– Эрнст! Онемел ты, что ли?
– тут Локи не без грации повернулся на спину и похлопал по земле рядом с собой.
– Садись сюда, а лучше - ложись. Поговорим.
– Эрнсту это было очень странно, сильно смущало обличие Лови, но он повиновался и лег, подумав, что ничего ужасного6 вроде и нет, да и с чего бы ему быть? Даже если за руки бы держались - ничего. Локи же начал.
– Слушай, а нельзя ли тебе тихонько отсюда смотать со мной? Я укажу тебе этого без пяти минут обладателя штанов с дырой, а ты с ним разговоришься, а потом я скажу тебе, что лучше делать.

– Тогда зачем ты его…

– Тише, кому говорю! Потом скажу. Зачем так громко-то?

Он действительно потом более чем понятно разъяснил, в чем дело:

– Ты же сам знаешь, что он сюда явился ровно как ты и я. Вот пусть он за нами побегает просто так, а потом расскажет, уж я заставлю. Просто неплохо бы узнать, как он справится.

Эрнсту это показалось просто необходимым для исполнения, и он уже было начал представлять возможные происшествия с громилой, но тут Локи сказал совсем неожиданную вещь. Серьезно, без насмешек в голосе:

– Знаешь… Я ведь, кажется, волнуюсь за этого дурня.

– Что?!

– Волнуюсь, говорю, за него, но это уже не важно.

Это было последнее, что Эрнст услышал от Локи в тот день. В следующую секунду парнишка обернулся, и понял, что его нет. Зато увидел кое-кого другого, не менее ему теперь нужного.

4

Нильс помнил этого парня довольно хорошо: встретил он его впервые в доме, как ему показалось, язычников, где даже воздух был каким-то другим, неправильным, странным - таким, которым было странно, хоть и возможно, дышать. Он сразу узнал Эрнста, хоть и отрастившего кое-как волосы ещё сильней. Если в первую их встречу, когда Эрнст был его и его господина проводником, он уже был как будто каким-то "не таким», как если бы знал что-то такое, чего Нильс не знал и вряд ли когда-нибудь узнает. Теперь же он был вовсе другим, будто с неба или еще откуда свалился. Нет, он не выглядел совершенным безумцем - он был лишь невозмутимым, будто ничего здесь его не может удивить никаким образом, а значит - будто он видел что-то наредкость необыкновенное, что Нильсу и не снилось. Впрочем, бывший оруженосец уже считал себя не таким уж и простым человеком. Он и сам видел что-то этакое, чем тут же возгордился, едва поговорив немного после немного неловкого приветствия. Только неприятное чувство появилось в нем сразу же после этих мыслей: а что, если Эрнст тоже видел именно это? А что, если он, вдобавок, видел еще столько всего, что Нильс даже представить себе не может просто потому, что не знает даже о существовании этого «чего-то»! С Искателем Нильс этим, конечно, не делился. Он знал, что услышит в ответ на эти душеизлияния: «Твои мысли не мысли даже, а сплошная гордыня, Нильс, и ты знаешь, что так быть не должно.» - вот что. Но, вместе с тем, Искатель бы присмотрелся поближе к Эрнсту, раз узнал бы о нем такое. Наверняка он заметил бы что-то не только из ряда вон выходящее, но и опасное. Вдруг Эрнста, как жителя языческого дома, в чем бывший оруженосец не сомневался,, совсем уж заморили бесы. Или нет, он с ними на дружеской ноге или сам бес! Все это роилось в голове Нильса нестройным хором, и понимал он из этого только какие-то обрывки мыслей, которые складывались в очень и очень тревожную картину. Главное только не подавать виду, как это делал Искатель. В том, что спутник его притворяется, Нильс не сомневался, и делал тем самым ошибку: Искатель не подозревал ровно ничего, и если в девице он чувствовал что-то инородное, чужое и опасное - словом, бесовское, то в Эрнсте он ничего такого не видел. Может, потому, что раб Грома знал Мидгард намного лучше Силы, кто знает…

5

– Ты бывал раньше в этих местах?

– Кажется, нет. Нильс, ты разве намекаешь на ночной путь без привала, - Эрнст поймал смущенный взгляд спутника, которому это насоветовал никто иной, как Искатель, - ну уж нет! Я на такое в жизнь не соглашусь. Напомнить, разве, что с вами было?

Искатель процедил что-то сквозь зубы, как будто идти дальше было для него просто-напросто делом чести,. Это не смогло скрыться от Эрнста, который теперь будто даже говорил как Локи, это не скрылось. Нильс же пропустил это мимо ушей, но желание перекусить и поспать было слишком велико, чтобы от этого просто так отказаться. Двое молодых людей так насели на Искателя, что тот, будто желая казаться намного спокойнее, чем это было, а, может, и человеком с чистой совестью - кто знает?
– вынужден был согласиться с ними. Устроившись поудобней, немного выпив, он даже понял, что зря боялся, что ему показалось то, что он видел ( а видел он кое-что не слишком обнадеживающее), что все образуется и в дорогу они, может, двинутся даже не с утра, и не парнишек это забота, почему хозяйка на это все согласится. Словом, мысли были самые что ни на есть приятные и располагающие к умиротворению, покою, вере в удачу, успех и тому подобные безусловно хорошие вещи. И все было бы ровно так, как думал Искатель, если бы сначала на улице не хлынул дождь - ливень, наверняка уже ледяной и мерзкий, вымачивающий до нитки, пронизывающий все тело холодом, почти что обездвиживая и заставляя хотеть лишь укрыться куда-нибудь подальше ото всего, лишь бы было тепло, одежда мигом сменилась на сухую, да и кожа тоже стала сухой, как и прежде. Не все это, понятное дело, и люди могли исполнить в тот день. Не мог этого сделать и пожилой путешествующий с проповедями монах, к счастью своему, все-таки нашедший себе какое-никакое пристанище. Открыли ему почти тут же, впустили, конечно же, с почтением, но что же он увидел, едва оглядев все углы дома?

6

– Говорю же, Нильс, прозрей, прошу я тебя!
– Эрнст не был с бывшим оруженосцем близко знаком, но теперь обращался к нему как к ближайшему другу, как будто он знал его так давно, что сам не помнит, когда произошло их первое знакомство, хоть и помнит, при каких обстоятельствах оно произошло чуть не лучше всего на свете.

Нильс же ничего ровным счетом не понимал и понимать не желал. «Искатель, - говорил он, - своим рвением мог бы обесценить не только свои грехи, а их у него достаточно, но и мои. И твои, кстати, тоже!» Эрнст вздохнул так, как не вздыхал никогда в своей жизни. Он сам испугался, в чем дело, но вскоре понял то, о чем говорить он, понятное дело, не стал. Так вздыхал и бесился только один его знакомый: это был Локи.

– Хорошо, - будто пошел на попятную Эрнст, - положим, что так, но давай-ка сделаем вот что. Я же не верю в рвение этого твоего Искателя, который даже имя свое толком тебе не сказал, но могу поверить, если увижу, что все с ним в порядке и он действительно желает того, о чем так мастерски говорит. Вот, как ты думаешь, где он сейчас?

– Мы-то уже с тобой помолились, вроде как, а он, наверное, все еще продолжает. Он сам мне говорил об этом. Говорил, что молится всю ночь напролет, но мне пока еще рано так поступать, потому что следует сначала осознать все то, что ты сделал в жизни злого, а я пока этого не…

«Поэтому-то его не добудиться!» - подумал Эрнст, всегда страдающий бессонницей, но не стал говорить этого вслух.

– Понял, понял - хорошо! Давай посмотрим, как он молится, может, поймем что-нибудь, что нам поможет.
– в нем проснулась необыкновенная решительность.

Было очень сложно втолковать это Нильсу, но у него это чудом вышло. Благодарить тут стоило только Локи, иначе это нельзя было объяснить никаким образом. Тихонько подойдя проёму, они встали по бокам и стали слушать.

– Брат Адельстан? Три года прошло с твоего побега, и вот… - это сказал незнакомый никому из двоих голос.

Ответом его было молчание, но потом разразилась пускай и тихая (а говорили они чуть громче чем шепотом, так что нужно было очень хорошо прислушиваться), но буря. Буря из проклятий со стороны Адельстана-Искателя и упреки со стороны неизвестного монаха. Нильс разве что шею себе не свернул - так хотел посмотреть на это все - и Эрнст еле его оттащил. Нильс сидел с глазами по блюдцу, не до конца будто понимая, что произошло, но он, наконец, все-таки заговорил: