К тем проблемам, которые у нас уже были добавилась ещё одна. Глобальная. Потому что в общежитие за вещами мы пойти не сможем.

Или сможем?

На ярких птичек теперь я смотрел совсем по-другому — как на предвестников грядущих проблем.

Ни Райко, ни других я больше не слушал. Я думал о том, как организовать вылазку в общежитие за вещами. А ещё о том, как мы тут разместимся?

Стало смешно. В тот момент, когда мы в первый раз пришли сюда и увидели, как исследуют магию некоторых наших одноклассников, мне даже в голову не могло прийти, что я всерьёз буду думать о том, как разместиться в лаборатории.

Параллельно с этим я думал о том, что нужно помочь родителям Кизаму. Потому как в беду они попали из-за меня — именно я виноват, что клан Такаги угрожает им.

Знал ли отец об этом? Думаю, знал. И ни слова не сказал мне, сделал всё, чтобы защитить.

А вот я был эгоистом! Думал только о себе! Непростительная ошибка, которая может стоить жизни людям, ставшим мне близкими.

И чтобы исправить её, мне нужно отправиться домой — отсюда я ничего не смогу сделать.

Но и людей тут я бросить не могу — неожиданно для себя я стал их лидером. Они с надеждой смотрели на меня, я не мог их подвести.

Я снова глянул в окно и увидел, как кустарник расступается, пропуская парней из дисциплинарного комитета — тех же, которые забирали ниндзя.

Интересно, почему допрашивать нас они идут вчетвером? Решили действовать параллельно, чтобы было быстрее? Или готовы к тому, что кто-то из нас окажется пособником ниндзя?

Птички, едва парни приблизились к ним, прыснули в разные стороны, облетели их по широкой дуге и сели на ветки кустарника поодаль. Теперь наблюдать за ними стало неудобно, и я повернулся к двери, ожидая, когда войдут представители местной власти.

Ждать пришлось недолго. Дверь открылась и все четверо вошли в аудиторию. И не просто вошли, а сходу разошлись по всем четырём углам — быстро, как при спецоперации.

Мы только глазами хлопали, видя это.

Лишь Райко попытался протестовать, но даже сказать ничего не смог. Четвёртый взмахом руки заткнул его.

А потом я почувствовал, как меня накрывает чем-то плотным, густым, вязким.

— Да вашу ж мать! — я вскочил и грохнул по столу кулаком. — Что, нельзя спросить по-человечески?!

Парни из дисциплинарного комитета удивились, но быстро оправились и тут же подняли руки. И давление на меня усилилось многократно, принуждая сесть.

В тот момент, когда я готов был швырнуть стулом в ближайшего представителя власти, дверь открылась и в аудиторию вошла Оринэ-сэнсэй.

Нет, она не вошла. Влетела. Словно разъярённая львица.

— По какому праву, — рявкнула она, — вы используете в моей лаборатории силовые поля?! Вам напомнить над чем мы работаем?

— Оринэ-сэнсэй… — попытался остановить её тот, что был ближе к двери — тот, который говорил, что они вернутся с допросом. Видимо, старший в этой четвёрке.

— Вон! — заорала малышка Оринэ.

Заорала так, что стёкла в окнах зазвенели.

Не хотел бы я сейчас оказаться на месте этих парней.

— Мы должны допросить… — старший сделал ещё одну попытку.

Оринэ-сэнсэй подскочила к нему и прямо в лицо прошипела:

— Если ваши силовые поля нарушат работу моей установки, объясняться с императором, да будут благословенны его дни, вы будете сами!

Парень ещё несколько минут смотрел на Оринэ, но потом плечи его опустились.

В следующее мгновение давление исчезло и дышать стало легче.

— Оринэ-сэнэсй, — сказал парень. — Простите нас. Мы были слишком самонадеянны.

И он согнулся перед ней в поклоне. И остальные трое тоже поклонились.

— Покиньте учебную аудиторию! — приказала Оринэ.

Блин! Я любовался ей! Такая сила духа! Пришла и махом выстроила дисциплинарный комитет.

Ан, нет! Не выстроила!

Уходить парни не спешили. Главный снова поклонился и сказал:

— Простите нас, Оринэ-сэнсэй. Мы не можем уйти. У нас приказ ректора академии. У нас чрезвычайная ситуация. Мы должны допросить всех, кто находится в этой аудитории.

Оринэ немного помолчала, рассматривая представителей власти, как червей, недостойных её внимания. А потом разрешила:

— Допрашивайте! Только без применения силовых полей.

Парней её взгляд не смутил абсолютно.

— Разрешите использовать чары слепоты и глухоты, чтобы учащиеся не слышали, что говорят их товарищи? — попросил старший.

Я видел, что Оринэ не хочет разрешать. И так же видел, что выбора у неё нет. Как бы она ни хотела разнести тут всё к чёртовой матери, а ей придётся подчиниться.