— Нежинцы? — удивляются он. — А что вы здесь делаете, ваши позиции далеко отсюда.

— Простите, с кем имею честь? — напоминает о себе Маннергейм.

— Простите, не представился: командир сотни второго Читинского казачьего полка есаул Скоропадский, — козыряет он, поднеся руку к лохматой шапке.

— Забайкальцы, значит, — улыбается тролль.

— Так точно!

Я задумчиво смотрю на будущего гетмана Украины в той, привычной для меня истории. Когда-то довелось читать отрывки из его мемуаров и воспоминания о нём. Мужик несомненно геройский, который проявит себя в германской, но потом, после февральской революции начнутся заигрывания с национальными воинскими формированиями, причём на самом высоком уровне (дать бы по башке отдельным деятелям того периода… Кстати, авось и получится, они того заслужили). В итоге русский офицер Скоропадский выполняет приказ начальства и украинизирует вверенный ему корпус русской же армии.

Дальше Октябрь, бои с большевиками, междусобойные тёрки в правительстве УНР, должность «гетмана всея Украины», свержения с поста Петлюрой, бегство вместе в немецкими войсками в Германию, в которой Скоропадский и погибает в 1945 году, получив смертельное ранение во время бомбардировки англо-американской авиацией, так любившей ровнять с землёй города с мирными жителями.

И да, к чести Скоропадского, сотрудничать с нацистами он не стал.

Но пока всё это в будущем, причём я даже не уверен, что в этом мире всё произойдёт именно так — при внешней схожести, хватает и отличий от привычного мне хода истории.

— Вы всё-таки не ответили мне — что делаете тут? — спрашивает Скоропадский.

Само собой, на японцев мы ни капли не похожи, но воинскую осторожность ещё никто не отменял.

— Находились в рейде по японским тылам, — отделываюсь общими фразами я. — И да, господин есаул, может сопроводите нас до ваших позиций и поможете связаться с нашим начальством: японцы могут очухаться и получить подкрепление? Боюсь, что от нас в этом случае толку будет мало: мы извели практически все патроны.

Скоропадский спохватывается.

— Вы правы, штабс-ротмистр… Двигайтесь за нами, мы будем вас охранять.

И тут метрах в двадцати от нас с грохотом разорвался артиллерийский снаряд.

— Японцы, — поморщился будущий гетман. — Следует ускориться, пока их батарея не взяла нас в вилку.

И тут же позади и спереди разорвались ещё снаряды.

— Быстрее! Пока япошки лупят в белый свет как в копеечку, но сами знаете — они могут пристреляться.

Былую усталость сняло как рукой, мы бежим под грохот канонады. Судя по свисту над головой — в бой включилась и наша арта.

Артиллеристы насыпают друг дружке от всей души.

Мы уже успели заскочить в окопы, но земля под градом снарядов, выпущенных с обеих сторон, содрогается ещё минут пятнадцать, и лишь когда всё успокоилось, нас с Маннергеймом отводят в штаб полка, расположенный в неглубоком тылу в китайской деревушке. Оставляю бойцов под присмотром Бубнова.

Скоропадский заверяет, что солдаты будут накормлены. Нам же предстоит скромный ужин в гостях у командира 2-го Читинского казачьего полка — полковника Закржевского.

Фамилия смахивает на польскую, меня слегка коробит — после недавней истории с Вержбицким чувствую сильное недоверие к панам на русской службе. Жди подвоха в любую секунд…

Когда вижу перед собой немолодого статного усача с полковничьими погонами, держусь настороженно, хотя быстро выясняется: Леонтий Антонович Закржевский — мировой дядька и, вдобавок, хороший знакомый Маннергейма, они не раз пересекались по гвардейским делам в Петербурге.

Лёд недоверия тает, тем более под ужин и выставленную полковником бутылку «беленькой». Мне хватает пары стопок, чтобы ощутить хмель в голове, по телу растекается волна приятной слабости, нервное напряжение рассасывается само собой, но за языком всё равно слежу строго, поэтому в деталях и красках подвиги не расписываю, отделываюсь общими словами. Так мол и так, выполняли приказ, на рожон не лезли, японцев пощипали, но больше для профилактики.

Полковник предлагает заночевать у него, Маннергейм соглашается — им есть ещё что вспомнить, а я деликатно отказываюсь: надо быть со своими бойцами даже в редкие минуты отдыха. Они это ценят.

Пехотная часть поделилась с нами парочкой блиндажей, там тесно и люди набились как сельди в банку, но лучше уж так, чем во время недавнего марш-броска по горам.

Бубнов докладывает, что всё в порядке, люди накормлены.

Удовлетворённо киваю и разрешаю «отбиться». Каким может быть завтрашний денег — знает только господь бог.

В любом случае, надо хорошо выспаться.

С утра до нас нет никакого дела, мы для всех пока что не пришей ни к чему рукав — свалившаяся на чужую голову воинская часть. Хорошо хоть ставят на довольствие и казачьи артельщики делятся с нами непритязательным завтраком: почти пустой кашей и китайским чаем.

Лукашины, у которых есть приятели, наверное, в каждой казачьей сотне, приносят неудовлетворительные известия: с едой у читинцев откровенно плохо, как и практически во всей воюющей армии. Как всегда, причин тут масса: от откровенного воровства и казнокрадства до раздолбайства высших военных чинов.