— Я не умею.

— Умеешь. Тебе лишь надо захотеть. — говорит, и исчезает. В воздухе еще слышится напоследок «охренеть! Коновалова подранили! Кому расскажу- не поверят!»

А я остаюсь с раненным Кириллом наедине. Боязни крови нет. Есть только страх за его жизнь. Осторожно глажу бок своего мужчины. Ага, вот входное, а вот выходное отверстие. Навылет? Уже хорошо. Лишь бы нутрянка была целой.

Рву свою водолазку на длинные лоскуты. И все равно их хватает в притык на 1 оборот вокруг тела. По урокам ОБЖ и по прочитанным книгами помнила, что рану надо чем- то прижать, чтобы остановить кровотечение, и туго забинтовать. Затыкаю рану скомканными остатками водолазки, стараюсь перетянуть лоскутами ткани. Получается хреново. Вокруг никого, кто бы мог хотя бы дотащить его вон до тех кустов. Не лежать же на открытой местности.

Прислушиваюсь к дыханию. Ровное, глубокое. Даже мои манипуляции не заставили его хотя бы застонать. Будто спит.

Сажусь рядом, положив его голову на свои колени.

— Кирюш, противный ты медведь, я тебе нарожаю кучу медвежат, только выживи! — глажу его по темным бровям, что даже во время сна всегда были хмурые. Слезинка капает на его щеку. И тут майор… всхрапнул?!

18. Варвара Миронова.

Спит! Эта сволочь в погонах дрыхнет натуральным образом, пока я себе не нахожу места от беспокойства! Смотрите. Еще и причмокивает! Козлина!

— Кх-кх, — раздавшееся прямо над моей головой покашливание заставляет подпрыгнуть и взвизгнуть.

Надо мной возвышался огромный широкоплечий и абсолютно седой мужчина. Прямые плечи покрывала камуфляжная куртка, на спине- большой рюкзак. Высокие скулы, черные брови, еще более черные глаза, прямой нос, аккуратная седая бородка, на вид — лет 50, максимум, 55. Хотя обильные морщинки вокруг черных глаз явно говорили о том, что мужчина значительно старше. В чертах лица было что-то знакомое.

— Ну здравствуй, внучка! — добродушно гудит он, окидывая меня взглядом с ног до головы, красноречиво задержавшись взглядом на тонкой майке, которую я одела под водолазку, выходя из дома.

— Вы не мой дедушка, — встаю в полный рост, стараясь закрыть спиной беззащитного майора.

— Не твой, — соглашается мужчина, и тычет мне пальцем за спину, явно указывая на Кирилла. — Вот этого спящего красавца я дедушка.

— Кирилла? Дедушка? — только и могу повторить я.

— Кирилла. Дедушка. — мужчина отодвигает меня в сторону одной рукой, словно я и не вешу ровным счетом ничего, и присаживается на корточки рядом с Коноваловым. — Глеб Иванович я. А ты, сталбыть, Варррварра? — произносит мое имя рычаще, рокочуще.

— А откуда вы…

— Слушай, малыха, — перебивает он меня, склоняясь над Кирилллом и озабоченно вглядываясь в его лицо. Хмурится точно так же, как и Кир. — Я все же отвечаю за этого распизд… малолетку несмышленную. Сам воспитывал, все-таки Поэтому и приглядывал за ним из далека, чтоб моя старушка не волновалась.

Глеб Иванович окидывает взглядом мои художества с раной Кирилла, и продолжает:

— Ты мне лучше расскажи, каким макаром вы в Нави оказались? Это ведь не внучок вас перекинул сюда. — длинные пальцы приподнимают край импровизированной повязки, и мужчина присвистывает:-Эвоно как… Ну-ка, Варррварра, подсоби дедушке! — и скидывает мне в руки свой рюкзак, под весом которого я крякнула, ноги подогнулись, но устояла. А Глеб Иванович, просунув руки под спину Кирилла, взваливает его себе на плечи, словно мешок с картошкой.

— Ну, малыха, пошли домой! — мужчина положил мне на плечо свою лопатообразную ладонь. Перед глазами снова все поплыло, все вокруг а мгновение стало смазанным, словно по невысохшим краскам провели тряпкой, и мы оказались на крыльце дома. На высокой крыше с резным коньком толстым слоем лежал пушистый снег. Хорошо ощутимый морозец моментом пробрался под кожу.

Дверь перед нами распахнулась, и на крыльцо вышла, нет, все-таки выплыла, невысокая дородная пышнотелая женщина. Светлые густые волосы заплетены в тугую косу, а небесно-голубые глаза смотрели на меня с лаской и теплотой.

— Варенька, доченька! — улыбнулась она мне, заключая в крепкие объятия.

— Здрасте, — только смогла вякнуть я. Как много родни сразу!

— Мать, успеешь еще намиловаться с Варррей, — пророкотал позади меня Глеб Иванович, — У нас тут вон чего случилось.

Всплеснув пухлыми руками, женщина раскрыла дверь пошире, посторонясь и пропуская Глеба Ивановича, чтобы тот прошел спокойно, не посшибав бессознательным Коноваловым косяки.

Я протопала в дом следом, без заззрения совести сбросив тяжеленный рюкзак в сенях. В доме было очень светло, тепло, и пахло вкусной едой. Нерешительно потоптавшись, я скинула кроссовки и пошла за внезапными родственниками моего мужчины.

Нашла их в большой светлой комнате, Кирилл уже лежал на широченном столе И все так же спал.

— Почему он все еще спит? — шепотом спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Понять не могу, — пожимает широкими плечами Глеб Иванович. — Такая рана для него не опаснее, чем бумажный порез. Да, неприятно, но не смертельно.

Супруга же Глеба Ивановича уже хлопотала вокруг майора. Рана была тут же осмотрена, промыта, края раны были сухие, не гиперимированы.

— Варенька, дочка, вспомни, что там былов подробностях? — попросила она меня, и тутже обратилась к мужу: — Глебушка, принеси Вареньке успокоительного, а мне ту мазь из холодильника.