Аелла скромно поблагодарила своего спутника, и они продолжили путешествие.

— Если мы возьмем за данность твое предположение, — продолжил полукровка, — то война еще могла и не разразиться. Ослепление венценосной особы — чудовищное преступление, но измена слову — тоже не абы что. Сейчас, полагаю, дипломаты пытаются решить все мирно, вот только…

— Вот только?

— Мира уже не будет, — уверенно ответил ей Безымянный.

— Почему ты так думаешь?

— Его высочество и ее величество не просто так задумывали столь хитрую интригу. Слишком серьезная подготовка и слишком много вложенных средств. Говоря начистоту, я не совсем понимаю, какая муха укусила их — нападать на сильнейшее государство континента — но раз уж так получилась, они доведут дело до войны, сколотив коалицию против Волукрима. Готов поспорить, что сейчас Дилирис взывает о помощи к Аэтернуму и Ривеланду и он ее получит, можно не сомневаться.

— Но ведь они изменники! — в голос возмутилась гарпия.

— А где доказательства? Если все было сделано так, как я думаю, то из-под горы не выбрался ни один член нашего отряда, зато Волукрим сотворил что-то нехорошее в Сентии. Но и это не главное. Ты должна понимать, что Волукрим, усиливающийся год от года, стал костью в горле буквально у всех западных держав. Они ждали только повода, и вот он, преподнесен на блюдечке с голубой каемочной.

Аелла напряженно уставилась куда-то вперед. Простодушной гарпии было невыносимо слушать столь циничные речи, но умом она не могла не понимать, что собеседник говорит здравые вещи.

— Зная ее величество, могу предположить, что Дилирис постарается затянуть переговоры и отсрочить начало войны до следующего года, — он криво, без какого бы то ни было веселья, ухмыльнулся. — И вот тут-то пригодимся мы — выживший свидетель, знающий правду, сумеет разбить ложь Вентисов. По крайней мере, я надеюсь на это.

— Но ты уверен, что пойдешь против своих благодетелей? — задала вопрос Аелла.

— Да, — уверенно ответил ей Безымянный. — Есть вещи, которые можно простить, и те, что подлежат наказанию!

Гарпия некоторое время молчала, и юноше показалось уже, что тема исчерпана, но тут дочь неба спросила:

— Они так много значили для тебя?

Не нужно было пояснить, кто такие — они.

Бывший телохранитель принца не очень хотел отвечать — он не рассказывал всего даже Игнис, с которой очень сблизился за время путешествия, но…

"Но она спасла мне жизнь и заслуживает правды".

— Ее величество и его высочество были моим смыслом жизни. Я бы с радостью пошел на смерть ради того, чтобы отплатить Вентисам за доброту.

— А что они сделали?

Полукровка набрал воздуха в грудь и начал свой рассказ.

— Когда мать с отцом поженились, от них отвернулись родственники с обеих сторон. Люди, потому что дочка оказалась шлюхой, посмевшей осквернить себя семенем богомерзкого рысеухого выродка. Лунксы, потому что наследник древнего и уважаемого рода осмелился заклеймить себя отношениями с шисситар. Ты ведь знаешь этот термин?

Аелла кивнула.

— Так вот, родители, сумев прихватить кое-какие деньги, сбежали куда подальше из родного города, и поселились в одной небольшой деревеньке, скорее даже — хуторе. Жили мы не слишком богато, но уж точно не бедно. Отец, как благородный, умел читать и писать, и работал в ближайшем поместье, мать — занималась хозяйством. У нас было несколько батраков. Мне было семь, когда случилось это…

Юноша прикрыл глаза, и перед его внутренним взором тотчас же встала страшная картина прямиком из детства. Горящий дом, толпа с вилами и косами, и болтающийся на суку труп со связанными за спиной руками.

Он сглотнул.

— Была засуха, а ветророжденный, владевший герцогством, то ли забыл про свой долг, то ли плевать на него хотел. И крестьяне решили, что всему виной нелюдь и выродок. Отца поймали по дороге из поместья. Дом сожгли. — Он сглотнул, чувствуя, что голос начинает дрожать. — Нас с матерью спасло лишь то, что солдаты аристократа успели добраться до хутора раньше, чем добрые селяне успели спалить на костре дьяволову шлюху и ее ублюдка. Но мы не могли больше оставаться там, перебрались в Сентий — мать надеялась, что одна ее старая подруга поможет. Напрасно. Мать продержалась около года. Вторая дочка графа, с детства приученная к хорошей жизни и не умевшая заботиться о себе. Она мыла полы и посуду, разносила заказы в таверне, делала все, что могла, и видела лишь презрение в глазах окружающих. Как же: нагуляла выродка от рысеухого, а теперь еще что-то просит.

Бывший капитан гвардии перенес Аеллу через очередную корягу и их взору предстал внушительных размеров овраг. Жестом указав двигаться вдоль него, юноша подал пример и зашагал в южном направлении.

— Так вот, я тогда уже подрабатывал, как мог, и придя в нашу комнатенку в один прекрасный день, увидел мать, болтающуюся в петле — он криво усмехнулся, понимая, что улыбка эта больше похожа на оскал. — Естественно, церковь отказалась хоронить самоубийцу на кладбище, а служителям Мертвых Богов было невыносимо видеть рысеухого нелюдя — плод греховного соития. Пришлось мне закапывать тело самому, за городской чертой. После этого — улица. Около полугода я как-то выживал в трущобах Сентия, а потом в один день все изменилось. Меня нашли гвардейцы, притащили во дворец, отмыли, одели, как подобает человеку моего статуса, накормили, а потом — представили ее величеству, которая сказала, что ищет верного спутника для своего сына и выбор ее пал на меня. Понятия не имею, откуда она узнала про то, что случилось с нашей семьей, не понимаю, как отыскала меня в трущобах, не знаю, отчего решила, что из тощего доходяги выйдет толк, но я в благодарность за новую жизнь рвал жилы, работал больше и усерднее других. Я оттачивал свое мастерство, точно заведенный, дабы оправдать доверие королевы и завоевать дружбу ее сына.

Он выдавил еще одну кривую ухмылку.

— Как видишь, мечта о дружбе осталась мечтой. Стоило только посметь выказать неповиновение, как принц избавился от меня, не думая и секунды. — Он развел руки и взглянул на Аеллу. — Вот такая вот история.

В глазах гарпии стояли слезы и полукровка здоровой рукой непроизвольно потрепал девушку по макушке.

— Не волнуйся, что было — то прошло. Нам же нужно двигаться вперед и надеяться, что удастся избежать встречи с изначальными.