По скользкой лестнице внутри башни мы с Женей поднялись на поверхность земли. Когда я вышел из сеновала, у меня закружилась голова. Наверное, я слишком устал за последние дни. А может, голова кружилась оттого, что здесь, на поверхности земли, был такой свежий утренний воздух - не то, что в затхлом подземелье. Или потому, что чистейший свет, разлитый над лесом по восточному небосклону, слепил меня своей прозрачной бездонностью.

Когда я снова почувствовал себя легко и уверенно, я увидел, что слабые тау-цветные оттенки из всего, что меня окружало, совершенно исчезли.

Я видел, как видел прежде! Как все!

У меня было такое ощущение, как будто я после очень долгих странствий вернулся домой. Я поднял голову. Над зелеными, близкими и далекими лесами светилась огромная бледно-палевая заря. А над ней простиралось хризолитовое, а выше бирюзовое, а еще выше, над самой головой, синее небо!

Мы с Женей медленно пошли по старой, заросшей дороге.

Девочка молчала, смотрела по сторонам, словно кого-то надеялась увидеть. У нее было такое выражение лица, как будто она что-то пыталась вспомнить.

И до чего ж она была бледна и худа. Огромные глаза да торчащие ключицы. А на скулах шершавые, розоватые лишаи.

Мы шли с ней медленно, просто так, пока "оживителей" воды извлекали из подземелья и пока там, в сеновале, что-то выясняли и уточняли. Вокруг было очень тихо. С каждой минутой лес и окрестные поляны становились светлей и теплей. На деревьях давно уже щебетали и кричали птицы. А в близкой деревне орали петухи.

– Сейчас май?
– вдруг спросила она.
– Или какой месяц?

– Уже июнь. А что?

– Просто так... А как вас зовут?

– Костя. Фамилия - Дымкин.

Мы с ней отошли от мрачного тяжелого сеновала метров на двести.

– Когда тебя украли?
– спросил я.

– Давно, - ответила она и задумалась.
– В том году, а может, и раньше. Тогда тоже было лето... Я купалась, а потом пошла домой. И брат Диомид позвал меня в свою машину... А когда мы отсюда домой уедем? Я уже маму плохо помню, - виновато улыбнулась она.
– Вспоминаю, вспоминаю...

– Скоро. Часов в восемь сегодня утром ты будешь дома!
– улыбнулся я ей.
– А где же ты жила?

– Теперь? Или давно?

– Где тебя прятали?

– Под полом у брата Диомида. Там есть маленькая комнатка. А двери из толстых-толстых белых досок. Он меня давним летом завел туда, и я там все время жила. И еще там Оля была. Она там еще раньше меня жила. Мы с ней в куклы играли или вышивали. Но ее брат Диомид с миром отпустил домой, и я осталась одна.

– Страшно было?

– Скучно... Да и страшно, когда брат Диомид свет выключал.

До заросшей дороги мы по кругу не дошли метров пятьдесят.

По этой дороге, снизу из туманной низины мчался мотоцикл.

Еще не поравнявшись с нами, мотоцикл остановился...

(Я увидел, как по той же дороге из низины, словно сумасшедший мчится, высунув язык, Джек...)

С заднего сиденья мотоцикла соскочила девушка, остановилась, замерла, глядя на нас.

Мотоциклист покатил к сеновалу.

– Это Лариса, - улыбаясь, глянув на меня, спокойно сказала Женя.
– Моя сестра.

Я и так видел, что это Лариса.

Она бежала к нам.

– Женька!!. Женя!..
– побледнев, закричала она.
– Неправда! Неправда!..
– Подбежала, схватила ее в объятия...

А девочка улыбалась и не по-детски сдержанно смотрела на Ларису с выражением снисходительного удивления. Сквозь ее наивную доброту и спокойную улыбчивость просвечивало все ее непонимание невероятности происходящего: очевидно, она всегда была уверена, что такая встреча обязательно произойдет.

А вокруг, радуясь не меньше нас, носился Джек.

Я только теперь обратил внимание, что Лариса в ярко-зеленом, с изумрудными отливами платье. Да, волосы у нее каштановые, золотисто-умбровые. Цвет лица - персиковый. А глаза!.. Зеленые, каких я никогда не видел. Зеленые, небесно-зеленые - такой иногда бывает средина весенней зари...

У меня снова возникло такое ощущение, как будто я только что вернулся домой из далеких и долгих странствий.

– Лариса, - сказал я, - когда ты подбежала к нам, я вспомнил, что ты говорила мне о ней, о Жене. А до той минуты и не догадывался, что это именно она и есть.