—В этом деле все имеет значение, Света. Если ты правильно дышишь, стоишь, держишь оружие, значит, ты правильно стреляешь. Ничего не бойся. Никогда. Как только страх поселяется внутри тебя, ты совершаешь ошибки. Или промахиваешься, — губы скользят по ушной раковине, а я покрываюсь мурашками.

Горячее дыхание опаляет кожу, покрывающуюся от этого мурашками. Я сглатываю вязкую слюну и рассматриваю белый трафарет, висящий на приличном расстоянии от нас. Там схематично нарисован человек, мне отсюда не так чтобы идеально видно, но, очевидно, попасть нужно по центру.

—Ты давно этим занимаешься?

—Всю жизнь, — печальным голосом отвечает Женя.

—И тебе нравится…стрелять?

—Мне нравится оружие. Изящный способ выпустить пар, — широкие ладони приземляются на мои бедра, слегка переставляя позицию тела. Теперь я точно стою правильно, пока стою, ведь очень близка к тому, чтобы растечься патокой у ног мужчины.

Он на меня действует как анестезия.

—Думала, что мужчины предпочитают секс, — хмыкаю и краснею от сказанного. Да. По крайней мере, так всегда и говорят эти самые мужчины.

—До некоторых пор мне секс не помогал, — Женя касается моей щеки своей, губы растягиваются в улыбке. Намек ведь понят.

А я все равно чувствую странное саднящее чувство в груди при мысли, что раньше он сексом занимался с другими. Это ведь детский сад ревновать кого-то к бывшим, но я ревную. Мне кажется, я настолько сильно помешалась на Жене, что не могу мыслить рационально.

Это странно и явно неправильно.

Женя накрывает меня собой со спины, еще раз наставляя правильную позицию. Затем вручает мне наушники и помогает их правильно надеть их. В них слышно окружающую среду будто бы сквозь вату.

Теперь общаемся жестами. Сначала Женя берет пистолет и, выставив руку за спину, делает серию выстрелов. На каждом я дергаюсь, но впитываю в себя вид напряженного мужского тела, отточено выполняющего замысловатые движения. От них кровь в жилах встает.

Он так спокойно это делает. Только мускулы напрягаются, а на лице полнейшее спокойствие. Взгляд колкий, устремленный в одну точку. Уверена, что он точно не попал в молоко, там наверняка каждый выстрел прошелся по центру.

Понимаю, что все это время даже не дышу, не то, что не моргаю. Настолько впитываю в себя происходящее, что растворяюсь в итоге.

Когда наступает тишина, а Женя поворачивается ко мне с легко улыбкой на губах, я поднимаюсь на носочки и, обхватив голову своего телохранителя, первая целую его, задыхаясь от желания, захватившего тело.

Света

Он подхватывает меня за бедра и сажает на столик. Ноги скользят вверх и приземляются на поясницу, пятки упираются в накаченные ягодицы.

Я будто бы взрывной волной выдыхаю отчаянное желание в рот Жене, задыхаясь при этом от нахлынувших чувств. Сносит голову и отключает.

Разряды тока прошивают тело. Сталкиваемся грудными клетками. Каждое касание как раскат грома.

Губы пекут, плавятся под напором, с которым мы ласкаем друг друга. Остро, до боли, на разрыв и так, как будто очень боимся, что это и станет чем-то последним.

Любая наша близость, от прикосновения к руке и до секса, всегда как будто на надломе, словно оба боимся и самим себе сознаться в производящем. И в том, что дальше полная неизвестность и сплошные преграды в лице моего отца и нашей разницы во всем на свете.

Но это ведь неважно.

Женя проезжается щетиной по моему скуле и дарит пульсирующий поцелуй на скачущую от напряжения жилку за ушком.

Мурашки табуном по коже гуляют. Запрокинув голову, вырываю клочок воздуха, что тут же застревает в лёгких, переполненных чем-то, что мешает полноценно дышать.

Мне хочется плакать. Цепляясь за плечи мужчины, практически молю, чтобы это не заканчивалось, но мой Телохранитель останавливается ровно в тот момент, когда я успеваю подумать об этом.

Наши страхи материализуются. И я должна прекратить об этом думать, но в груди словно дыра.

Я не хочу возвращаться домой.

Не хочу погружаться в то, от чего с такой радостью сбежала с тем, кого так сильно люблю.

Женя упирается губами в мой лоб и тихо произносит:

—Я себя уважать перестану, если позволю с тобой так себя вести, малыш. До дома же потерпим…

Я смотрю на дергающийся от каждого произнесенного слова кадык и сдавленно дышу, словно продираюсь сквозь дымку, выхватывая живительный кислород.