Шрифт:
Первые встречи, или три русско-еврейских поэта. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 17 августа). «Ротонда» — см. коммент. к статье «Русский Монпарнас во Франции». О Хаиме Сутине и Моизе Кислинге см. в коммент. к статье «Маргиналии к истории литературы». Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — русский писатель, поэт, журналист, публицист, общественный деятель; эмигрировал во Францию в декабре 1908 г., спасаясь от ареста; первый сборник, «Стихи», вышел в Париже в августе 1910 г.; к моменту эмиграции Кнута, в 1920 г., находился в России, их знакомство могло состояться не раньше мая 1921 г., когда Эренбург вторично приехал в Париж. Марк Мария Людовик Т—ов (Талов, до принятия католичества Марк Владимирович, 1892–1969) — поэт, переводчик; в 1913 г., нелегально перейдя границу в Бессарабии, уехал в Париж, где стал членом русского Литературно-художественного кружка и завсегдатаем «Ротонды»; приняв в 1914 г. католичество, ушел во францисканский монастырь, однако вскоре покинул его; в 1922 г. вернулся на родину (французский «Journal du Peuple» следующим образом реагировал на отъезд Талова: «На литературном и художественном Монпарнасе на днях произошло трогательное событие. И грустное и радостное.
Я говорю об отъезде Марк-Мария-Людовика Талова.
Русский поэт, нашедший убежище в Париже, наконец-то может покинуть этот город Искусства и Литературы, где он провел десять лет жизни, полной лишений и бедствий, — лучшие годы своей молодости.
Неоспоримо, Монпарнас теряет в нем характерно монпарнасскую фигуру и последнего представителя богемы…
Пожелаем же нашему славному лирику Талову больше не знать постоянных трансов голода; за свою кротость, как и за свой настоящий талант, он заслуживает лучшей доли», цит. по кн.: Марк Талов. Избранные стихи. М., 1995, с. 10). «Комеди Франсез» (Comedie Francaise) — французский национальный театр, названный по имени труппы, созданной Мольером (первое представление состоялось в 1790 г.). «Я знал любовь и голод волчий…» — Из стихотворения Талова «Я знал любовь и голод волчий…» (сб. Любовь и голод. Париж, 1921, с. 65). «Поужинал я, слава Богу…» — Из стихотворения Талова «Поужинал я, слава Богу…» (там же, с. 79). Интересно, что эти же в точности двустишия М. Талова приведены в статье «Горе-авторы нашего зарубежья», подписанной инициалами С. М. (по-видимому, Сергей Мельгунов), см.: Возрождение (Париж), 1953, тетрадь тридцатая, ноябрь-декабрь, с. 175. Больше того, как и у Кнута, фамилия Талов дается здесь не полностью, а только заглавной буквой Т. Но и это не все: в статье рассказана та же история об отсутствии у Талова нижнего белья и его гордом ответе о негигиеничности ношения такового. Несмотря на разительные совпадения, контакт между материалами и их авторами вроде бы полностью исключался: кнутовский появился примерно на полгода раньше. «Возможно, на него повлиял Эренбург… <у которого> наметился период увлечения католицизмом…» — Об этой поре поэтических увлечений И. Эренбурга, например Н. Гумилев, следующим образом высказывался в одной из своих «аполлоновских» рецензий (1911), составивших цикл «Писем о русской поэзии»: «И. Эренбург поставил себе ряд интересных задач: выявить лик средневекового рыцаря, только случайно попавшего в нашу обстановку, изобразить католическую влюбленность в Деву Марию, быть утонченным, создать четкий, изобразительный стих. И ни одной из этих задач не исполнил даже отдаленно, не имея к тому никаких данных» (Н. Гумилев. Сочинения. В 3 т. Т.З. М., 1991, с. 80). Составители сборника избранных стихов Талова, М. А. и Т. М. Таловы, приводят другой, отличный от предполагаемого Кнутом, источник влияния на поэта католицизма: «Духовным наставником Талова был Владимир Полисадов — художник, доминиканский монах третьего ордена. Женат он был на племяннице Вл. Соловьева. (Монахам этого ордена дозволено жить в миру и быть женатыми.)» (М. Талов. Ibid., с. 14–15). «В одежде гордого сеньора…» — Первая строфа из стихотворения И. Эренбурга «В одежде гордого сеньора…» (1910). «Впоследствии мне стало известно от Бальмонта…» — О курьезном знакомстве Талова с Бальмонтом рассказано в эренбурговских воспоминаниях: «Талову очень хотелось прочитать свои стихи Бальмонту; я его взял с собой, но он от смущения сбился и вместо стула сел на горячую железную печку. Все рассмеялись, а Бальмонт принялся хвалить стихи, которых он так и не услышал» (Эренбург, с. 149–150). Валентин Яковлевич Парнах (настоящая фамилия Парнох, 1891–1951) — поэт, переводчик, эссеист и хореограф, создатель первого в СССР джазового оркестра; на Запад попал еще до революции 1917 г., затем в 1922 г. вернулся в Советскую Россию, в конце 1925 г. вновь приехал во Францию, где жил до 1931 г., и опять вернулся в Советский Союз; за границей издал следующие сборники стихов: «Самум» (Париж, 1919, с рисунками Н .Гончаровой), «Набережная» (Париж, 1919, с рисунками М. Ларионова), «Словодвиг. Motdinamo» (Париж, 1920, сб. стихов на русском и французском языках, с рисунками Н. Гончаровой и М. Ларионова), «Карабкается акробат» (Париж, 1922, с портретом автора работы П. Пикассо и иллюстрациями, выполненными Н. Гончаровой и Л. Гудиашвили), из других книг: «Инквизиция» (1930, на франц, языке — монография, которая наряду с научной частью содержит переводы средневековых еврейских поэтов, преследовавшихся инквизицией; в СССР вышла под названием «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции», 1934), исследования по хореографии собраны в «Истории танца» (1932, на франц, языке); послужил О. Мандельштаму прототипом Парнока, героя «Египетской марки» (1928). «…его имя упоминается в Танахе» — о Танахе см. в коммент. к АП; имя Парнах (Фарнак) действительно библейское, см. Ч. 34:25 (указано З. Копельман). «Он родился, если не ошибаюсь, в Ростове-на-Дону…» — По другим данным, в Таганроге. «…наше богатство и счастье среди „гоим“…» — «Гоим» (мн.ч. от древнееврейск. «гой»
Он рассказывает, что живет у себя, выходит раз в неделю для моциона и главным образом когда стемнеет. В доме — в этом он уверен — никто его не выдаст. Присманова сходит за „арийку“, как и их сыновья. Он сидит дома и ждет, когда все кончится. Мне делается ужасно беспокойно за него, но сам он очень спокоен и повторяет, что ничего не боится.
— Меня святая Тереза охраняет.
Я страшно рассердилась:
— Ни святая Тереза, ни святая Матрена еще никого не от чего не охранили. Может быть облава на улице, и тогда вы пропали.
Но он совершенно уверен, что уцелеет. Мы обнимаем друг друга на прощание» (Берберова, с. 496). Судьба, действительно, хранила поэта: см. в очерке Г. Газданова, рассказывающем о том, что во время немецкой оккупации Парижа Гингера «приходили арестовывать четыре раза — и каждый раз совершенно случайно его не было дома» (Г. Газданов. Памяти Александра Гингера. IN: НЖ, № 82, 1966, с. 126). «Я и в самом деле еврей» — Эта сцена приобретет еще большую остроту, если знать, что еврей Гингер исповедовал буддизм, и, стало быть, играл с огнем не из-за одной лишь национальной гордости, но и по несгибаемому убеждению личной философии, что человек, даже в минуты смертельной опасности, должен следовать естественному праву быть тем, кто он есть. «Разврат обезволошивает темя…» — Двустишие из стихотворения Гингера «Amours» (см. упоминание о нем в коммент. № 61 к стихотворению «Где наших предков игры и забавы»). «…от еврейки-полукровки…» — речь идет о А. С. Присмановой, еврейки наполовину.
С Ходасевичем, Мережковским и Гиппиус. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 28 августа). «Владислав Ходасевич… редактировал журнал ‘Беседа’» — Основанный М. Горьким, журнал «Беседа» издавался в Берлине в 1923–1925 гг. (всего вышло семь номеров, последний выпуск — №№ 6 и 7, сдвоенные в одной книжке) при участии проф. Б. Ф. Адлера (до № 5), А. Белого (до № 4), проф. Ф. А. Брауна, М. Горького и В. Ходасевича. Главная цель журнала, как ее понимали авторы, заключалась в сближении разных идеологических полюсов, в создании целостной картины расколотого революцией мира. Провокационная политика Москвы, на словах предоставившей журналу советский рынок, а фактически не допустившей ввоз «Беседы» в страну, привела к финансовому краху издателя С. Г. Каплуна и прекращению издания; более подробно об этом: Иосиф Вайнберг. Берлинский журнал Горького «Беседа», его издатель С. Г. Каплун, поэт В. Ф. Ходасевич и другие (по неизвестным архивным материалам и неизданной переписке). IN: ЕКРЗ. T. IV, с. 187–207; его же. Беседа. IN: Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918–1940). Т. 2. Ч. 1. М., 1996, с. 60–81; его же. Жизнь и гибель берлинского журнала Горького «Беседа» (по неизвестным архивным материалам и неизданной переписке). IN: Новое литературное обозрение, № 21 (1996), с. 361–376. Сотрудничество в издании «Беседы» способствовало развитию дружеских отношений между Горьким и Ходасевичем, что, кроме прочего, выражалось в их тесном житейско-бытовом соседстве (сначала, весной-летом 1923 г., в берлинском предместье Саарове, а затем, с 9 октября 1924 г. по 18 апреля 1925 г., под одной крышей на вилле под Сорренто). Разрыва как такового, по крайней мере внешне выраженного, между ними не происходило, скорее наступило взаимное охлаждение, объяснявшееся политическими причинами (разными взглядами на будущее России — безыллюзорно-проницательным Ходасевича и идеализированным — Горького; в письме к Ю. Айхенвальду, датированном 28 октября 1926 г. Ходасевич писал: «За три года жизни с Горьким узнал я столько и такого, что хватило бы на троих. Тут и причина моего разъезда с Горьким (при неомраченных личных, чаепитийных отношениях), и того, что уже больше года мы даже не переписываемся. Он недоволен мной, я — тем, что признаюсь, за три года не добился от него того, что почитал своей „миссией“. Я все надеялся прочно поссорить его с Москвой. Это было бы полезно в глазах иностранцев. Иногда казалось, что вот-вот — и готово. Но в последнюю минуту он всегда шел на попятный. После моего отъезда покатился тотчас по наклонной плоскости и докатился до знаменитого письма о Дзержинском. Природа взяла свое, а я был наивен, каюсь», В. Ф. Ходасевич. Собр. соч. В 4 т. Т. 4. М., 1997, с. 504). В определенном смысле сказались творческие разногласия, вообще специфика личностных отношений двух крупных художественных индивидуальностей, но никак не измышленное Кнутом появление в середине 20-х гг. воспоминаний Ходасевича «Горький в Италии». Воспоминаний под таким названием у Ходасевича вообще нет, хотя к образу Горького, в том числе к периоду их совместного проживания на соррентийской вилле, он обращался не раз. Однако, написанные после горьковской смерти, статьи на эту тему — «Горький» (СЗ, 1937, кн. 63; частично ранее в В, 1936, 28 ноября; вошла в книгу Ходасевича «Некрополь», 1939), «’Беседа’ (из воспоминаний)» (В, 1938, 14 января), «О смерти Горького» (В, 1938, 18 марта), «Прогресс» (В, 1938, 8 апреля), «Завтрак в Сорренто» (В, 1938, 6 мая), «Горький» (СЗ, 1940, кн. 70, опубликована посмертно), уже никак, понятное дело, не могли повлиять на их отношения (были, правда, еще две статьи Ходасевича, «Максим Горький и СССР» [В, 1927, 20 октября] и «Письмо М. Горького» [В, 1928, 15 марта], но их авторство носило анонимный характер: первая была подписана одной буквой М [авторство Ходасевича было «разоблачено» в памфлете «Заметки журналиста (Бей, я его знаю)», появившемся в ПН от 20 октября 1927 г., который принадлежал перу журналиста С. И. Португейса, писавшего под псевдонимами В. И. Талин и Ст. Иванович; Ходасевич ответил на него статьей «Нравственность г. Талина», см. В, 1927, 27 октября], вторая — вообще без подписи, что изначально исключало всякий намек на мемуарность). Нина Николаевна Берберова (1901–1993) — писательница, литературный критик, профессор; в 1922 г. уехала с Ходасевичем в Берлин (разошлась с ним в апреле 1932 г.), с 1925 г. в Париже; сотрудничала в ПН; в 1926–1927 гг. вместе с Кнутом, Ю. Терапиано и В. Фохтом основала и редактировала ж. «Новый дом»; основная творческая тема 30-х гг. связана с эмигрантской жизнью: романы «Последние и первые: Роман из эмигрантский жизни» (1930), «Повелительница» (1932), «Без заката» (1938) (на него Кнут отозвался рецензией, см.: РЗ, 1938, № 10); другие книги: сборник рассказов «Облегчение участи» (1949), две беллетризованные монографии о жизни и творчестве великих русских композиторов: «Чайковский, история одинокой жизни» (1936) и «Бородин» (1938), роман «Мыс бурь» (НЖ, № 24, 1950, №№ 25–27, 1951), мемуары «Курсив мой» (первоначально на анг. языке, первое рус. изд. 1972, второе, доп. 1983), «Железная женщина: Рассказ о жизни М. И. Закревской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и ее друзьях» (1981), «Люди и ложи: Русские массоны XX столетия» (1986); с 1950 жила в США, преподавала в американских университетах русскую литературу. «Ходасевич был сыном поляка и еврейки…» — Об отце поэта Н. Берберова писала, что он «…был сыном польского дворянина (одной геральдической ветви с Мицкевичем), бегавшего „до лясу“ в 1833 году, во время польского восстания. Дворянство у него было отнято, земля и имущество тоже» (Нина Берберова. Памяти Ходасевича. IN: СЗ, 1939, № 69, с. 257); мать — дочь крещеного еврея Я. А. Брафмана, составителя «Книги Кагала» и «Еврейского братства», воспитывалась в польской католической семье, приняла католичество. «…что не помешало ему опубликовать сборник замечательных переводов современной ивритской поэзии» — Речь идет о книге «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии» /Под ред. В. Ходасевича и Л. Яффе. Предисл. М. Гершензона (выходила тремя изданиями: 1-е и 2-е — М., 1918, 3-е — Берлин, 1922), позднее, в 1922 г., на ее основе и с добавлением трех переводов Ходасевич издал еще один сборник — «Из еврейских поэтов» (2-е изд. — Берлин; Пб., 1923); находясь уже в эмиграции, в 1924 г., он перевел поэму С. Черниховского «Свадьба Эльки» (опубликована в «Беседе», 1924, №№ 4, 5), а в 1928 г. напечатал новую редакцию перевода стихотворения Д. Шимоновича «На реке Квор» (В, 1928, 20 дек.). Лев Борисович Яффе (1876–1948, погиб в результате террористического акта — взрыва, произошедшего в здании еврейских национальных учреждений [Еврейское Агентство и др.] на улице Короля Георга V в Иерусалиме) — поэт и переводчик (писал и переводил стихи на трех языках: русском, иврите и идише), видный сионистский деятель; редактор московской еженедельной газеты «Еврейская жизнь» (1916–1918); основатель издательства «Сафрут», пропагандировавшего еврейскую культуру и сионизм; в 1920 г. репатриировался в Палестину; входил в редколлегию газеты «Гаарец» (1920–1922, в 1921–1922 — ее главный редактор); являлся одним из директоров Керен Га-Иесод (основного финансового органа Всемирной сионистской организации и Еврейского Агентства) (ценная информация о творческой деятельности Яффе содержится в статье: Роман Тименчик,Зоя Копельман. Вячеслав Иванов и поэзия Х. Н. Бялика. IN: Новое литературное обозрение, № 14, 1995, с. 102–118). Помимо творческих контактов, Ходасевича и Яффе связывали теплые дружеские отношения: в 1948 г. Яффе опубликовал в Палестине воспоминания о выдающемся русском поэте (на иврите), см. также письма Ходасевича к нему: В. Ф. Ходасевич и современная еврейская поэзия /Публ. и коммент. Луиса Бернхардта. IN: Russian Literature, 1974, № 6. Книга «Поэтическое хозяйство Пушкина» вышла в Петербурге в 1924 г., когда автора уже не было в России; Ходасевич публично отказался признать книгу своей, поскольку она была издана без его участия. Ольга Борисовна Марголина (1890–1942), на которой Ходасевич женился в 1933 г., погибла в Освенциме. «Это я, тот, кто каждым ответом…» — Строчки из стихотворения Ходасевича «Перед зеркалом» (1924) (сб. «Европейская ночь»), ср. в его письме Б. К. Зайцеву от 3 сентября 1925 г.: «’Клуб молодых поэтов’ уговорил меня редактировать ихние сборники, стихотворные. На днях я должен получить материал первого выпуска. Боюсь, что дело этим и кончится, потому что после моей „редакции“ может ничего не остаться, кроме обложки» (В. Ф. Ходасевич. Ibid. Т. 4. с. 490). «…юный, робкий и молчаливый Владимир Вейдле…» — В.Вейдле (см. о нем в коммент. к статье «Опыт Гатарапака‘») познакомился с Ходасевичем в 1922 г., еще в Петербурге, затем встречался с ним в Берлине. Несмотря на разницу-в возрасте (Ходасевич был старше Вейдле на 9 лет), в Париже они близко сошлись и подружились. Многие годы спустя, Вейдле писал в своих воспоминаниях: «…Думаю, он согласился бы сказать, что я был ему другом. Был и он мне другом. Лучшего друга никогда у меня не было» (Владимир Вейдле. Ходасевич издали — вблизи. IN: НЖ, № 66, 1961, с. 136); см. также статью Вейдле «Поэзия Ходасевича» (СЗ, 1928, кн. 34), ставшую книгой с тем же названием (Париж, 1928), позднее — очерк «Ходасевич» в его книге «О поэтах и поэзии» (Париж, 1973). Со своей стороны, и Ходасевич любил и высоко ценил В. Вейдле, см., напр., положительную оценку, которую он ему дает в письме к редактору журнала «Благонамеренный» князю Д. А. Шаховскому (судя по содержанию, письмо относится к 1926 г.): Архиепископ Иоанн Шаховской. Биография юности. Установление единства. Париж, 1977, с. 192–193 или в рецензии на его книгу «Умирание искусства» (В, 1938, 14 ноября). «…в салоне четы Мережковских… царили и иная атмосфера, и совсем иной состав участников» — Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) — поэт, прозаик, драматург, религиозный философ, литературный критик; Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945) — поэт, прозаик, литературный критик; вместе с Д. В. Философовым покинули Петроград 24 декабря 1919 г., путь через Минск, Бобруйск, затем нелегальный переход польской границы привел их в январе 1920 г. в Варшаву, с октября того же года и до конца жизни жили в Париже; их квартира стала центром идеологической, культурно-философской и литературной жизни «русского Парижа» (в первые годы эмиграции собрания устраивались каждое воскресенье с 4 до 7 пополудни, а 5 февраля 1927 г. на их основе возникло более открытое и публичное литературно-философское общество «Зеленая лампа»; Ходасевич, хотя и сделал доклад на первом заседании, относился к этому предприятию иронически: «Не желая участвовать „в безответственных разговорах на духовные темы“, он постепенно отстранился от всех кругов, где такие разговоры велись, и перестал ходить к Мережковским и на собрания Зеленой Лампы», Ю. Терапиано. Встречи. Нью-Йорк, 1953, с. 87). Владимир Ананьевич Злобин (1894–1967) — поэт, литературный секретарь Мережковского и Гиппиус; см. его, во многом мифологизированные, воспоминания о них — «Тяжелая душа» (Вашингтон, 1970). «…наступала очередь для задушевных дружеских бесед, литературных сплетен и воспоминаний» — Сама Гиппиус, по-видимому, далеко не всегда оценивала эти беседы с присущим Кнуту сентиментальным умилением, см. ее дневниковую запись от 6 марта 1932 г.: «Масса зародышей <так она именовала молодых литераторов>. За столом тесно, а болтают о пустяках» (З. Н. Гиппиус. Из записных книжек 1932–1939 /Публ. Т. Пахмусс. IN: НЖ, №№ 203–204, 1996, с. 127). «…потому как „из букв можно складывать всякие-разные слова“…» — В «Мертвых душах» Н. В. Гоголя: «…что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово…» (Н. В. Гоголь. Собр. соч. В 7 т. Т. 5. М., 1978, с. 19). «…выступив на моем творческом вечере» — Текст выступления З. Н. Гиппиус на творческом вечере Кнута, посвященном выходу ПН, приведен в т. 2. Хиллел Златопольский (1868-1933) — сионистский деятель, промышленник, публицист; оказывал финансовую поддержку школам с преподаванием на иврите (с этой целью вместе со своей дочерью и зятем основал издательство «Оманут», выпускавшее учебную литературу на иврите); субсидировал театр «Габима» в его московский период; в годы первой мировой войны в доме Златопольского размещались сионистские организации; уехал из России в 1919 г.; один из основателей Керен Га-Иесод (входил в его первый совет директоров); умер в результате трагического происшествия, о котором сообщалось в заметке «Покушение на Г. С. Златопольского» (Р, 1932, № 49, 11 декабря): «В Париже тяжело ранен известный сионистский деятель Гиллель Соломонович Златопольский, инициатор движения „Тарбут“ и идеи Керен-Гайесода.
Утром 7-го декабря в бюро Г. С. Златопольского явился бывший директор сахарного завода в г. Рибекур, по имени Леон Леволь, и выстрелил из револьвера <так в тексте> ранил Г. С. Златопольского в живот, а затем выстрелил себе в висок.
Положение обоих раненых тяжелое, особенно Леволя.
Известие о покушении произвело огромное впечатление в самых разнообразных кругах и еврейского, и французского общества» (после смерти останки Златопольского в 1933 г. были перевезены и захоронены в Эрец-Исраэль). Еврейскому вопросу было посвящено в общей сложности три заседания «Зеленой лампы».
Иван Бунин в быту. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 9 октября). «…с 1920 или 1921 года» — Бунин отплыл на пароходе из Крыма в Константинополь 26 января (по ст. стилю) 1920 г. и 1 апреля прибыл в Париж. «В 1909 году Бунин становится членом Российской Академии наук…» — 1 ноября 1909 г. разряд изящной словесности АН избрал писателей И. Бунина и Н. Златовратского почетными академиками. «…которую получил когда-то Лев Толстой…» — Нобелевской премии Л. Толстой никогда не получал, хотя вопрос об этом встал еще в 1897 г., сразу же после смерти ее учредителя Альфреда Нобеля (1833–1896). Писатель от нее в категорической форме отказался и в своем открытом письме в шведскую газету «Стокгольм Тагеблат» предлагал присудить премию не ему, а преследуемым царским правительством духоборам. Позднее, в 1902 г., когда Нобелевскую премию получил французский поэт Сюлли-Прюдом, представители шведской интеллигенции, среди которых были такие известные писатели, как Август Юхан Стриндберг и Сельма Лагерлёф, выразили протест по поводу того, что премия не присуждена Толстому. В 1906 г. кандидатура русского писателя рассматривалась вновь. Узнав об этом, Толстой в письме к своему шведскому знакомому А. А. Ернефельту просил его «…постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии» (Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч. В 90 т. Т. 76. М.-Л., 1956, с. 202). Летом — осенью 1909 г. европейская общественность выступила с новым предложением — о присвоении Толстому Нобелевской премии мира. Писатель был приглашен на XVIII конгресс мира в Стокгольме, который был, однако, отложен из-за забастовки рабочих в Швеции (как полагал сам Толстой, одной из действительных причин, по которой не состоялся конгресс, был подготовленный им доклад; напечатан в кн.: Л. Н. Толстой. Собрание статей по общественным вопросам за 1909 г. Лос-Анжелес, 1910). Свое резко негативное отношение к самому факту присуждения ему Нобелевской премии и мотивированный этим отказ ее принимать Толстой односложно изложил в письме М. Левину от 24 сентября 1910 г.: «Отказываюсь же я потому, что убежден в безусловном вреде денег» (Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч. Т. 82, с. 167). «…перекраивать как заблагорассудится» — После войны в московском Гослите был набран том избранных произведений Бунина с грубыми искажениями авторского текста. Своим возмущением по этому поводу писатель поделился в письме к Н. Телешову (от 30 января 1946 г.), в котором резко протестовал против того, чтобы стать «полной собственностью Москвы во всех смыслах» (Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. М., 1973, с. 628); чуть позднее (12 марта 1946 г.) он затрагивает ту же тему в письме к М. Алданову: «…Ведь все-таки не в деньгах дело, а в том, что выберут и как будут сокращать, выкидывать им неподходящее!» (НЖ, № 152, 1983, с. 161. — Выделено Буниным). «…служит визит к нему Константина Симонова в 1947 году» — Кнут ошибается: Бунин встречался с К. Симоновым летом 1946 г.; о приезде Симонова в Париж см. также в воспоминаниях А. Даманской «На экране моей памяти. Франция 1939–1946» (НЖ, № 203–204, 1996, с. 257–258). «…но в Россию не вернулся и поныне живет во Франции…» — Движение за возвращение в Советский Союз началось после обнародования 14 июня 1946 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции». Однако ни настойчивая советская пропаганда, призывающая эмигрантскую интеллигенцию вернуться на родину, ни обращенные лично к нему уговоры и обещания не сумели посеять в Бунине политических иллюзий. В начале декабря 1946 г. он был вынужден обратиться с открытым письмом в редакцию «Русских новостей» (газета просоветского направления, возникшая во Франции после второй мировой войны, ред. — А. Ф. Ступницкий), чтобы решительно опровергнуть распространившиеся слухи по поводу его якобы примиренческих настроений: «Весьма прошу редакцию „Русских новостей“ дать место моему заявлению, что появившееся в некоторых французских газетах сообщение о моем отъезде в Россию лишено основания» (Русские новости, 1946, № 82, 6 декабря). Эти слухи распространялись не без участия Н. Я. Рощина (см. о нем в коммент. к статье «Маргиналии к истории литературы»), см., напр., дневниковую запись В. Н. Буниной от 2 декабря 1946 г. в кн.: Устами Буниных. В 3 т. Франкфурт-на-Майне, 1972–1982. Безусловно одобрившая выбор Бунина, Н. Тэффи писала ему, что он швырнул «в рожу советчикам» «миллионы, славу, все блага жизни. И площадь была бы названа Вашим именем, и статуя. Станция метро, отделанная малахитом, и дача в Крыму, и автомобиль, и слуги. Подумать только! Писатель-академик, Нобелевская премия — бум на весь мир… И все швырнули в рожу. Не знаю другого, способного на такой жест, не вижу…» (Устами Буниных. Ibid. Т. 3, с. 186–187). «Вся эмиграция считает своим долгом превратить меня в соучастника ее бед…» — О том, что Бунин помогал многим своим соотечественникам, деятелям культуры, существует немало свидетельств, см., напр., в воспоминаниях писателя-эмигранта Вл. Крымова: «Между прочим, Бунина ругают за то, что он не раздает денег. Это неверно — Бунин отдал десять процентов полученной премии, то есть около семидесяти пяти тысяч франков для раздачи нуждающимся писателям и другим организациям по усмотрению комиссии, председателем которой был профессор Кульман» (Вл. Крымов. Портреты необычных людей. Париж, 1971, с. 196) (по другим источникам, сумма, отданная Буниным на благотворительные цели, была намного выше и равнялась примерно 120.000 франков). «…водились „национальные стрелки“ подобного рода» — Одного из таких «стрелков» Бунин запечатлел в рассказе «Месть» (цикл «Темные аллеи») в эпизодическом образе мужа главной героини. «С этим же связано и неприязненное отношение к чете Мережковских…» — Гораздо в большей, нежели метафизические причины, степени «неприязненное отношение» определялось мотивами сугубо житейскими и по-земному прагматическими: Бунин был конкурентом Мережковского на получение Нобелевской премии, а затем ее счастливым обладателем. До того как она была присуждена Бунину, Мережковский предлагал ему подписать соглашение о разделе ее поровну, если кто-либо из них двоих станет лауреатом (об их отношениях см. в кн.: Александр Бахрах. Бунин в халате. По памяти, по записям. N.Y., 1979, с. 143–145). «…о якобы негативном отношении Бунина к евреям» — Ср. в воспоминаниях того же А.Бахраха (еврея по национальности): «Парижские антисемиты из „Возрождения“, по его <Бунина> словам, прозвали его „жидовский батько“ за его дружбу с евреями, за то, что в личных отношениях у него подлинно „несть эллина, ни иудея“, хотя иногда он не прочь над евреями иронизировать — впрочем, вероятно, не больше, чем над поляками, финнами или латышами. Но он любит пойти иногда в еврейский ресторан и отлично осведомлен о многих патриархальных еврейских обычаях, которые практикуются только в очень ортодоксальной среде. Не знаю, где он мог эти обычаи изучить.
— Вот вам прекрасный обычай: глава семьи, почтеннейший старец с седой бородой и в ермолке, после какой-то праздничной трапезы торжественно обмакивает свой палец в стакан палестинского вина — уж очень оно на мой вкус крепкое — и потом резким движением стряхивает осевшие на пальцы капли с возгласом: „Да погибнут враги Израиля!“
Он часто делает это сам, посылая цветистые проклятия по адресу политических врагов» (Александр Бахрах. Ibid., с. 98–99). Серж (Сергей Михайлович) Лифарь (1905–1986) — танцовщик, хореограф, педагог, ведущий солист балетной труппы С. Дягилева «Русский балет», балетмейстер парижской Гранд Опера. Александр Ефремович Богомолов (1900–1969) — в 1944–1955 гг. — посол СССР во Франции. «…но здесь на сцену поднялся Иван Бунин…» — Бунин входил в Президиум Пушкинского Комитета, проводившего серию мероприятий, связанных со 100-летней годовщиной гибели поэта; о пушкинской выставке см. в кн.: Сергей Лифарь. Моя зарубежная Пушкиниана. Пушкинские выставки и издания. Париж, 1966, с. 23–70. «…давал приют журналисту-еврею…» — Кнут имеет в виду писателя и журналиста А. Бахраха (1902–1985); кроме того, в его доме в Грассе в течение нескольких дней скрывались пианист-еврей А. Либерман и его жена, которым грозили арест и депортация в Германию (см.: Юрий Мальцев. Бунин. Frankfurt/Main-Moskau, 1994, с. 324). Давид Соломонович Шор (1867–1942) — пианист и музыкальный педагог, профессор московской консерватории, основатель и участник знаменитого не только в России, но и в Европе музыкального трио (вместе со скрипачом Д. Крейном и виолончелистом М. Альтшулером [после отъезда в Америку его сменяли Дубинский, Эрлих]), просуществовавшего с 1892 г. вплоть до большевистского переворота и внесшего весомый вклад в русскую художественную культуру; в 1912 г. создал в Москве музыкальное училище им. Бетховена, превратившееся в один из главных центров музыкального образования в столице; после 1917 г. продолжал музыкально-педагогическую и концертную деятельность и, пользуясь своим авторитетом и известностью, а также личными связями (близость к Л. Б. Каменеву), помогал сионистам избежать репрессий, в особенности начиная с 1923 г., когда борьба с сионизмом приобрела в Советской России масштабно-государственный характер: так, группа активистов из движения халуцим (от древнеевр.