– Зови меня Поп, - рассеянно ответил старик, глядя на тень: Кевин аж зарделся от гордости.

И в этот самый момент часы решили, что пора отметить прошедшие полчаса.

Глава 3

Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в "Империю изобилия". А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.

Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику, составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами: первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула, вторые десять через два, третьи - через три часа. Последние фотографии Кевин отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть. Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так испугали его, что Кевин решил - еще до того, как отправился в "Империю изобилия", - обязательно избавиться от "Солнца-660". Не обменять ее, этого он совсем не хотел. Выпускать камеру из своих рук и терять над ней контроль? Нет, такого Кевин допустить не мог.

Теперь камера моя, подумал он, первый раз нажимая на спуск, и мысль эта вновь и вновь возвращалась, несмотря на то, что она не соответствовала действительности. Если бы камера была его, то выдавала бы одну и ту же фотографию - черного пса на фоне белого штакетника, - лишь когда на спуск нажимал он, Кевин. Но такого не происходило. Какая бы там магия ни заключалась в камере, повелевал ею не только Кевин. Такие же (ну почти такие же) фотографии получались и у отца, и у Мег, когда Кевин, точно выдерживая предложенный Попом график, дал ей пару раз нажать на спуск.

– Ты пронумеровал их, как я просил?

– Да, от одного до пятидесяти восьми.
– Кевин показал Попу аккуратные кружочки с цифрой внутри в левом нижнем углу.
– Но я не знаю, так ли это все необходимо. Я решил избавиться от камеры.

– Избавиться? Вроде бы в прошлый раз таких мыслей у тебя не было.

– Пожалуй, не было. Но теперь я хочу разбить ее кувалдой.

Проницательные синие глазки Попа впились в мальчика.

– Так, значит?

– Да.
– Кевин не отвел взгляда.
– Несколько дней назад я бы снисходительно рассмеялся над подобным решением, но теперь мне не до смеха. Я думаю, эта штука опасна.

– Вполне вероятно, что ты прав. Можешь прикрутить к ней динамитную шашку и разорвать ее к чертовой матери. Я хочу сказать, камера твоя. Но почему бы не повременить? Мне хочется кое-что сделать с этими фотографиями. Тебе, возможно, будет интересно.

– Что?

– Пока не хочу говорить, вдруг ничего не выйдет. Но к концу недели все будет сделано, и я думаю, что тогда тебе будет проще решить, как поступить с камерой.

– Я уже решил.
– ответил Кевин и постучал пальцем по двум последним фотографиям.

– А как быть с этим?
– спросил Поп.
– Я рассмотрел снимки под увеличительным стеклом и чувствую: должен узнать, что это. Все равно что слово, которое вертится на кончике языка, но никак не вспоминается.

– Полагаю, я могу подождать до пятницы, - согласился Кевин, не отвечая на последний вопрос старика.
– Но дольше я ждать не хочу.

– Боишься?

– Да, - честно признался Кевин.
– Боюсь.

– Ты сказал своим старикам?

– Нет, разумеется, нет.

– Может, тебе захочется сказать? Захочешь сказать отцу, вот что я имею в виду. Подумай об этом, пока я сделаю то, что хочу сделать.

– Что бы вы ни задумали, в пятницу я намерен разбить эту камеру кувалдой моего отца. Мне больше не нужна камера. Ни "Полароид", ни какая-либо другая.

– Где она сейчас?

– В шкафу. Там она и останется до пятницы.

– В пятницу приходи в магазин. "Солнце" принеси с собой. Мы посмотрим, что вышло из моей идеи, а если желание разбить камеру у тебя останется, я сам дам тебе кувалду. Бесплатно. И колоду для колки дров, чтобы тебе было куда положить камеру.

– Договорились, - улыбнулся Кевин.

– Но что ты скажешь об этом родителям?

– Еще думаю. Не стоит их тревожить.
– Кевин с любопытством взглянул на Попа.
– Почему вы считаете, что я захочу рассказать об этом отцу?

– Если ты разобьешь свою камеру, отец разозлится на тебя. Это, наверное, и не так страшно, но он может подумать, что ты просто глуп. Или трусишка, вроде старой девы, которая звонит в полицию при каждом скрипе половицы, вот что я хочу сказать.

Кевин чуть покраснел, вспомнив, как разозлился отец, услышав, будто камера заколдована. И вздохнул. Этот аспект он как-то не продумал, но теперь, когда разговор принял такой оборот.., ему не оставалось ничего другого, как признать правоту Попа. Если отец просто разозлится, Кевин это переживет. А вот если подумает, что его парень трус, или дурак, или то и другое.., это сына Джона Дэлевена никак не устраивало.

Поп пристально смотрел на Кевина, читая его мысли столь же легко, как любой может прочесть газетные заголовки.

– Отец может встретиться с тобой здесь в пятницу, часа в четыре?

– Исключено, - покачал головой Кевин.
– Он работает в Портленде. И возвращается домой не раньше шести.

– Если хочешь, я позвоню, - предложил Поп.
– Джон придет сюда, если я попрошу. У Кевина широко раскрылись глаза.

– Да, мы знаем друг друга.
– Поп сухо улыбнулся.
– Давно. Он предпочитает об этом не распространяться, о знакомстве со мной, так же как и ты, и я это понимаю. Но что я хочу сказать, я знаком с твоим отцом. Как и со многими людьми в этом городе. Ты бы удивился, сынок, если бы я тебе их перечислил.