Так как наш Цезарь… приказывает возделывать все участки земли, которые пригодны для оливок, виноградников и зерновых культур, то благодаря его предусмотрительности каждому дается право занимать даже те участки, которые находятся в пределах сданных в аренду центурий сальтуса Бландианского и Удемского и в тех частях, которые в сальтусах Ламианском и Домицианском… и не обрабатываются арендаторами. Тем, кто займет (эти земли), удастся то право пользования и передачи по наследству, которое предусмотрено законом Адриана о пустопорожних землях и о таких, которые остались невозделанными в течение десяти лет… Кто займет участки, заброшенные арендаторами, даст обычную третью часть собранного… С маслин, которые кто-нибудь насадит или привьет к диким маслинам, в течение ближайших десяти лет не будет взиматься никакая часть плодов с остальных — в течение первых семи лет, и только с тех плодов должна; уплачиваться доля, которые будут проданы владельцем. (Избранные латинские надписи. ВДИ. 1955. С. 226–227).

До нашего сведения дошло, что некоторые лица, получившие патримональные имения, выселяют оттуда исконных колонов и на их место сажают собственных рабов и других колонов. Поэтому мы настоящим эдиктом устанавливаем, что те, кто впредь попытаются сделать что-либо подобное, будут лишены этих владений (Codex Justinianus. XL 63, 3).

Колон — это тот, кто арендует на определенное время, а по окончании аренды остается, молчаливо продляя договор, ибо считается, что если господин разрешает ему оставаться в имении, то он сдает (землю) на тех же условиях, и такого рода договоры не должны оформляться ни словесно, ни документами, а действительны при простом согласии.

Тот, у кого будет найден принадлежащий другому колон, должен не только вернуть его туда, откуда он родом, но и заплатить за него подушную подать за то время, которое колон у него находился. А самих колонов, которые вздумают бежать, следует заковать в кандалы как рабов, чтобы в наказание заставить их рабским способом выполнять обязанности, приличествующие свободным людям. (Codex Theodosianus. V. 17, 1).

Если кто-либо решит продать или подарить имение, он не имеет права удерживать у себя колонов для перевода их в другие места. Те, кто считает колонов полезными, должны или удержать их вместе с имением, или — если разуверились в выгоде имения — должны оставить их (там), чтобы очи принесли пользу другим. (Codex Theodosianus. XIII. 10).

Если кто переманит или скроет у себя чужого колона, то обязан уплатить 6 унций золота, если это колон частного владельца, и фунт — если это колон царского имения. (Codex Theodosianus. V. 9, 2).

Императоры Аркадий и Гонорий народу. Природным колонам никакие привилегии, никакая должность, никакой авторитет ценза не могут служить оправданием; но после отмены всего, что когда-либо выпрошено, они должны быть возвращены господину имения. (Codex Justinianus. XL 48, 11).

В своем бессмысленном гневе Гильдон поднял народы Мавретании, которые покоряют вершины Атласа, и тех, которые в глубинах страны переносят нестерпимый зной, и тех, землю которых орошает Киниф с его многочисленными излучинами. Тритон (озеро в Ливии), сосед садов Гесперии и Гир, знаменитая река Эфиопии, воды которой вводят в заблуждение, напоминая воды Нила. На призыв Гильдона прибежали нубийцы, с головами, украшенными стрелами, неистовые гараманты (жившие к югу от Нубии) и насамоны (племя в Большом Сирте, к юго-западу от Киренаики), которых не могли охладить страшные предсказания Юпитера Аммону.

Поля Нумидии полны ими. Облака пыли покрывают сиртов из Гетулии, и тысячи стрел затемнили небо Карфагена. Одни управляют своими скакунами палкой, другие одеты в рыжие шкуры львов и в останки неизвестных чудовищ, которые выкормила Мероэ в песчаных пустынях. Зияющие пасти змей служат им шлемами, чешуйчатая шкура гадюк покрывает их колчаны. (Claudius Claudianus. De consulatu Stilichonis. Lib. 1. Vers. 248–264).

Итак, ты видишь, брат Парменион, на чей счет надо отнести все трудности в достижении единства. Вы говорите, что мы, католики, вызвали солдат; но если так, то почему же в Проконсульской провинции тогда никто не видел вооруженных солдат? Туда явились Павел и Макарий, чтобы разъединить повсюду бедняков и каждого в отдельности призвать к единению. Но когда они приближались к городу Багаи, тогда другой Донат, епископ этого города, стремясь помешать единству и преградить путь упомянутым выше лицам, разослал глашатаев но соседним местам и по всем селениям и, провозглашая циркумцеллионов агонистиками (ревностными), пригласил их собраться в назначенном месте. И вот тогда было созвано сборище тех, чье безумие незадолго до этого было, воспламенено самими епископами. А когда такие люди до объединения бродили по разным местам и когда Аксидо и Фазир самими этими безумцами были названы вождями святых, никто не мог быть в безопасности в своих владениях. Расписки должников теряли силу: в то время ни один кредитор не мог свободно взыскивать долг, все были устрашены письмами тех, которые гордо называли себя вождями святых, а если кто медлил исполнить их приказание, то внезапно налетала безумная толпа и кредиторы со всех сторон были окружены страшной опасностью. В результате те люди, которых следовало просить о снисхождении, теперь, в смертельном страхе, сами должны были униженно просить. Каждый спешил лишиться даже самых больших долгов, и уже считалось выигрышем, если удавалось спастись от насилий. Даже дороги не могли быть безопасными, так как господ выбрасывали из экипажей и они должны были бежать впереди своих рабов, посаженных на места своих господ. По их решению и приказу рабы и господа менялись положением. Отсюда возникла вражда к епископам нашей партии, и тогда они, говорят, написали военачальнику Таурину, что такого рода людей нельзя исправить методами церковными, и поручили упомянутому военачальнику их проучить. Тогда Таурин, в ответ на их письмо, распорядился послать воинов в те районы, где обычно шатались и свирепство вали циркумцеллионы. В местности Октави многие были убиты, многие казнены, их могилы и доныне еще можно сосчитать по выбеленным алтарям или жертвенникам. Когда некоторых из них стали хоронить в базиликах, епископ принудил пресвитера Клара в местечке Суббулен уничтожить эти погребения. Впоследствии количество их возросло и у Доната из Багаи нашлось откуда собрать безумствующую толпу против Макария. Того же происхождения были и те люди, которые в стремлении к ложному мученичеству, сами на свою погибель вызывали на себя губителей. Были среди них и такие, которые бросались с вершин высоких гор в бездну. Вот из таких людей этот епископ Донат (из Багаи) набрал свои отряды. В страхе перед ними те лица, которые ведали казной для раздачи нищим, надумали, находясь в такой крайности, затребовать вооруженную силу от военачальника Сильвестра — не для того, чтобы учинить над кем-нибудь насилие, но чтобы воспрепятствовать силе, которую набрал второй Донат. Вот по этой причине и появились вооруженные воины. А что последовало за этим, то вы сами видите, кому можно и должно приписать все, что от этого произошло. Они имели там (в Багаи) бесчисленную толпу призванных, и, насколько известно, у них был заготовлен достаточный запас провианта; они превратили базилику как бы в общественный амбар. Они ждали прибытия тех, на кого бы могли излить свое бешенство. И они сделали бы все, что диктовало их безумие, если бы им не помешало появление вооруженных воинов. Когда перед приходом воинов были, как это обычно; делается, посланы квартирьеры, они не приняли их должным образом, вопреки предписанию апостола, который говорит: «Кому подать — подать, кому оброк — оброк, кому страх — страх, кому честь — честь. Не оставайтесь должником никому ничем». Посланцы тех лиц, имена которых ты с ненавистью поносишь, были избиты вместе со своими лошадьми. Следовательно, они сами научили, как надо с ними расправиться, став зачинщиком насилия: они научили, чему их можно подвергнуть.

Пострадавшие воины вернулись в свою часть, и все были огорчены тем, что претерпели двое или трое. Все были возбуждены, командиры не могли удержать разгневанных воинов. Так получилось то, что, как ты упомянул, стало препятствием для единения. (Optatus, episcopus Milevitanus Afer. De schismate donatistarum. III, IV).

Скопища потерявших разум людей по разным поводам нарушали покой невинных. Какой господин не был вынужден бояться своего раба, если он прибегал к защите этих людей? Кто осмеливался хотя бы угрожать разорителю и нарушителю порядка? Кто мог вызвать на суд какого-нибудь расхитителя имущества или должника, если он обращался к этим людям за помощью и защитой? Под страхом дубинок, пожаров, немедленной смерти уничтожались таблички (документы) на худших рабов, чтобы они могли уйти на свободу. Отнятые долговые расписки возвращались должникам. Все, кто пренебрегал их грубыми словами, принуждались выполнять их приказания еще более грубыми бичами. Дома невинных людей, которые возбуждали у них недовольство, они сравнивали с землей или сжигали. Некоторые отцы семейств знатного происхождения и благородного воспитания или чуть живыми спаслись после их избиений, или оказались привязанными к жернову и должны вращать его, подгоняемые бичами как презренный скот. Какую помощь могли оказать против них законы или гражданские власти? Какой чиновник не терялся в их присутствии? Какой сборщик взыскивал то, чего они не хотели? Кто осмеливался мстить за людей, которые погибли от их побоищ, если только кто по своему безумию не навлекал на себя их казни, когда одни, чтобы вызвать против себя мечи этих людей, сами угрожали им смертью и получали за то их смертельный удар, другие добровольно приводили себя к смерти, бросаясь в пропасти, или воду, или огонь, и обрекали души свои на вечную погибель за то, что кончали жизнь самоубийством. (Augustinus, episcopus Hipponensis. Epist. 185. 4, 15).