— Она случайно проговорилась, — продолжаю честно, не лукавя. — А о вас узнала из писем, что нашла у отца.

— Значит он хранил, — губы дёргаются в печальной улыбке, она переводит на меня взгляд, смотрит с сожалением. — Я не хотела, чтобы ты узнала об этой уродливой правде.

— Да, хранил. Но не вскрывал, — сообщаю ей.

Я вижу, как ей трудно слышать это. Что-то внутри меня словно ломается, трещит. Сглатываю ком в горле. Почему эта женщина так действует на меня? Я ведь вовсе не сентиментальна. Редко, кого жалею, но её хочется обнять и попросить, чтобы она отпустила все боль, что копит в себе годами. Письма, что она писала, пропитаны именно отчаянной болью...

— Анна, — произношу её имя и замолкаю.

Женщина смотрит на меня, замерев, я и сама не знаю, что собиралась сказать ей.

— Вы знаете, что ваше имя созвучно с турецким «Анне»? Оно означает… — вдруг приходит в голову.

— Да-да, знаю, — она начинает смеяться.

Потом смех сопровождается слезами, что она сдерживала всё это время. Женщина не может успокоится — она вытирает слезы, сквозь смех, но они продолжают скатываться вновь.

— «Анне» означает «мама». Впервые мне об этом сказал Мураз, — говорит она.

Мы обе замолкаем. Я протягиваю ей салфетки, что стоят на столе. Женщина берёт их, утирает лицо.

— Анна, мой отец признавался вам в любви? Что было между вами? — спрашиваю тихо.

Не знаю зачем мне это, но так хочется узнать, как отец относился к ней. Говорил ли он слова любви.

— Он никогда не говорил мне о любви, но я всегда утешала себя тем, что он хотел, чтобы ты родилась, — произносит она, пряча взгляд в пустой стол, — Разве хотел бы он ребенка от женщины, к которой ничего не испытывал?

Она тяжело вздыхает, плечи поникают. Жалею, что задала ей такой вопрос. Наверное, уже не узнать правду о чувствах папы к Анне. Можно лишь предполагать и догадываться.

— Камилла, — её голос вырывает меня из размышлений, — Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить.

В её глазах искрится слабая надежда, я вижу, как она замерев, ожидает моего ответа.

— Мне не за что вас прощать, Анна, — понимаю, что мне нравится обращаться к ней по имени.

Звучит красиво.

— Я не держу на вас зла или обиды, — признаюсь мягко. — Знаете, единственное что я вам должна сказать, так это слова благодарности. Вы подарили мне жизнь. Спасибо вам за это.

Женщина начинает мотать головой, не может произнести ни слова. Я вижу, как слова душат её.

— Принесите, пожалуйста, стакан воды, — повысив голос, бросаю в зал.

Официантка тут же приносит воду, ставит на стол и так же быстро удаляется. Я протягиваю стакан ближе к Анне.

— Выпейте, — прошу её.

Она послушно берёт его и делает пару глотков. Вода успокаивает женщину.

— Прости, я совсем раскисла, — улыбается натянуто.

Я стараюсь улыбнуться в ответ. Мой взгляд падает на документы.

— Я поговорю с Адэмом относительно акций. Наш юрист свяжется с вашим братом. Возместим их стоимость.

— В этом нет необходимости. Он приобрёл их для меня, а я бы хотела передать тебе. Безвозмездно, — заканчивает тихо.

Я решаю не спорить. Нужно обсудить всё с Адэмом и поступить так, как будет правильно.

— Камилла, где находится могила твоего отца? — вдруг спрашивает она, вгоняя меня в ступор.

— Его похоронили в деревне, откуда он был родом, — отвечаю, спустя недолгое молчание.

— Я бы хотела посетить его могилу, — говорит с горечью в голосе. — В голове не укладывается, что его довели до сердечного приступа.

— Девушку заключили под стражу, — решаю сообщить ей это.

Злость на Рустама, который нанял ей самого лучшего адвоката, до сих пор не отпускает. Он прикрывается, тем, что папа бы обязательно помог человеку, оказавшемуся в беде. А то, что этот человек, целенаправленно убивал нашего отца в счёт им не берётся. Поражали и остальные братья, которые не стали вмешиваться в решение, которое он принял.

Адэм пытался мне объяснить, чем руководствуется Рустам. У Дамлы, действительно, была нелегкая жизнь, ей пришлось немало перенести и испытать.

— Лёня и Костик непричастны к этому, — уверено произносит она, словно хочет и меня в этом убедить.

Я была на одном из заседаний. Дамла Озаки не вызывала чувства, что она неисправимая злодейка. Она виновато прятала глаза, плакала, но мне не было жалко её.

— Да. Следствие не выявили связь с ними, — отвечаю женщине растеряно.

Через стекло замечаю внедорожник Адэма. Он паркуется около кофейни, выходит из машины, набирает мне на мобильный. Мой айфон тут же оживает в сумке.