Печь, возле которой крутился неподражаемый Дониер Торион. Когда он встал полубоком, чтобы вынуть из печки чугунок, я едва не засмеялась в голос. Вовремя зажала рот ладонью, беззвучно посмеиваясь и оттого чувствуя колики в животе. Было больно и, зараза, до безумия смешно. И все из-за милого фартучка, надетого поверх обнаженного мужского торса…

Я успела заметить, что на фартуке был изображен медведь, когда инквизитор с наверняка горячим чугунком, взятым голыми руками, прошел к столу.

Медведь, медведь, медведь… Кто хозяин этого дома и почему он так помешан на косолапых?

К моему несчастью, этот вопрос вылетел из головы, как и все прочие, вместе со всеми мыслями, тревогами и переживаниями. Я буквально забыла о возможной опасности и даже о сестре, сосредоточившись на широкой, мощной спине мужчины, покрытой росписью красноватых узоров, как будто выжженных раскаленным железом. Они брали начало от шеи и тянулись вниз, струясь по плечу и четко заканчиваясь на линии бедра.

Дон начал наливать в глубокие тарелки бульон, мышцы на его руках напряглись, затвердели, и замысловатая татуировка стала еще заметнее и интереснее.

Я просто к полу приросла — не могла шелохнуться, наблюдая за ним и улавливая каждое движение, пропитанное точностью и уверенностью. Затаив дыхание, чувствуя, как тяжело бухает сердце, смотрела с таким интересом, словно он сейчас танцевал на поле боя с мечом в руке, обезвреживая противников один за другим.

А не на маленькой кухоньке, увлеченный готовкой и нарезкой овощей…

Не верю глазам. Боги, это сон? Или я все-таки умерла? Как еще объяснить наличие здоровенного инквизитора, который, почти касаясь головой потолка, пританцовывает и что-то тихо напевает себе под нос? Да еще и босого, одетого в одни штаны, четко выделяющие его поджарый зад, и глупый фартук!

Нет, я не умерла. Но еще мгновение абсурда — и умру от смеха.

А ежели это сон, то…

… думаю, мне ничего не будет за одну маленькую шалость. К тому же я мечтала сделать это с первой минуты нашего знакомства. Но как-то не появлялось подходящего момента.

На цыпочках выскользнув из комнаты, я как можно тише и не спеша, боясь, что подо мной в любую секунду скрипнут половицы, подкралась к охотнику, замахнулась, не отнимая взгляда от его упругой на вид филейной части тела.

— Ты себя переоцениваешь, ведьма, — внезапно разрезал тишину сильный голос. — Ты крадешься как корова, а не мышь.

Что-о-о?!

Волна возмущения ударила по мне с силой кузнечного молота, и я замерла с занесенной рукой, впав в ступор всего от одной фразы.

Да как он посмел!..

— Иных слов от тебя и не ждала, — огрызнулась, быстро отмерев. — Неисправимый ты олух!

И со всей дури, непонятно откуда черпнув сил, шлепнула его по заднице.

Дон вздрогнул, резко обернулся, впиваясь в меня свирепым взглядом ярких, как изумруд, глаз. Рука мгновенно запульсировала, кожа зажглась, но — боги! — оно того стоило. Я бы повторила этот смачный шлепок только ради того, чтобы подольше лицезреть гремучую смесь удивления, злости и раздражения, исказившую жесткие черты лица.

Ухмыльнувшись, торжествующе сложила на груди руки, даже не пытаясь скрыть, как сильно довольствуюсь собой, ведь выводить из себя этого гиганта было особым видом удовольствия и поистине захватывающим занятием.

Будь моя воля, раздражала бы его круглыми сутками.

— Что у нас на обед, господин Торион? Вижу, ты приготовил много вкусностей. Для меня старался? — решила добить его еще и словесно.

Но моя радость совершенно незаметно испарилась, когда инквизитор схватил меня и грубо усадил на стол, перед этим одним резким движением смахнув с него все.

Грохот посуды заложил уши, звук разбившихся флаконов дрожью пронесся по телу, и я напряглась, оказавшись сдвинутой к самому краю стола.

Сердце подлетело к горлу, жар залил щеки, а рана снова заныла, но все это было такой мелочью по сравнению с яростью и диким желанием, горящими в глазах мужчины.

Ярость, которая меня душила. И желание, которое ласкало, нежно касаясь щек, ключиц, груди…

Желание неправильное, порочное, но такое осязаемое, будто оно принадлежит мне.

— Ты… — тяжело выдохнул Дон, наклонившись, беспощадно сократив расстояние, и сильнее впился пальцами в мои бока. — Ты даже не представляешь, как сильно меня бесишь.