Шрифт:
Расширенные сравнения. До сих пор описываемые аналогии были простыми: A относится к B так же, как C относится к D. Но Сократ ценит и более сложные сравнения. Они помогают прояснить абстрактную идею, шаг за шагом сопоставляя ее с идеей конкретной. Пример такой аналогии находим в «Протагоре», где Сократ сравнивает знание с пищей и следует этой параллели в нескольких пунктах.
Протагор, 313c–e
– Но чем же питается душа, Сократ?
– Знаниями, разумеется, – сказал я. – Только бы, друг мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те купцы или разносчики, что торгуют телесною пищей. Потому что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради продажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те, что развозят знания по городам и продают их оптом и в розницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем торгуют, но, может быть, друг мой, из них некоторые и не знают толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души; и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь случится кто-нибудь сведущий во врачевании души.
Сократ раскрывает сходства двух вещей последовательно, одно за другим, показывая их подобие. Обратите внимание, что такая аналогия ничего не доказывает. Тот факт, что знания в чем-то похожи на пищу, еще не означает, что соотносимые явления подобны и в других планах. Однако это утверждение становится все более убедительным по мере того, как число параллелей множится, и они делаются все ярче. Яркость, конечно, не аргумент, но воздействует как аргумент и может показаться даже убедительнее обычных аргументов. Поэтому ярких аналогий стоит остерегаться, помня, впрочем, об эффективности такого инструмента.
Сократ продолжает разговор об аналогии, но уже в противоположном ключе: он объясняет, в каком отношении она терпит неудачу.
Протагор, 313e–314b
СОКРАТ. Так вот, если ты знаешь, что здесь полезно, а что – нет, тогда тебе не опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни было другого; если же нет, то смотри, друг мой, как бы не проиграть самого для тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска в приобретении знаний, чем в покупке съестного. Съестное-то и напитки, купив их у торговца или разносчика, ты можешь унести в сосудах, и, прежде чем принять в свое тело в виде еды и питья, их можно хранить дома и посоветоваться со знающим человеком, что следует есть или пить и чего не следует, а также сколько и в какое время. При такой покупке риск не велик. Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придется, уплатив цену, принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для себя, либо с пользой.
Приведенный пример показывает, как, проведя аналогию, можно довести ее до крайней точки: там выяснится, что две вещи, во многих отношениях похожие, в конечном итоге различаются. Разумеется, то же самое утверждение можно было бы сделать, и не обращаясь к аналогии. Сократ мог бы просто сказать, что нужно тщательнее выбирать тех, кого вы решили послушать, поскольку, однажды ознакомившись с плохой идеей, перестать знать о ней уже нельзя. Однако аналогия придает силы, создавая контраст. Подумайте о том, насколько знания могут быть опаснее еды.
Можно добиться большей ясности, предложив собеседнику выбор из нескольких аналогий: не лучше ли данный предмет сравнивать не с этим, а с тем? Если два предмета схожи (или различны), то каким именно свойством? И снова хороший пример предлагается в «Протагоре». Сократ начинает:
Протагор, 329c–e
– Так вот это самое ты мне и растолкуй в точных выражениях: есть ли добродетель нечто единое, а справедливость, рассудительность и благочестие – ее части, или же все то, что я сейчас назвал, – только обозначения того же самого единого. Вот что еще я жажду узнать.
– Да ведь на это легко ответить, Сократ, – сказал Протагор. – Добродетель едина, а то, о чем ты спрашиваешь, – ее части.
– В таком ли смысле части, – спросил я, – как вот части лица – рот, нос, глаза, уши или же как части золота, которые ничем не отличаются друг от друга и от целого, кроме как большею либо меньшею величиною?
– Кажется мне, Сократ, что в первом смысле как части лица относятся ко всему лицу.
Аналогия требует уточнения. Сократ просит Протагора выбрать или то, или иное сравнение, и этот выбор заставляет его пояснить взаимосвязь между понятиями – в данном случае разными добродетелями. Выбор сделан: они похожи на части лица. Далее Сократ следует именно этой аналогии.
Протагор, 329e–330b
– Так, значит, – сказал я, – и мудрость, и мужество – это части добродетели?
– Совершенно несомненно, – ответил он, – притом мудрость – величайшая из частей.
– И каждая из них есть нечто особое?
– Да.
– И назначение каждая из них имеет свое собственное, как и части лица? Ведь глаза не то, что уши, и назначение у них не то же самое; и из остальных частей ни одна не похожа на другую ни по своему назначению, ни по всему остальному; не так же ли разнятся и части добродетели – как сами себе, так и по своему назначению? Разве не ясно, что это так, если действительно они сходны с тем, что мы привели в пример?
– Да, это так, Сократ, – согласился Протагор.
А я на это:
– Значит, ни одна из частей добродетели не совпадает с остальными – с знанием, справедливостью, мужеством, рассудительностью или благочестием?
– Не совпадает, – подтвердил Протагор.
Части добродетели подобны частям лица; но это значит, что части добродетели не сходны по своим функциям – точно так же, как не похожи глаза и уши. Эти два случая подобны в своих различиях.
Аргументирующие аналогии. Следует повторить: сравнение само по себе аргументом не является, однако оно может служить для выражения аргумента. В конце концов персонажи «Горгия», желающие выяснить, что же такое красноречие, начинают расспрашивать об этом самого Сократа. Он отвечает, что это скорее ремесло, нежели искусство, причем с сомнительной репутацией; такое заявление делается им по аналогии. Поваренное искусство, говорит он, делает пищу вкусной, даже если она вредна; это своего рода угодничество, в отличие, например, от врачебного искусства, лекарства которого действительно полезны, но не вкусны. Косметика или украшения – примеры такого же обмана: с ними люди выглядят здоровыми, даже если в действительности это не так; они нечестным путем добиваются результата, получить который по-настоящему можно только с помощью гимнастики. Таково же и красноречие. Сделав это заявление, Сократ, вопреки обыкновению, не просит собеседников заполнить пробелы в его аналогии: он делает это сам.
Горгий, 465c
СОКРАТ. Как украшение тела относится к гимнастике, так софистика относится к искусству законодателя, и как поварское дело – к врачеванию, так красноречие – к правосудию.
Сократ мог бы изложить свою точку зрения, и не обращаясь к аналогии, как он не раз делал прежде. Он мог бы сказать, что и ораторы занимаются угодничеством. Но аналогия укрепляет его тезис, поскольку предлагает яркую параллель, связывая абстрактное утверждение с простыми ощущениями, которые каждый испытывал сам. Аналогия воздействует на интуицию слушателя, то есть апеллирует к его органам чувств, а не к разуму. Кроме того, аналогия позволяет Сократу косвенно критиковать обсуждаемый предмет. Например, говоря об употреблении косметики, он выражается довольно резко: по его словам, это занятие «зловредное, лживое, низкое, неблагородное». Подобные нападки безопасны: ведь рядом нет мастеров этого дела, которые могли бы возразить. Но как только у собеседников формируется отчетливо негативное представление о косметике, все эти рассуждения без особых усилий переносятся на красноречие. А если между предметами устанавливаются параллели, то можно ожидать неприятных последствий. Приведенный отрывок нельзя назвать убедительным примером логики, но зато (и это весьма иронично) он является замечательным образчиком красноречия.