Шрифт:
— Кого я вижу! — не совсем твердо держась на ногах, умилился Сергей Филиппович. — Вот это телепатия, так телепатия. Я ить о тебе с утра думал, послать уж хотел… Честное слово! — Он, озаботясь, посмотрел на дверь, подождал и спросил: — Ты в единственном числе, что ли? Никого с тобой нет?
— Чевой-то ты такой, — настороженно, даже недовольно сказал Шематухин, никогда не видевший Сергея Филипповича в таком расхристанном состоянии. Ну, один. Кому-то надо вкалывать.
— Ишь, какой, — надулся Сергей Филиппович, — Начальство. На, хоть побрейся…
Протянул Шематухину электробритву, показал на розетку и снова стал беспорядочно рыться в ящиках шкафа.
Шематухину это не понравилось, но и лезть на рожон он не собирался — не он тут хозяин. Он взял с электробритвы колпачок, брезгливо подул на щетки и начал бриться. Он то и дело бросал короткие взгляды на Сергея Филипповича, недоумевая, почему тот кажется ему захмелевшим — мужик, об этом знает вся деревня, непьющий.
— Телеграмму получил вчера, — словно угадав, чем мается Шематухин, сказал Сергей Филиппович. — Теща померла. Сегодня с Настасьей вылетаем. В восемнадцать ноль-ноль самолет…
— Это чего ты, Филиппыч? — сразу вернувшись к своим заботам, вопрошающе уставился на дядю Шематухин. — Обратно-то когда?
— В том-то и дело, отпуск у меня, — счастливо потер руки Сергей Филиппович. — Оттуда, чуешь, до Крыма три часа… Путевка, вот она. Два года ждал ее, миленькую…
Сергей Филиппович нежно разгладил лежавшую на столе синенькую бумажку, улыбнулся, не желая замечать испуганного, умоляющего взгляда Шематухина.
— Да как же с нами? — не выдержал Шематухин.
— С вами? С кем это, с вами? — Сергей Филиппович изобразил на лице ужас. — С твоей шпаной?
— Полегче на поворотах, — круто сказал Шематухин. — У меня, можно сказать, академия наук работает. Я из них все соки выжал, понял? Объект экстра-класс, такого больше вам никакой дурак делать не будет. Так что деньги на бочку.
— Бачу, дюже сердитый и справедливый хлопец, — сказал Сергей Филиппович. — Раз так, все будет в норме. Я ведь не зря тебя спросил, есть с тобой кто или нет. От ваших денег во как надо избавиться, они у меня третий день в сейфе лежат.
Сергей Филиппович открыл сейф, достал ведомости и амбарные книги, взял стопку денег и со всем этим хозяйством уселся за стол.
Меж тем Шематухин тихонько дотянулся до стакана, стоявшего на подоконнике, заглянул внутрь, услышал запах коньяка и испугался. Чудится, что ли?
— Я когда раз в год захочу выпить, то отравлять себя не желаю. — Сергей Филиппович видно уловил замешательство Шематухина. — Как это у вас, блатных, поется: «Пить — так коньяк, спать — так с королевой». Верно, едрена корень, сказано… А то нальются этой бормотухи, как клопы, аж смотреть тошно.
Оформив какую-то бумагу, Сергей Филиппович нагнулся, поднял откуда-то из-под стола початую бутылку коньяку. Повернулся к Шематухину.
— Давай лампадку, — сказал. — За тещу мою надо. Все на тещ жалуются, анекдоты про них травят, я ничего худого про свою не скажу.
Шематухин, соглашаясь, кивнул, с непривычки мучительно выцедил коньяк, задержал дыхание.
— Такой напиток и без закуски можно, — сказал Сергей Филиппович. — В нем все есть, что организму требуется. А теперь, — посуровел он, придвинув к Шематухину бумаги. — Теперь распишись и получай.
— На всех? — спросил Шематухин.
— А как иначе? Вас восемь человек.
— Но…
— Ну вот, если поровну, тысяча шестьсот двадцать три рубля двенадцать копеек на рыло. В целом двенадцать тысяч девятьсот восемьдесят четыре рублика с копейками. Если ты там свою бухгалтерию вел, выдавай как хошь. Только чтоб сюда, в правление, правду искать не ходили, понял? Работа, конечно, плевая, проще не придумаешь. Основная выплата — за нулевой цикл, понял?
— Чего тут не понять.
Почувствовал, как на лбу выступила испарина — что ни говори, коньяк, — Шематухин взял протянутую авторучку и расписался в двух местах.
— Есть куда положить? — вскинул на него тоже заблестевший испариной лоб Сергей Филиппович.
Он принялся считать деньги, вернее, не деньги, а пачки, сначала зеленые — с трешками, потом синенькие — с пятерками. После этих мелких пошли покрупнее. Червонцы и четвертные, под конец опять стали взмелькивать зеленые.
Стараясь не дышать на Сергея Филипповича, Шематухин наклонился над столом, разглядел, что было в последних зеленых пачках — то были полсотенные в отличие от захватанных, крученых и с трудом разглаженных трешек почти новенькие, чистые.