– Не найдут, - успокаивал его Овид.

– А робот ваш не опасный?
– к Хоме с самого начала Гриша отнесся недоверчиво. Его беспокоил непонятный механизм, и он старался обходить табурет стороной, что сделать в тесном фургоне было трудновато.

Хома, понимая ситуация, прикинулся на время бессловесной деревяшкой и скромно стоял в углу, хотя я-то видел, каких усилий ему это стоило.

В один момент у меня возникло желание прекратить розыгрыш и сказать наконец Грише правду, но я боялся, что разочарование будет слишком велико, а, что ни говори, от Гриши в этом мире зависело очень многое.

Солнце, не заслоняемое высокими домами, медленно опускалось на западе, где издалека угадывалась река. В пыльной траве у обочины грунтовой дороги стрекотали кузнечики. Вечер выдался тихий и несуетливый. В Нахаловке продолжал орать магнитофон, видимо, там гулянка продолжалась вовсю, потому что к музыке примешались и нестройные голоса, пытающиеся подпевать.

Обитатели бомжатника по одиночке и маленькими группками возвращались из города, таща, кто мешок, набитый бутылками, кто авоськи с продуктами. Скоро в хибарках зажглось электричество, которое аборигены воровали, подключаясь напрямую к проводам. Жители Нахаловки были не против.

Я вернулся в фургон и еще раз перебрал осколки зеркала.

Сейчас для меня не было более ценных предметов. Я так боялся их потерять, что, даже ложась спать, клал замшевый сверток рядом с кроватью. Наверное, эта приобретенная в последнее время привычка и не дала им пропасть в ту ночь.

Проснулся я часа в три.

Еще не рассвело, луна зашла за горизонт, и в чернильной темноте невозможно было рассмотреть даже собственной руки.

Кузнечики за стеной фургона звенели так, что заглушали иногда Гришино похрапывание.

Удобнее переложив подушку, я перевернулся на другой бок и вдруг увидел, как луч фонарика метнулся по потолку, проникнув через маленькое окно. Потом послышались осторожные шаги и сиплый шепот:

– Двое вон в тот проулок. Буценко к оврагу. Остальным оставаться пока на месте.

Сон сдуло, как будто меня окатили холодной водой. Я вскочил на нары и выглянул в окно.

На улице копошились неясные тени.

Сколько человек толпилось снаружи, было не разглядеть. Ясно одно, что много. В короткой вспышке света блеснул золотистый кантик погон.

Милиция!

Я растолкал Гришу и Овида.

– Облава, черт!
– выругался сразу понявший, в чем дело, Гриша. Давненько не было. Ну теперь держись!

Дверь фургона пнули. Облава началась.

Я схватил свой заветный сверток, Овид с лязгом обнажил шпагу, Хома вертелся под ногами, больно стукая по коленям.

Дверь открывалась наружу, и нападавшим долго не удавалось сорвать ее с петель.

Ждать, когда в фургон ворвется милиция, не имело смысла, поэтому решительный Овид сам выбил защелку и, не давая врагам опомниться, рванулся на улицу. Мы побежали следом.

Отбиваясь от цепких рук и спотыкаясь, я мчался за Овидом. Длина шпаги внушала уважение, и к Овиду милиционеры старались не приближаться. Через минуту я понял, что он направляется к оврагу.

У оврага нас поджидал бдительный Буценко.

Милиционер стоял на краю обрыва, как вратарь, расставив руки и пригнувшись.

Овид обежал его слева, я - справа, и лишь один Хома пошел напролом.

Уже скатываясь по крутому склону, я услышал костяной стук и вслед за этим заячий вопль милиционера, а потом мы еще с полчаса пробирались чахлым леском до загородного шоссе.

Оставаться во Втором Реальном стало опасно.

На этот раз поляна у Коллектора встретила нас сумрачным деньком. Было такое впечатление, что вот-вот пойдет дождь.

Изрядно промучившись всю ночь во Втором Реальном - вход в здание с комнатой перехода был закрыт до начала рабочего дня - я и даже Овид чувствовали себя утомленными, и лишь один Хома был по-прежнему бодр и готов к новым приключениям.

Я не рассчитывал, что мне дадут отдохнуть у Коллектора, но Овид, встретившись с очередным послушником, несущим караул, отправился с ним к дальнему краю поляны и неожиданно исчез, словно провалился в какую-то дыру.

Поняв, что он вошел в невидимую для меня дверь и возможен перерыв, я лег прямо на траву и тут же уснул, благо, что погода, несмотря на облачность, оставалась теплой.

Как выяснилось позже, проспал я часа три. Овид, вернувшись на поляну, меня будить не стал и вздремнул сам - нам предстояло новое путешествие.

Зная, что расспрашивать Овида о чем-то таком, что он сам не захочет рассказать, бесполезно, я не стал допытываться о причине его долгого отсутствия. И без этого было ясно, что, если мне дали возможность отдохнуть, следующее путешествие будет не из легких.