Кира послушалась. Денег было впритык. В начале учебного года не было заказов на доклады и курсовые работы, и прочую учебную самостоятельную работу, которую студенты всегда не особо любили. Но Кире было все равно, она бралась за любую подработку. Только сентябрь, как всегда, был для нее неприбыльным, оттого и ехать в другой конец города было накладно.

Она снова взялась за конспекты и учебники, заставляя себя отвлечься от серых мыслей.

Шурки не было, та опять где-то встречалась с Семячковым и домой приходила глубоко за полночь.

Было прохладно, отопление еще не включили. Кира, закутавшись в одеяло незаметно для себя уснула. Разбудил ее стук в дверь. Именно стук, а не звонок.

На пороге стоял мальчишка лет десяти, в потрепанной курточке, с перепачканными в пыли ладонями. Кажется, она его часто видела за двором на футбольной площадке. Тот мялся и что-то прятал за спиной.

– Здрасте.

– Здравствуй! А ты к кому?

– Я к Стрельневой Кире, позовите, пожалуйста!

– Это я, говори, что у тебя ко мне за вопрос?

– У меня это, не вопрос. Мне дяденька какой-то в форме письмо передал. Денежку дал, попросил по адресу доставить, вам то есть.

Мальчишка протянул чистый белый конверт, всунул его в руки обескураженной Кире и был таков.

Его шаги, быстрые и точные, отдавались набатом в ушах. Руки задрожали.

Кира, глядя на конверт, поняла сразу, ничего хорошего…

Она на ватных ногах прошла в прихожую и села на тумбочку. Разорвала конверт, вытащила неровно оторванный тетрадный лист, исписанный мелким корявым почерком.

"Здравствуйте, Кира!

Прошу простить, что смалодушничал и не отдал вам письмо в руки. Меня зовут Марк, я работал вместе с Глебом.

Мне трудно писать, а тем более я не смог бы сказать вам все лично. Глеб очень много о вас говорил, и мы заранее дали друг другу обещание, что если вдруг что-то произойдёт, то обязуемся сообщить родным.

Простите меня за то, что услышите. Глеб погиб. Нас отправили в соседнее поселение для оказания медицинской помощи. Было вечернее время, сильный дождь, и мы даже не ожидали, что там будет засада. Машина попала под обстрел, у Глеба было пулевое ранение в сердце.

Ранение сквозное, сразу обширное кровотечение. В нас продолжали стрелять, но несмотря на это я попытался вытащить его из машины. Водитель был ранен в руку и помочь мне не мог. Уже лежа на земле я понял, что спасти товарища мне не удастся. Мы с водителем ползком скрылись в кустах, потом долго бежали. Нам удалось выбраться из этой переделки.

Уже днем, когда наши ребята вернулись на место обстрела, тела Глеба уже не обнаружили, только сгоревшую дотла машину.

Кира, я обязан вам это был сообщить. Так мы условились. Матери Глеба придет похоронка, но когда, я не знаю. Надежды на то, что скоро найдут тело, нет никакой.

Глеб велел передать, что очень вас любит, и хочет, чтобы вы жили …"

Кира не дочитала. Было достаточно, чтобы умереть здесь и сейчас. Она с глухими рыданиями сползла на пол и свернулась калачиком возле порога.

Боль, всепоглощающая и черная, как ночь, окутала Киру, разрывая сердце на части, ломая и отключая сознание.

Она очнулась на кровати. Рядом хлопотала Шурка, прикладывая холодные компрессы на лоб, вливая в Кирин рот горячий сладкий чай. В комнате воняло нашатырем, безнадегой, отчаянием. Кира вновь закрыла глаза. Возвращаться в жестокую реальность не хотелось.

– Ну, Кирочка, – с дрожью в голосе ворковала Шура, – не надо, не закрывай глаза!

Кира махнула рукой, одновременно цепляя нагревшееся на лбу полотенце.

– Что с тобой произошло? Я вернулась, ты лежишь, горишь вся. Где тебя так продуло?

Кира попыталась что-то произнести, но не смогла. Голос словно исчез, в груди засела невыносимая боль и слезы стояли в глазах пеленой. Замотала головой. Как сказать что-то Шурке, объяснить свое состояние, если самой ни во что не верится. Может ей все это приснилось, от жара, в бреду? Кира протянула руку, в кармане большой вязаной кофты, которая на ней была надета, захрустел измятый лист.

Она, сделав над собой усилие, сжала бумагу и протянула Шурке.

Шурка недоуменно посмотрела на Киру, затем на письмо, но все же взяла, отошла в сторону и начала читать.

Потом осела на пол.

– Господи, не верится даже! Царство небесное, Глебка! Что же ты так … Кира! А как же Вера Николаевна теперь? У нее ведь, кроме Глеба, никого не осталось, – запричитала Шурка, разрыдавшись. – Жалко ведь как ее! Узнает, не переживет!

В ответ Кира смогла лишь кивнуть. Мысли, хоть и барахтались в вязком полубессознательном тумане, но то, что для Веры Николаевны эта весть может стать губительной, она и сама понимала.