Раз в три месяца Джованни устраивал кровавую бойню. Это было настоящее представление, которое проходило в ночь полнолуния. Воинов разукрашивали черными и багровыми красками – цвета войны и смерти. А перед бойней выступали танцовщицы в откровенных нарядах с факелами на цепях и зажигали небольшие костры вокруг арены, чтобы осветить ее. Все это неизменно сопровождалось устрашающей и торжественной игрой на барабанах.

Это оказалось поистине завораживающее зрелище, за которое люди готовы были платить втрое больше. Тем более что у каждого зрителя теперь были свои фавориты, за которых они болели всей душой.

Инео обвел взглядом тренировочную площадку, где собрались около тридцати рабов, что провели в стенах арены больше девяти месяцев.

Адалар чертил на песке какие-то узоры короткой веткой. Он был известен публике тем, что был продан в рабство врагом, который украл его возлюбленную. Теперь же Адалар мечтал освободиться, чтобы отомстить недругу и вернуть свою любовь.

То была красивая история, будоражащая сердца и заставляющая сопереживать рабу и делать на него ставки.

Легенда, которую придумал Инео.

На самом деле этот пройдоха обесчестил дочь своего хозяина и пытался сбежать из его поместья, прихватив с собой фамильные украшения.

Джованни заставил Инео придумать легенды для всех рабов. Для кого-то, вроде Инео или Ахиги, ничего придумывать не пришлось. Находились и те, чью историю Инео просто приукрасил, добавив больше драмы, а для некоторых отъявленных мерзавцев он был вынужден придумывать душераздирающие истории на пустом месте.

Одним из таких был Фенрис. Он в красках рассказывал другим рабам о том, что первое убийство совершил, будучи двенадцатилетним мальчишкой, – удушил товарища голыми руками за кусок хлеба. В то время как по легенде был простым моряком и единственным сыном престарелой матушки, которая ждала его возвращения домой.

Инео посмотрел на Фенриса, который ковырялся своими толстыми, как сардельки, пальцами в ушах, а потом вытирал их об замызганную потом и кровью рубаху, и брезгливо поморщился.

По словам Джованни, ему осталось продержаться на арене два месяца, хотя рабовладелец открыто говорил о том, что не хотел бы отпускать его, и даже предлагал ему после освобождения остаться на арене в качестве младшего помощника. Инео лишь вежливо благодарил его за доверие, но сам планировал как можно дальше бежать из Тургота сразу после получения Вольной на руки.

На улице начало темнеть, и усталость взяла над ним верх. Он смотрел на тихо похрапывающего Ахигу и не понял, как уснул.

Во сне он увидел ее. Они снова были в лесу. Он сидел в тени старого дуба, прислонившись спиной к стволу, с этюдником в руках и делал карандашом наброски цветка, лежавшего рядом на большом плоском камне.

– Не забывай, рисунок должен быть предельно точным, – наказала ему девушка в светлом легком платье и с венком из полевых цветов на голове. На ее коленях лежала дощечка, поверх которой находился листок с готовым рисунком остролиста, пока она старательно записывала полезные свойства этого растения.

Инео отвлекся от наброска и залюбовался нежной красотой спутницы. Она склонилась над записями, и густые темные локоны выбились из-за уха, прикрывая часть ее лица. От усердия она высунула кончик языка и нахмурилась. Оголенные ноги были покрыты мелкими царапинками после прогулок в высокой траве, но это выглядело так естественно и трогательно, что Инео хотелось отбросить свои рисунки, броситься к ее ногам и осыпать поцелуями каждую ссадину.

Девушка так погрузилась в свою работу, что, когда в кроне дуба послышались соловьиные трели, она испуганно вздрогнула.

– Трусиха, – тихо усмехнулся он.

– Ничего не трусиха, – возмутилась она и показала ему язык.

– Трусиха, да еще и дикарка, – не унимался он.

Инео отложил этюдник и перевел на девушку насмешливый взгляд. Она исподлобья смотрела на него и злобно сопела, отчего ее ноздри раздувались, как у разъяренного быка, а потом набросилась на него, уронив на мягкую сочную траву. Она нависла над ним и начала щекотать. Сначала Инео пытался сопротивляться – правда, без особого энтузиазма – и громко смеялся. Но, когда девушка уселась сверху, все веселье сменилось волнительным трепетом. Он завел ее руки за спину и сел так, чтобы его лицо оказалось напротив ее.

– Говорю же, дикарка.

Ее дыхание участилось, а глаза заблестели.

– Неправда, – возразила она, даже не стараясь высвободиться из его хватки.

– Правда-правда, ты моя дикарка. – Инео обвил руками тонкую талию и уже собирался поцеловать, как девушка начала растворяться перед глазами, словно мираж.

Снова.

Сколько раз он видел подобные сны? Сколько раз просыпался в отчаянии, захлебываясь слезами? Он уже сбился со счета. Эти сны не давали ему ничего. За десять месяцев он так и не вспомнил, кто он и откуда, кто эта девушка. Реальна ли она или лишь плод его воображения?