друг дружкой, перенимая каждый вздох друг дружки. Меня на части рвет от желания, внизу живота давно открытый огонь, испепеляющий плоть. Я приподнимаю бедра, а Женя направляет член в меня, и я тут же впускаю в себя толстую головку, разлетаюсь на части от всепоглощающего чувства наполнения. Рывком опускаюсь и со стоном выдыхаю в губы Жени. Он удерживает мое лицо двумя руками, следя за реакцией. Растягивающее чувство внутри меня сносит сознание. Я содрогаюсь от спазмов, покалывающих ощущений в груди, но все же начинаю двигаться. Вверх, вниз. Каждый толчок — на разрыв аорты. Никакой боли как в первый раз, сейчас лишь чистое наслаждение. С особым трепетом слежу за тем, как крупный член скрывается во мне и снова показывается, поблескивающий от соков. —Помедленнее, малыш, не торопись, — просит мой телохранитель, смещая руки на грудь. Накрывает пики, массирует и поигрывает сосками. Губы не отрываются от шеи, ласкают ушко, посылают невидимые импульсы вниз живота. —Не могу, хочу больше, — шепчу в агонии, на что получаю сдавленный рык. Хочу глубже и сильнее, резче! —Я тоже. Но хочется растянуть. Не торопись, — меня опаливает взгляд темных глаз, подернутых огненной дымкой. Я мучительно медленно поднимаюсь и опускаюсь на стоящий колом член, мечтая только о том, чтобы ощущения не прекращались. В голове атомный взрыв. Цепляюсь руками за плечи Жени и слегка меняю угол наклона, так, что теперь грудь скачет перед лицом мужчины, а моя способность мыслить здраво разлетается от очередной волны возбуждения, ударяющейся вниз живота. Ощущения усиливаются с изменением позы, незначительные движения приносят больше разрывающего грудину желания. Женя направляет мои бедра так, что теперь мы больше тремся друг о дружку, а от создаваемой вибрации мое тело плавится, и я замедляюсь, уловив этот пик. Слезы брызгают из глаз, и я со стоном оседаю на грудь Жени. —Ну вот видишь, необязательно грубо трахаться, чтобы получить наслаждение. Я продолжаю содрогаться, всем телом опускаясь на своего мужчину. Нет сил даже на то, чтобы глаза открыть. Отпускает не сразу, такое безмятежное состояние… —Как хорошо, — шепчу ему в губы, улавливая довольную улыбку. —Сейчас будет еще лучше, — он переворачивает меня на спину, раздвигая ноги максимально широко. Теперь во мне нет стеснения, я с особым наслаждением принимаю все ласки, обмякнув на влажных простынях, пахнущих нами. Когда губы от складочек поднимаются выше и оставляют порхающий поцелуй на лобке, я прогибаюсь в пояснице, руками опускаю голову Жени ниже. —Ну же… —Хах, понравилось, да? Зажигалочка, — смеется он, погружая в меня язык. Новый вираж — словно езда на американских горках. От очередного оргазма я кричу, окончательно уплывая куда-то в грезы, в себя прихожу, когда крупная головка врывается в меня, одновременно с этим знакомые руки опускаются на грудь и сжимают ее в такт движениям члена. Кончаем одновременно, а затем переплетаемся крепко-крепко, не сдвигаясь с места. Внутри меня пульсация, вокруг— кокон. Я самый счастливый человек в мире. —Люблю тебя, — шепчу в грудь Жени, на что он только сильнее сжимает меня в объятиях. —Люблю, — звучит едва слышно мне в ухо. Большего мне не надо. Глава 43 СВЕТА Просыпаюсь рывком, но тут же оседаю в жарких объятиях Жени. Я лежу на нем сверху, сплелась руками и ногами крепко-крепко. Он рассматривает мое сонное лицо с каким-то одержимым вожделением. Смущенно улыбаюсь в ответ, опускаясь к родным губам. —Привет, — выдыхаю ему в губы, на что Женя не реагирует. Так и рассматривает, а потом и вовсе перекидывает меня на спину и придавливает собой. —Привет. На его лице нет эмоций, только ширма, скрывающая все. Внутри образуется тугой узел, я все еще улыбаюсь, хоть и предчувствую нечто неладное. —Что-то случилось? — веду ладошкой по небритой щеке, на подушечках пальцев оседает вожделение. Так всегда, стоит мне просто коснуться его. Женя изучает мое лицо, и, прикрыв глаза, отрицательно машет головой. Душа ухает в пятки. Что-то точно случилось, но он не говорит. —Женя?— голос мой дрожит, а мысли хаотично разлетаются в голове. Догадок слишком много, но самая главное — отец все узнал, к примеру. —Пообещай мне верить всегда, что бы ни случилось. Всегда-всегда, — он перехватывает мое лицо и с силой прижимает к своему. Внутренности холодеют, ведь голос и интонация, с какой мой мужчина произносит эти слова, пугают похлеще всяких преследователей. —Я обещаю верить, Женя. Что случилось? Папа? Но вместо ответа меня ожидают жадные касания, до боли, до физической и душевной. Одержимые поцелуи, способные растопить тело. Глухие стоны и алчные объятия. Все происходит так резко, что я не сразу понимаю, что полностью распластана под ним, что ноги обхватывают талию, что член упирается в увлажненные складочки, что возбуждение достигает пика. Головка грубо вторгается в меня, одержимо, по-звериному. Словно у нас так мало времени, что мы не успеем. Переворачивает меня рывком и, перехватив за шею, тут же берет меня со спины, раздвинув ноги максимально широко и уместив вторую ладонь на ягодицу. Я стону и прогибаюсь в пояснице, в этот раз вспышки похоти перед глазами ослепляют, приносят каплю боли вместе с лавиной вожделения, ударяющегося вниз живота. Меня заполняет до краев. Это все так остро, так сильно и так приятно, что я не успеваю впитывать в себя процесс, только распластываюсь на кровати, а сверху на меня опускается мой щит, укрывающий собой словно одеялом. Судорога наслаждения сковывает тело. Член пульсирует внутри, вязкая жидкость стекает по бедрам. —Обещай мне, что ты моя всегда. Всегда моя и при любых обстоятельствах, — шипит мне в затылок, не выходя из меня. Меня сковывает ужас. И всепоглощающая любовь. —Я твоя, Женя, твоя, — сиплю, с трудом проталкивая кислород в легкие. Ладонь он просовывает к моей груди и прижимает обмякшее тело к стальной груди. Мужчина укладывает пятерню в область сердца, которое сейчас стучит как в последний раз, а я понятия не имею, что случилось за то время, пока я спала. Когда слышится звонок, Женя рычит и выходит из меня. Я чувствую себя так, словно у нас только что был прощальный секс. Что происходит? Переворачиваюсь на спину, захватывая одеяло, чтобы укрыться. И не зря, ведь в следующий момент в комнату врывается Вэ и застает меня в кровати моего телохранителя. Боже. Я замираю и мечтаю раствориться, исчезнуть… Взгляд у брата темный, адово страшный. —Какого, мать вашу, хрена тут происходит?! — бешеный крик разносится в тишине, оглушая, приводя в ужас. Ну что ж. Теперь это все. Официально. Женя залетает следом и хватает Вэ за шиворот, но тот в ответ лупит его с кулака в лицо. —Я убью тебя, падла. Женя перехватывает кулак, а я начинаю кричать, нет, вопить… Глава 44 Света —Вышел отсюда вон, — за грудки хватает Женя моего брата и выталкивает его в коридор. На меня смотрит строго, приказывая одним взглядом успокоиться. Я немею, приложив к лицу руки, все органы чувств обостряются. —Ты сейчас отсюда выйдешь, тварь! Нашел себе развлечение, да? Седина в бороду, а бес в ребро? Она тебе в дочки годится, ушлепочный! Я тебе твой стручок в горло затолкаю! Начинается потасовка, Вэ вырывается из захвата и размахивает кулаками, у него удар поставлен. Женя отбивает, но в ответ не бьет, а я забиваюсь к самой стенке, впившись пальцами в одеяло. —Прекратите, — кричу сквозь слезы. Брат с Женей перебазируются в тамбур, а оттуда на площадку. Крик и шум стоят в ушах набатом. За это время я успеваю одеться, вернее, натянуть на себя первое попавшееся и понестись следом. Но когда я хватаюсь за ручку, мне навстречу заходит смурной Женя с подбитым глазом и губой. Меня перехватывает и затаскивает обратно в квартиру. В руках держит такой же разбитый телефон. Сквозь сеточку, поползшую по экрану, он пытается вчитаться во что-то, а затем отшвыривает смарт на пол. —Дай свой телефон, — грубо приказывает, и я подскакиваю на месте, не сазу соображая, где мои вещи. Но они тут же…Женя сам достает сумку, выуживает телефон, вводит мой пароль и застывает, приложив кулак ко рту. Затем набирает что-то, но мне не показывает. —Что? Женя? Но он молчит, телефон блокирует и кладет к себе в карман, а ко мне подходит как на шарнирах, цепляя лицо за подбородок двумя пальцами. —Слушай меня внимательно. Слушай и запоминай. Ты будешь в безопасности, что бы ни случилось вокруг с другими или со мной. Всегда. Ты всегда неприкосновенна. Поняла? — упирается лбом в мой и глаза прикрывает как от боли, словно эта яркая вспышка сейчас его ослепляет, но он очень старается выгрести. —Я не понимаю, Женя…давай я сейчас сама с братом поговорю, с папой, все выясним и без скандалов. Давай, Женя? Я люблю тебя, — сиплю, но он отрицательно машет головой и прикладывается горячими губами к моим. Это похоже на ожог, так горит сейчас все внутри, испепеляя в крошку. Слезы брызжут из глаз, я цепляюсь за руки Жени, но он отводит их в сторону, делая шаг назад. —Твой брат отвезет тебя домой. Сейчас, — произносит мертвым голосом. На меня не смотрит, только в резких движениях читается что-то страшное. Что-то, сулящее непредсказуемый конец. Я перестаю дышать. —Женя? —Света, я прошу тебя верить мне и сейчас поехать домой с братом. Немедленно, — рубит он, бросая на меня острый взгляд, пронзающий в самое сердце. На деревянных ногах я хватаю свою сумку. Обуваюсь молча, слезы так и льются по щекам. Совсем ничего не понимаю. Вообще ничего. —Я не понимаю, что происходит, — говорю скуля. —Света, — звучит грозно, и я киваю, чувствуя, как от этого голоса по телу начинает скользить ужас. — Все остальное позже, — звучит напоследок от Жени, а потом он снова всматривается в мой телефон и по лицу скользит судорога нечитаемой эмоции. За ручку цепляюсь как за спасательный круг, выходить не спешу, все медлю, рассматривая напряженную фигуру мужчины, которому я подарила свое сердце. Что-то происходит, и я понятия не имею что. —Света, тебя ждут, — Женя поворачивается ко мне, и я срываюсь к нему в объятия, сжимая так крепко за шею, что мне самой больно. Носом утыкаюсь в плечо и дышу рвано, словно меня душат. —Женя… —Я прошу тебя, малыш, так надо, послушай меня и делай как я прошу, — он обхватывает меня за талию и сжимает даже сильнее, чем я его. Что-то настойчиво долбит мне в висок, что мы сейчас прощаемся, но я очень стараюсь гнать противное ощущение поганой метлой. Он отрывает меня от себя первый, а я маленькими шажочками иду в сторону лестницы, но каждый шаг словно удар под дых. Мне больнее с каждым новым движением. Когда квартира Жени остается позади, внутри разрастается бездна, кровоточащая, приносящая адские мучения. Брат ждет меня у самого подъезда, за руку хватает и тут же тянет в сторону машины. —Не хватай меня!— визжу, стараясь вырваться, но он лишь сильнее волочит меня к парковке. Я сейчас в бешенстве, во мне кипит настолько сильный гнев, что я взорвусь буквально в считанные секунды. —Я в шаге от того, чтобы к ебеням взорваться, так что не зли меня, Света! —Да как ты смеешь?! — останавливаюсь, с силой вырывая из крепкого захвата свою кисть. —Ты не дорос еще мне указывать, ясно тебе? Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою личную жизнь! Я имею право заводить отношения с тем, с кем я хочу, и никто, ни ты, ни папа мне не указ! Запомни это и прекрати вести себя как Отелло, со своей девушкой будешь так обращаться, а твоя старшая сестра. Взгляд у Вэ темнеет, он прищуривается, а следом хватает меня за бедра и перекидывает через плечо. Шок сковывает тело, я начинаю кричать: —Поставь меня на место! —Когда дело касается моей семьи, я пиздец принципиален, Света. Он запудрил тебе мозг, надавил своим авторитетом, а ты и развесила уши. Ребёнок ты еще. И из нас двоих я больше похожу на старшего, уж прости. И да, когда дело касается безопасности, твой инстинкт самосохранения где-то в пиздецах. Ну что ж, за этим буду следить я. Начинает мутить, а когда Вэ закидывает меня в машину, я не сразу могу скоординировать движения, отчего тошнота усиливается. Хватаюсь за спинку пассажирского сидения и опускаю голову. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. До дома едем молча, мурашки по коже скачут табуном. Дорога кажется бесконечной, но стоит нам приехать, из машины я выходить не хочу. Из нее меня вытаскивает Вэ. —Я могу взять тебя на руки. —Катись к черту, — грубо обрубаю его и выхожу сама, плетусь в дом, где точно никто не спит и застаю отца с бутылкой коньяка перед собой. Атмосфера сгущается, негативные фибры чувствуются кожей. Я глотаю вязкую слюну и рассматриваю сгорбленную фигуру отца. Он в разрушающей все вокруг панике. —Как давно? — отец, очевидно, слышит мои тяжелые шаги и задает вопрос, даже не взглянув в лицо. Меня обдает холодом, затем бросает в кипящий чан. —Какая разница? Я люблю его и мне все равно, что ты на это скажешь. Бутылка с коньяком летит на пол, разлетается на осколки, жидкость заливает белоснежный ковер. Все уродуется за секунды, а я жадно рассматриваю желтые пятна на белом полотне. Сердце пропускает удар, и снова несется вперед как на ралли. —Этого не будет. Я все сказал, — он опаляет меня грозным взглядом, уничижительным, в нем плещется адская смесь. Эмоционально меня подбрасывает. —Папа, я все равно буду с Женей, что бы ни случилось. Всегда, даже если ты будешь против. Он любит меня, а я его, — впервые я повышаю голос на отца, впервые у нас разрастается скандал, и я не собираюсь смягчать углы. —Ничерта подобного не будет. Ни за что на свете! И если он тебя так любит, где же этот зассавший кусок дерьма, и почему ты тут одна за все отвечаешь? А? Где он? Дочка, где, блять, твой телохранитель? Почему он как мужик не пришел и не сказал мне, что он любит тебя? — отец рывком поднимается, подходит ко мне и обхватывает мое заплывшее слезами лицо. —Где эта сука? Я буду его душить голыми руками. —Он придет и все скажет лично, и ты не тронешь его, если любишь меня,— отец играет желваками, реагируя на мои слова своеобразно. —Он заставил тебя? — выплевывает мерзкий вопрос, от которого у меня в горле образуется ком. —Нет, но тебе было бы проще поверить в плохое, чем порадоваться за меня, да? Но факты вещь упрямая. Ни в тот день, ни на следующий, ни через день Женя не появляется. Я осталась без телефона, и только купив новый, снова в состоянии звонить и писать абоненту, который временно недоступен. Телефон отключен. Ко мне приставляется новая охрана, за каждым шагом следят. Я внутри умираю. Новый день встречаю с надеждой, и к вечеру сталкиваюсь с жестокой реальностью. Он не позвонил. Не пришел. Ни слова. Ни полслова. Так проходит неделя. Проходит вторая. На третью я замечаю в зеркале лишь оболочку некогда красивой девушки. Родные бьют в колокола, меня показываю врачам и грозятся кормить принудительно. Но проблема в том, что меня тошнит от всего, что происходит. И от самой себя тошнит. Я больше не в состоянии это выносить. Спустя месяц мне удается улизнуть от охраны и попасть в квартиру к Жене. Ключи все еще остались у меня. Впервые за месяц я рыдаю в этой квартире так, как не позволяла еще себе. Меня прошивает насквозь от запаха, что стоит в помещении. Глаза приковываются к ненаправленной кровати. Тут все так, как было, когда я ушла. Я сажусь на постель и ломаюсь пополам. Он просто исчез, не удостоив меня и словом. Звук входящего сообщения заставляет вздрогнуть. Я хватаюсь за смарт и открываю сообщение с неизвестного номера. Паника сжимает горло. «Соскучилась, красавица? Давай поиграем?». Конец первой части