Хлопнула входная дверь, принеся с собой свежий запах мороза и прохладу. На кухню ворвалась румяная дочь Алисы, вся румяная, в снегу. Следом зашел добродушно посмеивающийся дед Кирилла. Кухня сразу наполнилась веселым детским смехом.

— Ольга. — Алиса одернула дочку. — Ты почему в уличной одежде на кухне? А ну марш раздеваться, мыть руки и обедать! — женщина серба увела дочку.

А дед Коновалоса плюхнулся на предательски скрипнувшую под его весом лавку и хлебнул чая из кружки жены.

— Уф, как будто заново родился. — пробубнил он. — Малявка- та еще егоза. Укатала меня. Но я чувствую себя помолодевшим. — и хитро глянул на жену.

— Ну тебя, охальник. Не при дочке же. — Шура зарумянилась и покосилась на меня. Я сделала вид, что ничего не заметила.

— А я что, я ничего! — Глеб тут же напустил на себя привычно серьезное выражение лица. — Шур, помнишь, где-то у нас были Кирюшкины старые коньки. Оленьке пригодятся. Скоро на озере станет лед, надо будет научить малявку кататься. Мы сегодня накатались, по лесу нагулялись, я ее на спине катал.

Слушаю, как этот огромный, взрослый мужчина рассказывает о проведенном дне в играх с ребенком, и понимаю, сколько же нерастраченной любви в его большом сердце. Им бы еще детишек. Кроме Кириллиной мамы, но судьба распорядилась иначе. Появление Ольги для Шуры и Глеба- глоток свежего воздуха.

22.1. Кирилл Коновалов.

Непривычно было быть одному. Возвращаться в пустую квартиру. Но радовало одно. Варя и ребенок под защитой и им ничего не угрожает. А значит, можно заняться делом. Чем быстрее расплюемся в этой непонятной дичью, что творится в городе, тем быстрее окажусь дома.

И Милош перестал дергаться за своих девчонок. Перестал на меня огрызаться. Ну и Босс наш вздохнул спокойно.

Наша машина тормознула у одного непримечательного кафе, что находилось на окраине города, на стыке промзоны и жилых домов. Для простых жителей, это было кафе типа рыгаловка, откуда иногда выносили на улицу перебравших посетителей. А для посвященных, это было одно из тех мест, где можно найти нужную информацию.

Спустившись по скрутым ступенькам вниз, в подвал, мы прошли мимо выгравированного на одном из кирпичей в кладке знаки Нави- головы мертвеца, у которого из правой глазницы вылезало щупальце.

В помещении было не мнголюдно, за стойкой был неизменный бармен — невысокого роста худощавый парень, лысый, как коленка. Он сосредоточенно натирал кружки. Мы с милошем сели у стойки.

— чем могу быть полезен? — спросил бармен, окинув нас взглядом.

— ответами. — Милош красноречиво положил на стойку удостоверение.

— Я не гугл и не справочное бюро. — хмуро бросил бармен. — Тем более, помогать вам двоим себе дороже. Мне тоже хочется пожить.

— Тафталогия какая-то, — хмыкает Вук, — Нечисти хочется житть.

С громким стуком бармен поставил на стойку кружку, чем привлек к себе и к нам заодно не нужное внимание.

— Я вам помогать не буду. У меня семья, и если узнают, что я что-то вам рассказал, их убьют.

— А если не расскажешь, то убьют тебя и прямо сейчас. — Вук обворожительно улыбнулся.

А я молча положил на стойку перед барменом фотографию торса Виктора. При осмотре, наши ребята нашли интересное клеймо в районе пупка. Равнобедренный треугольник, внутри которого чаща и кость. Нагим такое раньше не попадалось, да и старые книги молчали.

Бармен кинул на фотку взгляд и, проморгавшись, произнес:

— Пиздец.

Мы подались ближе к нему.

— Почему пиздец? Кому? От чего?

Бармен окинул взглядом зал за нашими спинами, и еле заметно кивнул нам, чтобы мы прошли с ним в подсобку. Там, усевшись на колченогий стул, начал рассказывать:

— Вот вы оба вроде наших кровей, а ничего толком не знаете. Может, вам все таки стоит побольше бывать на родине? Тогда бы и вопросов таких не задавали. Это знак Недоли. И то, что я вам сейчас говорю, подведет меня под ее взгляд.

— Недоли? — мы с Вуком переглянулись. При чем тут небесная пряха, славянская богиня? На кой ляд ей понадобился наш Витек?

— Все, больше ничего не скажу. И так ляпнул больше, чем нужно.

Мы вышли, я закурил, облокатившись на капот внедорожника. Странно. Очень странно. Богиня, чьим знаком был помечен умерший, никогда не была замечена в темных делишках. Ну как, не была замечена. По сути, она являлась темным божеством, одной из трех небесных прях. Макош — мать сестер Доли и Недоли. Доля держит в руках изумрудную прялку, прядет жизнь человека, стараясь делать ее ровной, стабильной, и полной счастья и удачи. Правда, у нее это не всегда удается, но все же. Она знает дату рождения и смерти каждого человека в Прави.