Сглатываю. Откручиваю крышечку и делаю несколько глотков. Алекс щипает Дема за подбородок, живот.

Демьян хохочет и воспринимает это как намек. Задирает футболку и доверчиво показывает самое важное, что недавно обнаружил. Произносит невнятно:

— Пуп.

— Что? — переспрашивает Алекс.

Дем крутится, в меня тычет пальчиком, в отца, на свой живот. Картинка перед глазами расплывается.

— У Демьяна есть пупок, — подсказываю я. Поднимаю майку. — И у мамы есть. Вот тут.

Мы с Демом смотрим на Алекса вопросительно, тот пялится на мой живот, пока не прячу его под одеждой. Все еще не понимает, между бровями образуется складка, а потом до него доходит! Алекс низко смеется, запросто задирает свою майку, демонстрируя плоский живот, собственно пуп, широкую дорожку волос и татуировку, уходящую под пояс. Черную. Он перебил розу?

— Да-да, папа тоже живорожденный человек с пупом, кто бы что ни писал в прессе.

Демьян хмурится, заинтересовываясь черным пятном: татуировки он еще не видел.

Алекс перехватывает его поудобнее, приподнимает вверх. Сын замирает, не зная, как реагировать. Я так высоко его никогда не поднимала. Алекс опускает, вновь поднимает. Держит крепко, уверенно.

У меня душа в пятках!

— Пожалуйста-пожалуйста! — пищу. — Осторожнее!

На третьем подъеме Демьян взрывается хохотом, и я невольно улыбаюсь. Он все еще в смятении, потому что никогда раньше так много не общался с мужчинами.

— Тяжеленький, — хвалит Алекс.

Решив, что он ко мне обращается, я тут же отвечаю:

— По верхней границе нормы идет. И в росте тоже. Я одежду на размер больше беру. Он и родился не маленьким.

— Я знаю.

Алекс крутит-вертит сына. Демьян врывается в воздушные аттракционы, просит еще. У меня сердце сжимается — так страшно, что не удержит! Стою рядом, страхую на всякий случай.

Алекс тоже смеется. Демьян настолько расслабляется, что начинает тыкать пальцем отцу в глаза.

— Глазки. У папы глазки, — объясняю, что происходит. — А где глазки у Демьяна?

Дем закрывает их ладошками.

— Нету? Нету глаз у малыша? Как же так! — ахаю я.

— Где твои глазки, Демьян? — включается Алекс.

Демьян убирает ладони и смотрит с хитрющим восторгом.

— Да вот они! — говорим мы хором.

Сердце разбивается снова и снова. Низкий смех Алекса служит катализатором мучительной сладкой боли. Демьян закрывает глаза, желая повторить удавшийся номер.

— А где ручки? Ножки? — спрашивает Алекс.

— Пока у нас в приоритете глаза и пуп.

— А. Согласен. Не представляю, что еще может понадобиться в год.

Сцепляю пальцы. Подъездная дверь открывается, и на крыльцо выходит вчерашняя девушка. Смотрит на нас, улыбается. Я киваю, она делает ответный жест. Алекс тоже ее замечает и говорит на английском:

— Джемма, готовь пуп.

— Что? — переспрашивает она.

— Пуп готовь, — смеется он.

Джемма оглядывает свое длинное платье.

— Тогда мне нужно переодеться! Я мигом.

И она возвращается обратно, вновь оставляя нас втроем.

Качаю головой: заставить супермодель показывать сыну пуп. Это полностью в духе Равского.

— Ну что, пацан. Поглядим, что там есть? — Алекс кивает на подъезд и весело болтает: — У меня была пара идей, что бы могло тебя увлечь. Может, они с треском провалятся, но я уже привык, что процентов семьдесят моих идей людям не заходят. Так что...

Вновь каменею, понимая, что меня по-прежнему не пригласили. Алекс делает пару шагов в сторону двери.

Мир любой ценой.

Вздергиваю подбородок и, усмирив все, что осталось от гордости, произношу:

— Можно я буду рядом, но в квартире? Молча посижу в углу. Пожалуйста. Я тебя прошу. Раф...

Алекс оборачивается. Я продолжаю:

— Нам необязательно воевать.

Он пораженно закатывает глаза, после чего ошпаривает раздражением:

— Вот как? Потому что я вооружен?

— Что?

Равский переводит глаза на Демьяна. Улыбается. Надувает щеки, округляет глаза, Дем снова хохочет. Алекс громко выдыхает и произносит:

— Он на фотографиях другой. Ни фото, ни видео не передают, какой он. — Слова звучат упреком.