— Мик! — Услышал как сквозь вату. А потом его плечи укрыло что-то тяжёлое и тёплое. Шуба! Она дала ему свою шубу. Тело немного согрелось и в голове прояснилось. Осталось всего то лишь каких-то пару шагов.

Эти последние шаги он преодолел с трудом и, наверное, дольше, чем первые. Всё-таки снега было очень много. И н обжигал, обещая даровать вечный покой.

Он с трудом помогая себе рукавами шубы, освободил от снега дверь избушки и немного приоткрыл её, так, чтобы можно было пройти. Потом прошёл сам, чихнув с непривычки от пыли, и изнутри толкнул дверь посильнее, чтобы впустить Нири. Она буквально ввалилась внутрь, растирая озябшие руки. Губы её дрожали, волосы растрепались, платье намокло от снега. И всё же она была такой красивой! Жаль птица не его полёта.

Помедлив секунду, он скинул с себя шубу и вернул Нири.

— Спасибо, красавица, — хмыкнул уже весело. Зачем печалиться? Они дошли, а это самое главное.

Через пару минут Мик нашёл дрова, уложил их в печь. Огниво искал дольше, но всё же нашёл. Пришлось повозиться, приплясывая и дуя на озябшие руки, но через несколько минут, огонь всё-таки занялся и скоро в печке затрещало пламя.

— Вставай поближе к печке. Так согреешься быстрее.

Печь была знатная, не то, что у него в комнатушке. Огромная, каменная, на всю избушку. Интересно, это при князе строили её такую большую в охотничьем домике, который почти не используется зимой, или ещё при его отце?

— Я уже согрелась, спасибо, — тихо ответила Нири. Она смущённо жалась к печи и снова словно не знала, как с ним общаться.

А Мик нашёл на старом топчане одеяло. Немного изъеденное мышами (всего пару дырочек), оно ещё хорошо грело. Он укутался в него, на манер плаща. Осталось только колпак на голову и он снова король шутов.

Он весело улыбнулся, а потом и рассмеялся.

— Эх, жаль свирель осталась в кармане. Сейчас бы сыграл, — он подмигнул Нири, заметив, как она смутилась. Нечего смущать девушку.

Мик отвернулся и отошёл к столу. Над ним на полках лежали какие-то мешочки. Так, что тут? Через несколько минут, он уже засыпал в глиняный горшок кашу, добавил соли и даже мёда, закидал крупу снегом и поставил в печь. Эх, и ужин у них будет! Княжеский!

— Нири! — Он обернулся, ища глазами девушку. Она стояла у печи, прикрыв глаза. Дремала? — Иди поспи! Как каша сварится, я позову тебя.

Она благодарно кивнула, осторожно опустилась на топчан и через несколько минут уже спала. Умучилась, наверное.

Мик невольно улыбнулся, глядя на неё. Ему так редко доводилось любоваться красотой, которая не имела изъяна и не только внешнего. Часто он видел красивых девушек, что подмигивали, улыбались, умели петь и танцевать, а красивы были — глаз не отвести. Но он смотрел зорко, чай не слепой. И стоило им заговорить, как всё их очарование рассеивалось без следа. Подколоть, унизить, задеть шута, посмеяться, показать ему, кто он такой. Обиды, сплетни, зависть, разговоры, чей наряд краше. Пожалуй, только княгиня была иной. Но видел её он очень редко. Она часто болела и проводила время в своих покоях, не мешая князю развлекаться так, как ему нравиться.

И вот теперь, глядя на сонную Нири, он вдруг подумал, что нашёл ту красоту, что искал. Подумал — и сам же устыдился таким мыслям. Шут, знай своё место!

Пока Нири спала, а каша варилась, Мик осмотрелся в поисках хоть какой-то тряпицы. Нечего смущать девушку своим видом! И ведь нашёл! На столе лежала старая скатерть. Бог весть кто и зачем постелил здесь на столе скатерть, но она была. Правда мышами немного поеденная, но это мелочи!

Мик смахнул скатерть со стола, немного встряхнул её, расширил дырку прямо посреди ткани и надел на голову. Потом стянул со стены толстую верёвку, заботливо оставленную охотниками и подпоясался. Вышла длинная рубаха, почти до колен. Ну и видок у него наверное. Мик представил, как он сейчас выглядит и хмыкнул. На голову вот только что-нибудь приладить, и можно людей идти смешить.

Наконец, каша сварилась, а в избушке стало совсем тепло. Главное, чтобы никто не заметил дыма и тропинку, ими протоптанную. А то ведь вернёт князь, свою игрушку, как пить дать. И ладно бы только свою! При мысли о том, что князь может вернуть Нири, в душе начинало ворочаться что-то очень нехорошее. И лучше бы об этом даже не задумываться ему!

Мик поискал какие-то плошки или тарелки, на худой конец хоть ложку, но удалось обнаружить только ещё пару глиняных горшков разной величины, да одну деревянную ложку. Ему бы время — он и ложку и свирель вырезал, и игрушек бы резных наделал. Этому его тоже научил захожий странник. А он и рад был учиться. Кто знает, какое умение пригодится в жизни.

Он поставил дымящуюся кашу на стол и позвал жену.

— Нири, проснись! Каша на столе.

Она повернулась на другой бок, вздохнула во сне. Жалко было будить её, умаялась девочка, но что поделать. Тем более Мик не знал, от слова «совсем», что им дальше делать. И всё же.

— Эй, красавица! — Сказал уже громче. Нири вдруг открыла глаза и рывком подскочила на кровати. Осоловело огляделась вокруг, увидела его и выдохнула. — Говорю, обед готов. Правда, наверное, не то к чему ты привыкла, но уж какой есть, — привычно хмыкнул Мик. — Правда есть придётся по очереди и одной ложкой, если ты не брезгуешь.