Шрифт:
Само собой, я иду в атаку вместе со штурмами. Заодно и посмотрим на выучку бойцов.
Для усиления штурмовиков забираю отделение из разведвзвода. Думаю, что делать с горемыками-пехотинцами, но то ли казаки провели с ними профилактическую беседу, то ли совесть взыграла, но все до одного вызываются охотниками на штурм.
Итого бойцов семьдесят-семьдесят пять наберётся.
По идее хватит. Больше людей не надо, будем только мешать в тесной линии окопов.
Глава 15
Чуть не забыл в горячке известить соседей о вражеском прорыве. Отправляю двух вестовых из числа молодого пополнения, но посообразительнее. Одного в эскадрон к Шамхалову, другого — к Коломнину: дал бог с ним соседствовать. Хотя после того, как я спас ему жизнь, ротмистр ко мне помягчел.
Велю вестовым передать Шамхалову и Коломнину, что велика вероятность, что японцы накапливают силы именно перед моими позициями, чтобы попытаться двинуть прорыв дальше узким клином, не затрагивая соседей. Но всё же пусть оба будут начеку.
— Всё ясно?
— Так точно!
— Тогда с богом!
Последние наставления Цирусу
Бегу догонять свою штурмовую группу: впереди тачанки с миномётами, сзади телеги с полусотней штурмовиков. Рядом с телегами гигантскими шагами меряет дорогу Горощеня — Лихо одноглазое, станковый «гочкис», словно простая винтовка подпрыгивает у него на плече.
— Горощеня! Почему не на телеге?
— Мне пешшу зручней, вашбродь[1].
— Ну гляди… Кузьма! Лукашина ко мне!
— Которого, вашбродь? — чем хорош Кузьма, всегда под рукой и при этом не мозолит глаза.
— Тимофея.
— Бу-сде! (Будет сделано!) — миг и верного барабашки след простыл.
Поправляю на плече подарочек от Маннергейма — датский ручник системы Мадсена.
Ага, вот и Тимофей.
— Вызывали, вашбродь?
— Ты скольким вражинам зараз можешь глаза отвести?
— Это смотря на скольки шагах?
— На полусотне шагов?
Тимофей что-то прикидывает про себя:
— Паре сотен отведу. Больше никак, вашбродь…
Эх, маловато, ну, да за неимением гербовой будем писать на простой.
— Держись рядом со мной. Кузьма!
— Я, вашбродь!
— Вольноопределяющегося Аннибала ко мне!
— Слушаюсь!
Скоробут порскает прочь, только сапоги сверкают.
Пока ординарец выполняет мой приказ, добегаю до тачанок.
— Господин мичман, вы захватили мой бомбомёт?
— Конечно, господин штабс-ротмистр, — Власьев хлопает ладонью по длинному свёртку.
— К нему есть противодемонические заряды?
— Пара штук.
— Давайте сюда…
— Как же вы с двумя э-э… вундервафлями собираетесь управляться? У вас же ручной пулемёт.
— Поделюсь им с одним из подчинённых.
— А мины вы в карманах потащите?
Н-да… Мичман прав.
— Ваши благородия, можно из верёвки справу смастрячить, — встревает в разговор Жалдырин.
— Мастрячь.
Пальцы бывалого моремана вяжут из верёвки что-что вроде морских узлов — этакая верёвочная сбруя, в петли которой общими усилиями укрепляем мины для моего миномётного ружья.
Не знаю, на кого я похож со стороны. Зеркал тут нет и не предвидится в ближайшее время. Разве что в луже на себя смотреть и любоваться отражением.
Подбегают Кузьма и Аннибал. Протягиваю дальнему родственнику Арапа Петра Великого свой «мадсен».
— Справитесь с машинкой?
— Так точно.
— А ну — продемонстрируйте!
Аннибал вполне буднично берёт пулемёт и показывает, что эта не самая сложная техника ему по силам.
— Отлично! Тогда держитесь рядом. Кузьма!
— Здесь, вашбродь!
— Держись рядом с Гиляровским. Головой своей нечистой отвечаешь за него. Уяснил?
— Ясен пень, Николай Михалыч! Нечто я без понятия?
Ха! Это что-то новенькое, по имени-отчеству Скоробут меня впервые, до этого как-то «вашбродием» обходился.
— Господин штабс-ротмистр, до позиций противника полверсты, — это командир мобильного взвода корнет Трубецкой.
— Корнет, тачанки к бою. Мичман, по крику выпи открываете огонь минами. Жалдырин! Как господин Власьев отстреляется, бей ракетами. Цель — вражеские окопы. На всё — семь минут. Трубецкой, по окончании артподготовки выдвигаете тачанки с пулемётами на дистанцию прямой наводки, поддержите нас огнём. Бить по всему, что высунется над бруствером. Кроме белых флагов. И слушайте Будённого с Жалдыриным, Андрей.