Люди спали, а природа, боясь разбудить их, продолжала жить. Незагрязнённая, нетронутая, эта жизнь была особенно прекрасна. Природа пела: звуки сливались в одну протяжную мелодию, в многоголосье. Никогда не сможет ничто искусственное быть настолько совершенно несовершенным, как эта песня.

Алека потянуло на лирику. Мысли крутились витиеватыми кольцами, полупрозрачными и невесомыми, как облака. А на самом деле Алек просто любовался красотой ночной природы.

— Знаешь, я слишком часто сюда прихожу.

Маша сидела спиной к Алеку, в тени. Но по голосу он слышал: тот же грустный покой охватил и её.

Не лишний ли он здесь, в самом сокровенном месте Маши? Она призналась, что прячется здесь от людей. Разве Алек больше не относится к этой категории?

Маша повернулась и улыбнулась, случайно коснулась ладони Руденко и отдёрнула смущённо руку. Любые объяснения, извинения всё испортили бы. Маша молчала. Алек смотрел на неё и тоже улыбался, а в горле стоял комок. И ему одновременно было до безумия хорошо и всё-таки больно. От того, что творится там, за границами маленького мирка.

Тени пробегали по скамейкам, по листикам клематиса, по тропинке. Но то были мягкие, ласковые тени. Они обнимали, гладили ровную поверхность предметов и приближались к ногам. Тени могут быть красивыми. Тени могут говорить. Алек рассматривал их шипы и горбы, их кривые лапы и даже в страшном находил живое. А живое и есть красивое. Маша проследила за его взглядом и тоже рассматривала тени.

Облако закрыло луну. Тени растаяли. Пятнышки света слились в одно и тоже исчезли. Но и теперь ночь не была опасной. Она не скалилась, не насмехалась, как все последние ночи. Она улыбалась, немного грустно и почти счастливо. Или Алек медленно сходил с ума. Он готов был и на последнее.

— Приходи сюда, когда захочешь. Я подарю тебе это место. — Маша засмеялась. И звонкий колокольчик её голоса полетел над парком к самой луне.

Алек снова вспоминал, не хотел, но видел, как наяву, то, что было больше десятка лет назад.

— Знаешь, что я подалю тебе. — Ника дёрнула его за рукав рубашки, заставив оторваться от разглядывания интересной картинки: паук, расставив лапы, сидел в центре своей ловушки. А рядом трепыхалась в сетях пойманная муха. Совсем немного осталось до развязки.

— Что же? — с любопытством спросил Алек, поднял сестрёнку и посадил себе на колени. Так дед учил. Когда был ещё жив. Что он, старший и мужчина, должен о Нике заботиться.

— Вот то делево, — восторженно пролепетала Ника.

Алек проследил за её пальчиком. Ника указывала на старый, разросшийся во все стороны грецкий орех. На этом дереве Алек часто лазил, несколько раз падал с него, выбирал из сухих листьев орехи и таскал бабушке, пряча половину в карманы. В тени его расстилали плед, Ника вытаскивала кукол, устраивали пикник всей семьёй, жевали бутерброды и смеялись.

А теперь Ника хотела подарить ему это дерево, которое всегда было общим.

— Нельзя подарить дерево, — возразил Алек.

Ника насупилась, надула губки и демонстративно скрестила на груди руки. Это мама научила её. Раньше у Ники никак не получалось.

— А я говолю, можно! — крикнула она и снова посмотрела на Алека своими огромными глазами. — Это было наше делево, а тепель твоё.

— Пусть будет нашим, — смеясь, предложил Алек. И Ника, в восторге от того, что и подарок получился, и всё остаётся, как раньше, обняла братишку и положила пушистую головку-одуванчик ему на грудь.

Алек обнимал её и смотрел, как убегает дорожка вдаль, как вихрятся светлые тени и колеблются на ветру листья. И стёрлись на секунду все рамки времени. И маленькая Ника, и Маша стали единым целым. И тот мальчишка-сорванец и новый Алек тоже на секунду стали одним человеком.

На рассвете, возвращаясь той же дорогой из полос домой, Алек думал, как один день, день ужасного убийства и мистических тайн, может вместить в себя столько простого доверия.

***

— Не нашли? — поинтересовался Алек, когда к нему обернулись одновременно Руслан и Андрей. Снова они пришли первыми. Алек поклясться мог, что на этом настоял Шустов. Руслан вообще не привык отступать, а тут такая неудача.

— Пока нет, — сделав акцент на первом слове, отозвался Руслан. Настрой у него явно был боевой. От вчерашних теней не осталось и следа.

На самом деле Алек мог и не спрашивать. Утром ему написал Гриша, благодарил ещё раз и убеждал, что план удаётся.

Алек понимал, что это глупо, но не мог отделаться от чувства соперничества. Ещё с обвинений Валерии началось негласное противостояние между ним и Русланом. Не Макс со своими мистическими теориями начал его. Алек, не пытаясь ни в чём никого убеждать, просто оставался при своём мнении, которое не совпадало с мнением Руслана. Шустов прекрасно это понимал и не мог принять.