Как хорошо, что он инженер и способен понять с полуслова.

Как могу, объясняю принцип действия ручного реактивного гранатомёта.

Власьев в задумчивости скребёт пальцами подбородок.

— Вы просто кладезь идей, Николай Михалыч…

[1] Гиляровский, хоть и родился в Вологодской губернии, где его батюшка служил помощником управляющего в имении, в зрелом возрасте больше походил на запорожского казака. Недаром Репин писал с него одного из казаков со своей знаменитой «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», а скульптор Андреев именно с него лепил образ Тараса Бульбы для памятника Гоголю.

[2] Здесь имеется в виду «разведчику».

Время подходит к вечеру. Договариваюсь с Власьевым, что мичман и его команда заночуют в нашем расположении — ну не гнать же их от меня на ночь глядя. Обещаю, что их накормят и спать уложат.

— И в баньке выпарят? — хохочет Власьев, вспомнив старую русскую сказку.

— Задержитесь ещё чуток — можно и баньку организовать, — подтверждаю я.

Нравится мне этот мичман и его команда. С удовольствием бы под себя загрёб, да кто ж мне отдаст толкового кадра.

Гиляровский долго мнётся — неожиданное качество для газетчика, потом вдруг решается:

— Николай Михалыч…

— Слушаю вас, Владимир Алексеевич.

— Простите покорно, что напрашиваюсь… Дозвольте побыть вместе с вашим эскадроном какое-то время? Недельку, если не надоем — так две.

Он смотрит на меня глазами Кота в сапогах из американского мультика.

Задумчиво чешу вспотевший затылок.

— А как же ваше издание? Они, наверное, ждут от вас новые статьи…

— С редактором я разберусь. Скажу, что готовлю такой материал — пальчики оближут. Уверен, мне пойдут навстречу, — обещает Гиляровский.

— А этот материал — он что, будет полностью посвящён нашему эскадрону? — мысленно начинаю подсчитывать политические барыши я.

Пиар в нашем деле — штука полезная. Иногда помогает открывать нужные двери.

— Ну вы же не будете против? Мне кажется, надо распространить передовой опыт по всему фронту, — приводит веские аргументы Гиляровский.

Собственно, сейчас он озвучивает мои мысли.

— Только надо понимать — ко всем частям он будет не применим. Всё-таки у нас свой круг задач. Мы в первую очередь разведывательно-диверсионное подразделение. Наша специализация: сбор разведданых и рейды по тылам врага, — осторожно напоминаю я.

— Безусловно, я обязательно упомяну об этом. Если хотите — дам вам прочитать материал, перед тем как отправить его в редакцию.

Оказывается, дядя Гиляй готов даже на журналистский подвиг. Не каждый способен на такое. Я уж не говорю, что некоторые газетчики вообще пишут от балды. И их заметки, изобилующие «стремительными домкратами», вызывают у нас на передке иронию и горький смех.

— Есть ещё один вопрос, Николай Михалыч…

— Только если это не военная тайна, — смеюсь я.

— Что вы! Не сочтите за бестактность, но… Не боитесь ли вы вызвать гнев и раздражение там, наверху? Вы же знаете, насколько косным порой бывает наше военное начальство, как сторонится передовых идей…

— И не только начальство, — вздыхаю я. — Вы затронули больную тему, Владимир Алексеевич. Даже здесь в полку я столкнулся с непониманием. Большинство офицеров по-прежнему считают меня выскочкой и воспринимают мои идеи в штыки. А что касается генералов… Пока мне идут навстречу. Надеюсь, это будет продолжаться максимально долго, хотя… «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь».

— Да, лучше Грибоедова, пожалуй, не скажешь, — кивает Гиляровский. — Так что, Николай Михалыч, не помешаю я вам? Если что, можете использовать меня наряду с нижними чинами. Никаких обид с моей стороны…

— Вы уж лучше потренируйте моих солдат. Покажите, чему научились от вашего сэнсея Китаева.

— Обязательно, — улыбается в усы он.

Определяю его на ночлег в том же доме, где квартирую. Мой ординарец уже готовит для Гиляровского постель. Судя по взглядам домового к журналисту он испытывает просто священный трепет. Всем нам дядя Гиляй кажется небожителем.

Вечером на огонёк заходят свободные от дежурства офицеры эскадрона и вольноопределяющиеся. Стол для них снова накрыт, правда. На сей раз никакого алкоголя — хорошего понемногу, особенно на войне.

Отсутствие хмельного не мешает интересной беседе.

Начинается она с того, что Гиляровский присутствовал на ужине бойцов моего эскадрона и остался под большим впечатлением:

— А хорошо у вас кормят солдат, Николай Михайлович.

— Стараемся.

— Понимаете, я думал, у вас будет как у всех — в лучшем случае, сухари и пустой гаолян на воде, а тут тебе и каша гречневая, и мясо… Просто чудо! Расскажите, как добились такого волшебства?