План Робеспьера был очень простой. Он предъявит в конвенте обвинение против Комитета общественной безопасности и потребует предания его суду, если же конвент не согласится на это, то он усмирит его войсками Ганрио, а в крайнем случае поднимет с помощью Коммуны народное восстание в Париже.

Что касается Оливье, его матери и невесты, то они всё это время спокойно сидели в своих тюрьмах. Два раза имена Клариссы и Терезы попадали в списки, и два раза их вычёркивал Робеспьер, который приказал подавать заранее эти списки на его просмотр.

Но решительная минута приближалась. Был уже седьмой термидор. Прошло шесть недель после знаменитого праздника Верховного Существа и принятия прериальского закона, который возвёл на эшафот 700 жертв. Террор достиг своего апогея, и Франция тревожно ждала результата борьбы между Робеспьером и его врагами.

Доведённый до крайности Неподкупный назначил последний бой на 8-е термидора, когда он решился снять с себя маску и открыто обвинить Комитет общественной безопасности в конвенте. Хотя он был совершенно убеждён в своём торжестве, но всё-таки считал благоразумным принять меры, чтобы обезопасить Оливье, его мать и невесту в случае своего поражения, как оно ни было невероятно. Их следовало выпустить из тюрьмы и поместить в безопасном убежище, откуда они могли бежать в случае опасности.

Выбор Робеспьера остановился на городской ратуше, где он царил безгранично. На улице Мартруа находилось здание, имевшее сообщение с ратушей, и в котором было несколько пустых квартир. Кларисса могла спокойно жить в одной из этих квартир со своей племянницей и Оливье, пока они найдут возможность безопасно покинуть Париж. Обдумав во всех деталях этот проект, Робеспьер сообщил о нём Леба, который один знал о тайной драме, разыгрывавшейся в частной жизни Робеспьера в самую критическую минуту его политической карьеры.

— Вполне одобряю ваш план и готов всячески помогать его осуществлению.

— Благодарю, я на вас рассчитывал. Но нечего торопиться. Вы успеете всё сделать завтра. Если вы заметите, что в начале заседания большинство конвента колеблется, то отправляйтесь прямо в тюрьму Ла-Бурб и, освободив женщин, водворите их в известную вам квартиру. Там всё готово. Потом отправляйтесь в тюрьму Ла-Форс и перевезите в означенную квартиру Оливье, который должен найти там свою мать и невесту.

И он передал Леба два приказа об освобождении арестованных.

— Хорошо, — отвечал Леба, — всё будет исполнено.

На следующий день в конвенте Леба, бывший опытным парламентским экспертом, был убеждён, что Робеспьер одержит победу, и он не ошибся. Неподкупный выдвинул подготовленное им обвинение против Комитета общественной безопасности. Оно было выслушано безмолвно, и раздалось только несколько протестов. Во всяком случае, было решено напечатать его речь и распространить в Париже. Таким образом, Робеспьер одержал победу, и предъявленное им обвинение против своих врагов приняло характер обвинения их перед всей Францией. Ему оставалось только назвать свои жертвы.

Но Комитет общественной безопасности его опередил. Вадье бросился на трибуну, а за ним Камбон, который, чувствуя, что всё для них погибло, смело обвинил лично Робеспьера.

— Настоящий изменник — это он! — воскликнул Камбон, приводя в изумление всех присутствовавших. — Он в своём чрезмерном самолюбии парализует волю национального конвента!

Эти слова как бы заставили очнуться конвент от своего рабского подчинения Робеспьеру.

Бильо-Варрен сменил Камбона на трибуне.

— Пора снять маски со всех, кто бы они ни были! — воскликнул он. — Я предпочитаю, чтобы самолюбивый тиран приобрёл власть, переступив через мой труп, чем с помощью моего безмолвия.

Другие ораторы были ещё смелее. Робеспьер хотел усмирить бурю, но это было ему не по силам. Предъявив огульное обвинение и не назвав никого по имени, он навёл страх на каждого. Конвент отменил только что принятое постановление и решил, что его речь, прежде напечатания, будет послана в комитет на заключение.

— Как, — воскликнул Робеспьер, — я мужественно решил для спасения страны обвинить недостойных людей, а вы посылаете это обвинение на рассмотрение обвиняемым лицам!

За победой следовало поражение, хотя, конечно, частное, и, видя колебание конвента, Робеспьер надеялся на другой день настоять на своём. Но всё-таки ему надо было принять немедленно меры на случай крайности. В тот же вечер он должен был подготовить восстание Парижской коммуны, которое рассеяло бы всех его врагов. Он готов был придерживаться законности, пока было возможно, но считал неизбежным обратиться к насилию при необходимости.

Он оглянулся, отыскивая Леба. Но он уже давно исчез, и это обстоятельство возбудило в нём надежду, что обе уриптины, а может, и Оливье были в приготовленном для них убежище на улице Мартруа.

«Мне надо лично убедиться, всё ли обстоит благополучно, — подумал он, — нельзя терять ни минуты».

И, выйдя из конвента, он поспешно направился к парижской ратуше.

В это самое время Леба подъезжал с другой стороны к ратуше вместе с Клариссой и Терезой. Оставляя тюрьму Ла-Бурб, он дал ложный адрес вознице того экипажа, в котором находились освобождённые узницы. Сам же он следовал сзади в другом экипаже с одним из сторожей ратуши, пламенным сторонником Робеспьера, по имени Урбен. По дороге он догнал первый экипаж и крикнул вознице: