В черновиках песни есть и такой вариант: «К нам этих двух привел с собою и сказал: / “Они со мной, налейте им, ребята!”» /1; 407/.

Очень похоже, что эти двое и есть те самые Бурка плюс «кто-то» из «Сивки-Бурки», так как в обоих случаях они явились причиной того, что главный герой попадает либо на каторгу, либо в тюрьму, то есть лишается свободы (год спустя, в посвящении «Хотя до Малого и МХАТ-pa…», эти персонажи встретятся еще раз: «А двух агентов Управленья / Патруль отправит в бельэтаж»; АР-9-137).

Примечательно также, что строка «Он слишком рано нас похоронил» из «Песни про стукача» отзовется в «Приговоренных к жизни» (1973): «Но рано нас равнять с болотной слизью — / Мы гнезд себе на гнили не совьем! / Мы не умрем мучительною жизнью, / Мы лучше верной смертью оживем!»99.

В таком свете закономерно, что «Песня про стукача» была одной из самых любимых у Высоцкого. Писатель Андрей Синявский рассказал о его концерте 15 ноября 1964 года в гостях у Юлия Даниэля [326] : «Как-то — это было еще до ареста — мы собирались ехать на день рождения к Даниэлю. Даниэль — мой большой друг, впоследствии — подельник. И вдруг буквально вечером уже выходим, телефона у нас не было — вдруг звонок. Пришел Высоцкий в гости. Что же делать? Мы решили просто взять его к Даниэлю. Одновременно это был бы как подарок Даниэлю, потому что когда приходит Высоцкий, невозможно, чтобы он не пел, не рассказывал.

Приехали мы к Даниэлю вместе с Володей Высоцким, там было очень много народу. <…> И даже были какие-то незнакомые мне люди, я немножко опасался за Высоцкого. Мы с ним так перешептались, так сказать, или как-то перемигнулись. <.. > Весь вечер он держал в руках всех, потому что он пел, но через каждую песню он пел одну песню — песню о стукаче — “В наш тесный круг не каждый попадал, но вот однажды — проклятая дата…” Буквально через каждую песню, — давая понять, что если кто-нибудь здесь настучит, его убьют. (Смеется.) Это было очень здорово» [327] .

В песне «Правда ведь, обидно» (1962), как и в «Сивке-Бурке», героя продает его друг, поэтому тот не стесняется в выражениях: «Правда ведь, обидно — если завязал, / А товарищ продал, падла, и за все сказал: / За давнишнее, за драку — все сказал Сашок, / И — двое в синем, двое в штатском, черный воронок… <…> На суде судья сказал: “Двадцать пять! До встречи!..” / Раньше б горло я порвал за такие речи! / А теперь — терплю обиду, не показываю виду. / Если встречу я Сашка, — ох, как изувечу!».

Точно так же назван предатель в «Сивке-Бурке»: «И тогда у Бурки, падла, появился кто-то <…> И однажды Бурка с кем-то вдруг исчез навеки — / Ну а Сивка в каторгу захромал» [328] . Негативно охарактеризованы и те, кто посадили Сивку: «Закатали Сивку, падлы, в Нарьян-Мар» [329] .

Аналогичным образом описывается арест в песне «Мать моя — давай рыдать»: «Открыли дверь и, падлы, сонного подняли» [330] . А на темной фонограмме «За хлеб и воду» (май 1965) зафиксировано следующее исполнение одноименной песни: «Освободили, падлы, раньше на пять лет, — / И подпись: Ворошилов. Георгадзе». Этим же словом названы начальник МУРа в песне «Я был душой дурного общества»: «И гражданин начальник Токарев, падла Токарев, / Из-за меня не спал ночей» [331] ; власть в целом — в песне «Потеряю истинную веру…»: «Отберите, падлы, орден у Насеру» [332] ; и ставший стукачом друг героя в «Песне про стукача»: «А он, назавтра, падла, продал всех подряд. / Ошибся я — простите мне, ребята!» [333] . Поэтому герой мечтает ему отомстить: «Ведь это я привел его тогда, / И вы его отдайте мне, ребята!» (так же как в песне «Правда ведь, обидно»: «Если встречу я Сашка — ох, как изувечу!»).

Процитируем также реплику Высоцкого, сказанную им Аркадию Львову после концерта в Квинс-колледже (Нью-Йорк) 19 января 1979 года: «В Квинсе после концерта он увел меня в сторону и сказал: “Здесь полно сексотов. Знаешь, Феликса сняли. Падлы!”. Феликс Дашков — капитан черноморского лайнера — наш общий друг» [334] .

Что же касается мотива предательства, то он встречается и в песне «Я был душой дурного общества» (1962): «Ни разу в жизни я не мучился / И не скучал без крупных дел, / Но кто-то там однажды скурвился, ссучился [335] , / Шепнул, навел, и я сгорел».

Заметим, что герой не знает, кто именно на него «навел», и поэтому называет этого человека «кто-то». И в песне «На мой на юный возраст не смотри…» (1965) он пытается догадаться, из-за кого же, собственно, попал в тюрьму: «На мой на юный возраст не смотри, / И к молодости нечего цепляться, — / Христа Иуда продал в тридцать три, / Ну, а меня продали в восемнадцать. / Христу-то лучше — всё ж он верить мог / Хоть остальным одиннадцати ребятам, / А я сижу и мучаюсь весь срок: / Ну, кто из них из всех меня упрятал?».

Рассмотрим еще одно произведение на эту тему — «Песню про попутчика» (1965). Здесь человек, с которым знакомится лирический герой, также оказывается стукачом [336] : «Он спросил: “Вам куда?” — “До Вологды”. / “Ну, до Вологды — это полбеды” / Чемодан мой от водки ломится. / Предложил я, как полагается: / “Может, выпить нам, познакомиться? / Поглядим, кто быстрей сломается!” / Он сказал: “Вылезать нам в Вологде. / Ну, а Вологда, это вона где!”. / Я не помню, кто первый сломался. / Помню — он подливал, поддакивал… / Мой язык, как шнурок, развязался: / Я кого-то ругал, оплакивал. / И проснулся я в городе Вологде, / Но — убей меня! — не припомню, где».