Шрифт:
— Ты же знаешь, я здесь не ради твоих родителей, — ворчит он мне на ухо. — Я пришел ради тебя. На родителей мне все равно. Гильдия узнает, что они сделали, и скоро их накажет.
— Если ты причинишь им боль… — говорю я, замолкая, мной овладевает ярость.
— Я же сказал, мне все равно на них. Я не причиню им вреда. Гильдия сделают все сами.
— Что они с ними сделают? — спрашиваю я.
— Какая разница? Они тебе не родные. Я удивлен, что тебя это вообще волнует, — его ладонь сильнее прижимается к моему горлу, жар продолжается. Я чувствую запах моей горящей плоти.
Задыхаюсь от боли.
— Я не такая, как ты. Они любят меня, вырастили, оберегали.
— Ох, наверное, это чертовски приятно, — холодно говорит он. — Знаешь, что мои родители сделали? Отец издевался надо мной, пока мама смотрела в другую сторону. Но однажды она решила убить его. Разрубила его на миллион кусочков и разложила на кухонном столе, как подношение богам. Она была ведьмой, и, как оказалось, не очень хорошей. В моих жилах течет черная магия, та же черная магия, что и в твоих.
У меня перехватывает дыхание.
— Черная магия?
Его хватка усиливается, и я кричу от боли.
— Черная магия помогает жить вечно, — продолжает он. — Теперь мама мертва, но она никуда не исчезла. Я видел, как ты входила в Завесу. Абсолон сказал тебе не ходить на другие уровни? Если пойдешь, то можешь наткнуться на нее.
— Ты знаешь, кто мой отец? — спрашиваю я его. — Он… он…
Я больше не помню имени, как будто его начисто стерли из моей головы.
Он вдавливает лезвие в меня, теперь сильнее, прорезая кожу.
Я беззвучно кричу, содрогаясь от боли.
— Ты даже не можешь произнести его имя, — размышляет он, и его голос подобен кислоте. — Интересно.
— Пожалуйста, — удается сказать мне, пытаясь сосредоточиться, оставаться сильной, но я чувствую, как моя жизненная сила всасывается в лезвие. — Чего ты хочешь от меня? Если хочешь убить, просто покончи с этим. Хочешь похитить? Что ж, меня уже похищали. Хочешь оставить себе? — делаю паузу. — Я принадлежу другому.
При этом воздух наполняется запахом роз и сигар, с привкусом потухшего пламени, которое теперь ассоциируется у меня с дверью в Черное солнце. Мое сердце совершает сальто.
— Оставить себе? — Атлас усмехается. — Я уже предназначен другой.
— Тогда мне жаль эту девушку, — говорю я, выигрывая время, поскольку знаю, что Абсолон где-то в квартире. Только вопрос времени, когда Атлас заметит это.
— Она ведьма, — мрачно сообщает он. — Ее и правда жаль. Она еще не знает об этом.
Внезапно Атлас вскидывает голову, продолжая прижимать лезвие ко мне.
— Подойдешь ближе, и она умрет, — предупреждает Атлас, его рука слегка дрожит.
Солон появляется в дверях спальни, и я чуть не плачу при виде него. Но он не двигается дальше.
Хотя он не проявляет той безумной ярости, которую я видела в его глазах в прошлый раз, он смотрит на Атласа со всей холодной, расчетливой ненавистью в мире, его ноздри раздуваются, на лбу виднеется вена. Этот взгляд заставил бы любого убежать, и Атлас боится.
«Сохраняй спокойствие», — говорит Солон у меня в голове, хотя его глаза не отрываются от Атласа. Возможно, он пытается принудить его, но не думаю, что это сработает.
— Ты не можешь мне указывать, — говорит Атлас. — И ты не сможешь ее освободить от моих оков.
— Я знаю, — спокойно говорит Солон. — Только ведьма может прорваться сквозь эту магию. И я не ведьмак.
«Но ты да, моя дорогая», — говорит Солон у меня в голове. «Закрой глаза и сосредоточься».
«Я не могу», — говорю ему. «Я не могу сосредоточиться, не могу думать. Мне больн…»
Глаза Солона сверкают яростью, и он рычит, пытаясь выйти вперед.
Невидимая стена пригвоздила его к месту.
— Что тебе надо? — говорит Атлас. — Знаешь, не думал, что ты придешь сюда, вампиришка. Вмешиваться в наши дела — не по твоей части.
— Теперь она — мое дело, — скалится он, сверкая клыками. — Всегда будет.
— Не видел, чтобы ты заботился о других, — говорит Атлас. — Тебе это не идет.
«Давай, Ленор», — слова Солона снова всплывают у меня в голове. «Освободи себя».
«Я не могу».
«Можешь. Я знаю, ты можешь. Ты вызвала гребаное землетрясение в этом прекрасном городе».