Хозяин обернулся к ней вполоборота и отвечал:

– Да… Но теперь мне некогда.

– Будто? А вы серьезность-то бросьте и посидите со мной. Мне вам что-то сказать надо.

– После, после поговорим.

– А если мне хочется сейчас поговорить?

– Мало ли что! А ты поди в кухню и подожди.

Акулина не уходила, сделала маленькую паузу и сказала:

– Чтой-то как будто вы третьегоднясь и вчерась были совсем не такой. Те дни ластились, а теперь вон гоните.

– Не гоню я, а, видишь, занят делом, – проговорил хозяин.

– Дело не медведь, в лес не убежит. Сем-ка я около вас присяду.

– Нельзя, нельзя теперь. Я тебя потом позову.

– Что мне потом?

Она опустилась около стола на стул. Старик хозяин посмотрел в ее сторону и поморщился. Она протянула руку, сбила у него на голове прядь волос, которой было прикрыто сбоку голое темя, и пробормотала:

– Полноте вам серьезность-то из себя строить!

Хозяин вспыхнул.

– Ну чего ты балуешься-то, дура! – сердито сказал он и стал поправлять волоса.

– Уж и дура! Два дня была Акулина – красота писаная, а теперь дура.

– Ты приходи тогда, когда тебя позовут, тогда и будешь красотой писаной.

– Ох, какие разговоры! Что-то уж не командовать ли вы мной хотите? Ведь, кажется, не муж. А вот хочу сидеть и буду сидеть.

Хозяин широко раскрыл глаза и в удивлении посмотрел на Акулину.

– Должны любить. Уж теперь аминь. Сами мне смелость дали, – продолжала она.

– Послушай, Акулина Степановна… – начал строго хозяин, но Акулина улыбнулась во всю ширину лица и шутливо мазнула его ладонью по носу.

Строгость старика была парализована. Он осклабился.

– Ну, баба! – произнес он. – Не знал я за тобой таких качеств. Смотри-ка как развернулась!

– Да я всегда такая была, а известно, уж коли в людях живешь, то боишься. Слушайте-ка, что я вам сказать хочу. Я хочу, чтобы мне завсегда с вами вместе чай пить, даже и при приказчиках. За одним столом то есть. И утром, и вечером.

– Выдумай еще что-нибудь!..

– А что ж такое?

– Да ведь ты на меня мараль наведешь. Живу я тихо, солидарно, приказчики видят во мне большое основание, а тут уж тень будет.

– Эка важность! Что вы, девушка, что ли! Да нынче и девушки тень на себя наводят.

– Нет, Акулина, этого невозможно. Я ведь тебе сказал, чтобы ты переехала на отдельную квартирку. Будешь ты жить отдельно в двух горенках, и буду я к тебе приходить, и буду с тобой чай пить. А здесь невозможно. Зазорно. Переезжай на квартирку.

– Одна-то? Нет, я не хочу от вас уходить. Благодарю покорно. Я хочу при вас быть.

Старик вздохнул.

– Утром, когда приказчики в лавку уйдут, ты можешь со мной чай пить, – сказал он.

– А вечером? По вечерам-то мне и скучно одной.

– Вечером невозможно… Вечером нельзя.

– А я приду и сяду – вот и будет можно.

– Слушай! Ты этого не делай! Ты не раздражай меня, не доводи до ссоры, – заговорил хозяин и, поднявшись со стула, в волнении заходил по комнате.

Акулина заморгала глазами и закрыла лицо рукой.

– Обманщики! – слезливо бормотала она. – Изменники… Сами и так, и эдак, а как что-нибудь до вас касающееся, так и нельзя… Тень… Нешто на меня-то вы тень не наводите!

– Дура ты эдакая! Да ведь ты сама на себя тень наводишь! Я только и говорю тебе, чтоб приказчикам ни гугу, а ты хочешь при приказчиках со мной за стол садиться и чай пить. Нет, ты этого и думать не смей, пока здесь живешь.

– А вот буду думать! – поддразнила его Акулина. – А будете артачиться, так и не подходите тогда ко мне…

Хозяин чесал затылок.

– Да будет тебе! Угомонись… – ласково сказал он и хотел ее потрепать по плечу, но она подняла руку и ударила его по руке.

– Оставьте, коли так…

– Ну, полно, не сердись… Ну чего тут? Ну давай сейчас чай пить. Будто не все равно, что при приказчиках пить, что без приказчиков! Вот баба-то! Сама на мараль лезет.

– И хочу я, чтобы вы мне к Рождеству шелково платье подарили, – продолжала она.

– Вот насчет шелкового платья можно. Шелковое платье подарю. Мало того, не одно подарю, а два – переезжай ты только на отдельную квартиру.

– Этого я не желаю.

– Ты вот теперь простая деревенская баба, – даму из тебя сделаю, только переезжай на квартиру.